— Чтобы учиться у тех, кто доказал, что смелость, упорство и цель — лучшие помощники на пути к успеху.

Это правда. Только в журналах о богатой и красивой жизни вдохновляет совсем не это, а фотографии заграничных домов, автомобилей и ювелирных украшений. Нет лучшего мотиватора, чем зависть, особенно когда доедаешь последний фиг с маслом.

— Значит, вы целеустремленная и ничего не боитесь? — Морозов немного подается вперед, разглядывая меня сквозь пристальный прищур. Возможно, я снова паникую, но в моем плане он точно не должен был смотреть на меня вот так: как на игрушку, с которой еще не придумал, что делать.

— По-моему, очень целеустремленная, — фыркает Цапля и, наконец, исчезает из поля зрения.

Правда, триумф праздновать рано, потому что Морозов тут же находит ей замену. Подзывает кого-то рукой, улыбается — и передо мной вдруг оказывается высокий темноволосый мужчина лет тридцати с небольшим. Его лицо кажется знакомым, но я не могу вспомнить, где его видела.

— Кстати, Катя, познакомьтесь: Кирилл Ростов. Уж о нем-то вы должны были слышать куда больше, чем обо мне.

Тот, кто не слышал о Ростовых, наверное, родился глухим от рождения. А тот, кто не знает в лицо самого завидного холостяка столицы, точно слепой. Но до последнего времени я мало интересовалась красивой жизнью и людьми, которые могут ее себе позволить. Когда сам живешь на последние гроши и, как любит говорит Машка, доедаешь последний хрен с солью, смотреть, как красотка покупает себе туфли «на раз» за сумму, на которую твоя семья сможешь «жировать» целый месяц — это добровольный мазохизм.

Я училась. В школе, на курсах, бегала на дополнительные занятия, ходила в секцию спортивной гимнастики. Я, как любая маленькая девочка, искренне верила своей матери, которая говорила, что ум, талант и упорство обязательно помогут мне стать человеком, выбиться в люди и жить лучше, чем все эти красотки с обложек журналов, потому что у них не будет самого главного — мозгов.

Реальность нагнала меня в момент подачи документов в МГУ.

Когда оказалось, что никому в общем не интересна ни моя золотая медаль, ни мои успехи на всех фронтах. И даже результаты моего ЕГЭ честно говоря, тоже. В этом мире правит другой бог, которому не очень интересна компания девочки с глупыми фантазиями и вечно урчащим от недоедания желудком.

Поэтому я не очень хорошо знала в лицо всех олигархов, но очень хорошо знала фамилию «Ростовы». Тем более, что несколько месяцев назад муж и жена погибли в какой-то ужасной автокатастрофе — и об этом до сих пор говорит вся страна.

И сейчас, глядя на одного из ее носителей, в моей голове металась одна-единственная мысль: он очень… странный. Он смотрит на меня, как будто я стою не в полуметре от него, а намного дальше, сама у себя за спиной, и чтобы рассмотреть меня повнимательнее, ему приходится подключать свою супер-способность и смотреть сквозь меня. Это очень странное чувство, от него мурашки по коже длинными очередями.

— Екатерина Белоусова, — представляюсь я и, как минуту назад с Морозовым, протягиваю руку.

Ростов просто смотрит на нее, как будто я вырвала самый уродливый цветок из икебаны на столе и решила проткнуть им известную личность. Ожидание тянется так долго, что мне начинает казаться, что кровь отлила от пальцев — и они уже начали медленно отмирать. Но мужчина все-таки пожимает руку и спокойным голосом без намека на эмоции представляется:

— Кирилл Ростов. Рад знакомству.

Это рукопожатие длится всего пару секунд, и мужчина резко бросает мою ладонь, как будто с ней что-то очень не в порядке, и он боится подхватить заразную болезнь. Но при этом, когда я в полном непонимании заглядываю ему в лицо, Кирилл совершенно ослепительно… улыбается.

Мы знакомы тридцать секунд, но этот человек вызывает у меня желание больше никогда в жизни с ним не пересекаться.

— Мне тоже очень приятно, — машинально отвечаю я, краем глаза разглядывая Морозова.

