Шестая рота была послана на три дня на заготовку дров в тайгу. Но не за пятьдесят километров, как было написано в приказе, а за пятнадцать. Это позволило возить туда три раза в день пищу, приготовленную в столовой первого батальона. Согласно же приказу, рота должна была готовить еду на месте, из взятых с собой продуктов. Выданные продукты пошли в общий полковой котел, за исключением тридцати килограммов мяса и трех масла, которые были пущены на приготовление коронного банкетного блюда — жаркого с картошкой…

На отдельном столе в кухне выстроились три десятка трехлитровых стеклянных бутылей с в меру разбавленным спиртом.

Почти все в штатском, офицеры стояли группками и от нетерпения молчали. Многие выпили перед приходом, другие были совершенно трезвыми. Играла музыка, певица приятным голосом пела красивые песни времен войны. Елка, которую разведвзвод танкового батальона весь вчерашний день выбирал в тайге, была прекрасна — такая пушистая и нежная, царственной формы, все подходили погладить иголки. Помигивала разноцветная гирлянда, дело рук связистов. Нарядно одетые женщины, с праздничными прическами и приятно надушенные, стояли отдельно, оживленно болтали и громко смеялись.

Без пяти двенадцать вошли командир полка и начштаба.

— Садимся, товарищи! — объявил Белоус, растирая уши. — Опаздывающих не ждем! Они задержатся немного. Звонили. — И добавил, подмигнув женщинам: — Чтоб служба медом не казалась!

Товарищи быстро и без суеты произвели маневр и через минуту все уже сидели. Самые инициативные разливали водку.

— Э-э, нет! Так не пойдет! — воскликнул полковник, поднимаясь. — Лейтенанты, вы чего уселись отдельно? Нечего тут устраивать клуб интеллигенции! А ну-ка, сядьте вы сюда, а вы сюда! Корх, Оверьянов, марш за тот стол! Сырец, Горченко, Бабошин — вон туда! А вы туда… Быстро, быстро!

Улыбаясь, он обвел глазами зал.

— Разрешите произнести тост. Мне радостно видеть вас здесь, не в форме, в дамском обществе. И весь наш народ может мирно праздновать Новый год. Так выпьем же, товарищи офицеры и наши очаровательные женщины, за этот мирный покой, за нашу Советскую Армию, за мир! Хотя, вроде бы, нам и деньги платят за то, чтоб мы стреляли… С Новым годом!..

Позвонил начальник караула, лейтенант Жмур.

— Все в порядке, уехали?

— Да не рыпайся ты! — не разжимая зубов, сказал дежурный по части. — В штабе еще. Предупреди дежурного по парку, чтоб не понтовался. Все, я позвоню!

Помощник, лейтенант Замойский, беспрерывно выглядывал в коридор и злился.

— Ну, ты подумай! У дурака и шутки дурацкие! Из-за этого хера не встретим как положено Новый год! Потом весь год будет таким же задроченным! Ну, ты подумай!

В три минуты первого подполковник Селиванов вышел из кабинета.

— С Новым годом, товарищи! Мы поехали. Теперь можно и рюмочку выпить, не запрещается!

Выпей, выпей, подумал часовой у знамени, знал бы, сколько людей тебя сейчас клянут, дармоед сучий!

— С Новым годом, товарищ подполковник! — ответил капитан…

Телефонист на коммутаторе почти крикнул в заранее снятую трубку:

— Уехали, бляди!..

Помощник дежурного по части бросился к секретному сейфу и достал две бутылки водки и вскрытую банку китайской тушенки…

Начальник караула крикнул:

— Николаев, я в штабе! Кто позвонит — проверяю караулы!

И выскочил из караулки…

— Хоть с опозданием, но с Новым годом, ребята! — обратился к лейтенантам дежурный по части…

Все выпили, и он добавил:

— Теперь главное, чтоб ЧП не было… Да «Урал» не забыть послать в три часа на «Б». Может, какому пьяному дураку вздумается проверить вверенное подразделение…

Батарея действовала без шума и слаженно.

Костюков подключил старенький, отремонтированный им транзистор к натянутой вдоль стены длинной проволоке-антенне.

Из валенок в сушилке извлекли банки тушенки, каптер вынес несколько буханок и противогазную сумку с кислой капустой, вымененной у поваров. У всех были кружки. Старики и несколько салаг повлиятельнее, человек десять, расселись возле елки, поближе к транзистору. Остальные сели на кровати, поодаль.

