— Корх, слушай, Корх! Спой нам что-нибудь человеческое! Спой, пожалуйста.

Корх, отнекиваясь, взял гитару, поправил очки.

— Катюша, — он погрустнел, — сядь, пожалуйста, здесь. Я буду черпать вдохновение, глядя на твои небесные черты! Если ты не против…

— Она не против, я — против! — майор Оверьянов, теряя равновесие, навалился на певца. — Смотри мне, Корх…

— Да пошел ты к черту! — взорвалась жена. — Пьяный, как свинья вологодская! Скоро хрюкать начнешь! Девичья честь! Да я ее с тобой до пенсии не потеряю! Иди-ка лучше еще всоси, а то тебе мало!

— Оверьянов, ты мне надоел! — раздельно и громко сказал Асаев. — Иди отсюда, не воняй! Пой, Корх!

Оверьянова оттеснили, сунули стакан.

Майор взглянул на Катерину и склонил голову над гитарой.

Звуки незнакомые, мелодичные и странные, поразили лейтенантов. Все замолчали, даже очень пьяные. И слова песни были необычными. Песня была военная, но не было в ней никакой воинственности. Она была грустная, песня, и волновала.

— Чья песня, товарищ майор?

— Говорят, белогвардейская, лейтенант, — ответил майор Асаев. — И пели ее настоящие офицеры… Они-то знали, что такое честь… Что смотришь, лейтенант? Послужишь — поймешь…

Гулянка сникла и угасала.

Не слишком пьяные пошли провожать женщин. Большинство мужей продолжали спорить, громко матерясь и не слушая собеседников. Совсем уж не в меру пьяный майор Оверьянов мешал мужскому разговору, то урчал по-дикому, то жалобно попискивал, роняя на пол посуду.

Поворчал под окнами и уехал «Урал», посланный дежурным по полку. В темноте кузова одиноко скрючился начпродсклада прапорщик Ахметов, настолько пьяный, что не укладывалось в голове, как он смог туда забраться.

Офицеры расходились.

Несколько неугомонных решили пойти в клуб, наверняка там продолжали веселиться строители. Добрый десяток спал за столами, склонив голову на сложенные руки. Старший лейтенант Вольнов устроился с комфортом, на лавке. Два-три человека бродили между столами, искали недопитое, выпить на посошок…

«Пойду дреману, — подумал дежурный по части, куря на ступеньках штаба. — Четыре часа утра, вряд ли кто до девяти появится».

Не очень сильный, но раскатистый взрыв заставил его похолодеть. Грибовидный столб огня, очень похожий на учебную ядерную вспышку, поднялся над расположением третьего батальона.

— ЧП! — ахнул капитан и рванул дверь штаба.

Увидев лицо офицера, часовой у знамени сорвал с плеча автомат и передернул затвор.

— Что случилось, товарищ капитан? — взволнованно спросил он.

Капитан не ответил, сильно толкнул спящего на кушетке помощника.

— Вставай! ЧП! Кажется, пожар в третьем батальоне! Звони — караул в ружье! Поднимай пожарную команду! Полковая тревога! Хотя нет, не объявляй… Звони Белоусу, я побегу, выясню, что там.

Он бежал через плац к казармам, скользил по снегу, придерживал расстегнутую кобуру. Не дай Бог китайцы, тогда конец, пропал полк. По одному китайцу с автоматом на казарму и все… Стрельбы не слышно, да и штаб, вроде, не атакуют. Скорее всего свои… Что ж они натворили, мудаки?

Несколько искорок продолжали кружиться над местом взрыва, и капитан догадался — это в столовой третьего батальона. По центральной аллее бежали несколько человек с автоматами и начальник караула с пистолетом в руке.

— Ты чего здесь, твое место в караульном помещении, — хватая воздух ртом, сказал капитан.

— Что случилось? — лейтенант быстро оглядывался. — Где это?

— Столовая третьего батальона. Идем туда. Рассредоточьтесь! — приказал капитан солдатам. — Что вы, как бараны, толпой, под фонарями.

Вблизи столовой на снегу сидел человек без шапки и держался руками за лицо.

— Кто такой? — спросил капитан, наклоняясь над ним. — Какое подразделение?

— Это я, прапорщик Ахметов, — сказал человек, подняв голову, но не отрывая от лица рук…

Трясясь в кузове «Урала», пьяный прапорщик Ахметов совершенно не чувствовал мороза. Машину бросало на ухабах, несколько раз он падал на металлический пол, но каждый раз, цепляясь за скамейки, поднимался и усаживался снова.

— Сейчас я устрою вам проверку, суки, бляди и падлы! — бормотал он, имея в виду подчиненных ему поваров. — Думаете, что я не приду, и водку жрете, твою мать! Но я приду, набью ваши наглые рожи! Чтоб служба медом не казалась, ети твою!

«Урал» остановился перед штабом. Вывалившись из кузова и ударившись лицом о снег, прапорщик поспешно, не обращая внимания на частые падения, направился к казармам. Чуть заметная полоска света в окне столовой третьего батальона обрадовала его.

— A-а, салаги, пропадлины и курвы, мясо ворованное жрете и водку пьете! А ну, открывай! — он грохнул кулаком по оконной раме. Свет внутри сразу же погас. — Открывай, ворюги! Думали, что скроетесь от меня? А я пришел…

Из трубы столовой поднимался тонкий дымок, ясно видный на фоне морозного, лунного неба. Прапорщик несколько раз ударил сапогом в дверь, угрожающе ругался, но внутри была тишина, Ахметов отошел и задумался, покачиваясь.

— Сейчас, сейчас, — встрепенулся он, — сейчас вы у меня, бляди, попляшете!

Он побежал к маленькому сарайчику, пристроенному к столовой, там хранился всякий кухонный хлам. Толкнув дверь, нащупал большой бидон из-под молока с бензином для растопки печей. Прапорщик обхватил его руками и понес к приставленной к столовой лестнице.

— Сейчас, сейчас, — бормотал он, — будет и на нашей улице праздник, змеи ползучие!

Упорный прапорщик забрался с бидоном на крышу. Добрался до конька, с трудом балансируя и держась одной рукой за теплые кирпичи, рывком поставил бидон рядом с собой, передохнул, поднял и опрокинул бензин в трубу.

Ухнул взрыв.

Взрывная волна сдула его с крыши, он упал в глубокий сугроб под столовой. Пламя слегка опалило лицо, было больно, и прапорщик, закрыв лицо руками, оглушенный взрывом и падением, на коленях выбрался из сугроба…

Солдаты из караула внесли Ахметова в канцелярию третьего батальона. Хотели уложить на покрытый красной скатертью стол, но он воспротивился и сел на лавку.

Капитан заглянул ему в лицо.

— Покажи-ка! Что произошло? Что взорвалось? — капитан обернулся к начальнику караула. — Сбегай-ка в столовую, посмотри, не горит ли что… Ты можешь говорить, Ахметов? Что случилось?

— Могу, — четко произнес прапорщик. Он быстро прикладывал ладони к щекам. — Я пришел проверять, а они, — он кивнул на четырех перепуганных поваров, — что-то взорвали…

Те, перебивая друг друга, рассказали, как они сидели на кухне, обдумывали завтрашнее меню, как грохнул взрыв, сбросив кастрюли на пол, они даже к плите не подходили…

Вошли Белоус, начштаба и замполит. Беглый осмотр кухни, следы вокруг столовой и на крыше, лестница и кирпичи от развалившейся трубы внесли ясность в происшедшее.

— Так, — сказал полковник, окидывая взглядом вставшего прапорщика. — Ты зачем, лихой командир, в трубу взрывпакет бросил?

Прапорщика Ахметова качнуло, он успел схватиться за спинку стула. Капитан тихо сказал:

— Это не взрывпакет, товарищ полковник. Взрыв посильнее был и пламя большое…

Вошедший караульный поставил посреди комнаты бидон.

— Вот, нашли в снегу возле столовой.

Замполит потрогал бидон и понюхал пальцы.

— Бензин, — сказал он.

Командир полка слегка толкнул бидон сапогом и оглядел присутствующих. — Бензин, — повторил он.

Дежурный по полку подавил улыбку. Полковник вплотную подошел к прапорщику.

— Бензин, значит… Ничего удивительного! Родина требует героев, а пизда рождает дураков! Так я говорю?

Прапорщик кивнул и чуть не упал вперед.

— Значит, ты проверять кашеваров пришел, а они не открывали? И ты решил укрепить авторитет командира? — уши полковника стали совсем белые. — Гнать эту слизь из армии! Сраной метлой! Терехов, подготовь завтра приказ об отчислении этой сволочи из рядов Советской Армии! — Он снова стал спокойным и повернулся к дежурному. — Вызови фельдшера, пусть смажет ему чем-нибудь рожу. А потом запри в надежное, прохладное место, чтоб протрезвился! В картофельный склад, к примеру. Да не забудь снять с него казенный полушубок, чтоб жарко не было…