Зачем он свел нас? Это же нарочно. Я так откровенно подкатывала к нему, что даже Цапля это поняла, а он, вместо того, чтобы воспользоваться моим предложением, сует меня под нос другому мужику.

Или я вдруг начала себя накручивать и видеть то, чего нет?

— Мне нужно поговорить с Игнатьевым, — перебивает мои мысли Ростов и быстро уходит, как будто тоже чувствует себя неловко в моей компании. А это просто невозможно, потому что в этой сказке он, а не я — принцесса в неприступной башне.

Когда Ростов уходит, я снова перевожу взгляд на Морозова, но он лишь пожимает плечами, желает мне хорошего вечера — и просто уходит. Вот так, поворачивается спиной и, не сказав ни слова, уходит. И, кажется, снова к той Цапле, которая тут как тут — не растворилась в толпе, как мне казалось, а просто отступила на подходящее для новой атаки расстояние. Несколько минут я прихожу в себя, приканчивая уже четвертый бокал шампанского, пытаюсь понять, что я сделала не так и что это вообще было, а потом нахожу взглядом Машку. Она здесь официально «неофициально», потому что ее папик давно женат — и один намек на развод сделает его беднее на пару миллионов долларов. Поэтому Машка здесь просто «чья-то спутница» и держится подальше от благодетеля. Мне приходится выразительно на нее таращиться, чтобы привлечь внимание. На ее вопросительный взгляд делаю лицо «хуже не бывает». Это же Машка, у нее всегда есть запасной план. Но на этот раз она одними губами говорит «извини» и делает вид, что увлечена разговором с каким-то красавчиком, который, судя по виду, тоже чей-то любовник.

У меня шумит в голове. И чем больше я пытаюсь откреститься от этого назойливого шума, тем больше в нем чудится навязчивый шепот: «Какого черта ты тут делаешь?» Я пытаюсь отбиваться от него, но голос становится все громче и громче, и в конце концов начинает казаться, что он шепчет мне сразу в оба уха.

Не нужно было пить.

Не нужно было корчить из себя Золушку и приходить на бал в поисках принца.

И единственный способ избавиться от этого звука — сбежать от него. Да, бессмыслица — как можно сбежать от шума в собственной голове? Но видимо четыре бокала шампанского на голодный желудок дают о себе знать, и то, что на свежую голову казалось бы бредовой идеей, теперь выглядит как «вполне работоспособный план».

На этот раз я уже не крадусь темными коридорами. Всем плевать, кто ты, когда выходишь. Если бы я стащила чей-то телефон, никто бы не стал проверять меня на выходе. Никому и в голову не придет, что крысы могут нагло пировать на кошачьем балу. Ну а Золушки точно не протягивают руки к чужому сокровищу: для этого мы слишком невинны.

Суровая правда жизни: если бы я выпила еще один бокал, я бы обязательно украла чей-нибудь телефон. Потому что мне он не по карману и никогда не будет по карману, а тупая курица, которая не найдет свой айфон, завтра купит новый.

Как мало нужно, чтобы рухнули социальные барьеры: всего-то подышать углекислым газом, который выдыхают богемные легкие, и подхватить неизлечимый вирус «хочукрасивожить».

Уже в такси, куда я попадаю вообще непонятно как, вдруг опускаю взгляд на ноги.

И начинаю хохотать как ненормальная.

Все-таки этот вечер был не совсем бессмысленным.

По крайней мере Золушка потеряла на балу свою туфельку.

Остается вернуться домой, заснуть и утром увидеть на пороге прекрасного принца.

— Ты понимаешь, что такие мероприятия не случаются каждый день и второго шанса подцепить Морозова может уже не быть? — возмущенно шипит мне на ухо Машка, когда мы сидим на скучной лекции.

Профессор как раз поднимает взгляд над очками именно в нашем направлении, так что я еще старательнее начинаю делать вид, что записываю каждое его слово. И в качестве «бонуса» мило улыбаюсь. Ему немного за сорок, он не симпатичный и у него очень-очень злая жена, так что эти случайные улыбки — что-то вроде инвестиции в свою будущую беспроблемную сдачу экзамена. Я уже не делаю прошлых ошибок и в моем мире больше нет места иллюзиям.