Сон поглядел на дверь и приказал:

— Несите!

Варенцов снял два больших красных огнетушителя, висевших у входа, над тумбочкой дневального.

— Осторожно, салабон! — руководил из-под елки Студенников. — Не взбалтывай!

Один из огнетушителей поставили перед стариками, другой передали батарейцам-салагам.

Разлили по кружкам мутную, остро пахнувшую дрожжами жидкость…

— Товарищи, самое время еще выпить! — громко объявил майор Корх, останавливая пластинку. — А то танцы да танцы… Что само по себе тоже неплохо, учитывая нашу дикость… Господа офицеры, они же и товарищи! Милые дамы! Я предлагаю налить, выпить и закусить!

Несколько протестующих женских голосов, но все уже дружно рассаживались. Мало кому удалось найти свое прежнее место и пришлось стряхнуть на стол объедки из чужих тарелок.

После ухода Белоуса тамадой и распорядителем стал майор Корх, начальник связи, в молодости, видно, стройный и кудрявый, с застенчивым лицом близорукого аптекаря. Он неутомимо танцевал, выбирал и ставил пластинки, на ходу выпивал и галантно ухаживал за Катериной Оверьяновой, маленькой женщиной с приятным лицом.

Лейтенанты танцевать смущались, налегали на остывшее мясо и пили.

— Вообще ничего, неплохо организовали! — Батов наполнил стаканы соседей.

— Таких пьянчуг, как ты, и организовывать не надо. Только моргни, все попьют и пожрут! — пошутил Янич, выпивая.

— Непонятно только, зачем нас сюда привезли? В эту тундру. Вот ты скажи, Балу, какой дурак это придумал?

— Дурак этот носит фамилию Гречко, а воинское звание маршал, Толя. Да и не он придумал, умишка бы не хватило, посоветовали ему, вот и все.

— Э, нет! — горячился командир второй роты. — Нет, мальчики! Либерализму нет места в казарме! Солдат любит дисциплину! И строгость! Вот ты наказывай его каждый день, и он будет тебя уважать! Гораздо больше, чем если б ты ему каждый месяц отпуск давал! А что у нас? Бардак! Как было? Ослушался приказа — два года штрафбата! А сейчас? Письма на производство, мол, плохо службу несет…

Он запереживал и ахнул залпом стакан.

— А если говорить откровенно, я шучу, конечно, нужно ввести в армии телесные наказания! Ну, не официально, но хоть в исключительных случаях…

— Ты парням мозги не засерай! — запинаясь, произнес капитан Бабошин. — Вы, ребята, знайте, какие офицеры, такие и солдаты… Ты скотина, и солдат скотина… А если ты говно, — он кивнул на старшего лейтенанта, — то и солдаты у тебя говенные…

— Я-то не говно! — крикнул тот. — А вот ты сам говно, и батарея у тебя такая же! Говно на говне!

— Согласен. Никто не спорит… Везде говно.

— Чего вы раскричались, служивые?! — майор Корх обнял обоих за плечи. — Веселитесь! Успеете еще о службе поговорить!

У Панкина заблестели глаза — нагрянула удачная мысль:

— Пойдемте, братия, в клуб! Там и буфет есть, и девочки, может, на танцы пришли… Тут уже все пометали и попили…

— Какие там девочки! — откликнулся Тимоха. — Тут тебе скоро любая коза девочкой покажется! Пойду, принесу еще выпить…

Над кухонной плитой желтела худосочная лампочка. В темном углу кто-то громко дышал. Завстоловой Маша спала, полулежа, на мешках с луком, с пустым стаканом в руках. Тимоха несколько секунд смотрел на женщину, соображал, решительно повернулся, буркнул: «Пьяная в сиську!» Прижав к груди две тяжелые банки, вернулся в зал. Никто не обратил внимание на услугу, и он, оскорбленный неблагодарностью, брякнул банки на стол. Объяснил Толе Теличко:

— Надо выпить. Ты будешь?

— Нет. Какое свинство, что мы здесь. Главное, это совершенно никому не нужно. Бессмысленно. Налей и мне!

— Давай стакан! — обрадовался общению Тимоха.

Майор Асаев, дремавший над столом, тряхнул головой, огляделся, взял чей-то недопитый спирт, выпил и крикнул: