- Лерчик, солнышко, проснись, - шепчет муж.

С трудом открываю глаза:

- Что случилось?

В голове проносятся тревожные мысли: кто-то из детей заболел? У Марины температура? Нас затопили соседи?

Но всё намного банальнее:

- Пойдём в спальню, малышка, хочу тебя!

Злость. Пурпурная завеса ярости искажает пространство и время.

Моё дыхание останавливается, потому что диафрагма сжимается в пульсирующую точку в ожидании удара.

Я с размаху отвешиваю супругу звонкую пощёчину. Рука взрывается от боли, кожа горит, в глазах темнеет.

- Ты сдурела, полоумная! - орёт Вадим и хватается за щёку.

В свете уличных фонарей я вижу его сверкающие гневом глаза.

Муж готов ударить меня в ответ, он еле сдерживается. Возможно, его останавливает мысль о детях. Не будь их дома, мы бы точно подрались.

- Пошёл отсюда, кобель! Не подходи ко мне больше никогда! - цежу сквозь зубы.

Какая там, на хрен, любовь?!

Я ненавижу этого шелудивого пса, готового залезть на любую сучку ради жирного куска мяса.

Презираю человека, для которого супружеская верность – пустой звук.

Пусть катится ко всем чертям в свою Сибирь и забудет дорогу в этот дом. На порог его больше не пущу, козла такого…

Вадим уходит, хлопнув дверью. Наверняка разбудил детей.

Минут через пять в кухню заходит Макс.

- Мам, с тобой всё в порядке? - спрашивает ребёнок.

- Всё хорошо, Максимушка. Иди спать, сынок, - успокаиваю сына.

Он вглядывается в темноте в моё лицо, пытаясь понять, плачу я или нет. Убедившись, что мои глаза сухие, возвращается в свою комнату.

Боже, спасибо Баринову, что он отсылает Столетова подальше.

Ещё одна такая выходка, я и просто прибью этого кобеля…

Глава 10.

У Столетова ранний вылет. Я знаю, что ему нужно в шесть ехать в аэропорт, но специально не встаю: обойдётся без завтрака, в терминале выпьет кофе с бутербродом.

Вадим нарочно громко хлопает дверью туалета, плещется в ванной, что-то роняет на кафельный пол с резким звуком. Эта скотина делает всё, чтобы разбудить детей и меня. Как слон в посудной лавке себя ведёт, честное слово…

Вероятно, жаждет слёзных прощаний и заверений, что скоро мы к нему приедем.

Нет уж, дорогой, не дождёшься!

Я натягиваю на голову одеяло и уговариваю себя потерпеть.

Внутри негодую, хочется встать и наорать на благоверного. Призвать к порядку. Показать, что его отъезд для нас не конец света, и никто рыдать и хватать его за штанину не собирается.

Украдкой поглядываю на часы, считая минуты до избавления от ставшего ненавистным супруга.

И когда уже, по моим подсчётам, он должен вызвать такси, дверь в кухню открывается. Вадик не включает свет, но его прекрасно видно – он стоит в коридоре под лампой, уже одетый и с чемоданом в руке.

- Лер, я поехал!

«Скатертью-дорожка», - хочется ответить, но сдерживаюсь. Делаю вид, что сплю и не слышу.

- Лера, пока! - уже громче орёт муж.

Вот же тварь! Дети могли ещё два часа спать, но нет, отцу плевать, что будут клевать носом на уроках.

- Пока! - выныриваю из одеяла.

- Я позвоню, как только доберусь, - сообщает муж как ни в чём не бывало. Словно ночью не было нашей ссоры, а мне всё приснилось.

- Хорошо, - бурчу и снова натягиваю одеяло, повернувшись на другой бок.

После паузы Вадим осторожно закрывает дверь.

Не знаю, чего он ждал. Что я выбегу в прихожую и поцелую на прощанье, как делала раньше?

Или пообещаю, что мы скоро к нему приедем?

А может, думал, что попрошу прощения за пощёчину?

Ну, тогда он совсем дурак и меня плохо знает.

Как только в замке поворачивается ключ, я выдыхаю с облегчением.

Всё! Шивабода!

И даже воздуха вокруг становится больше. Хочется встать и напечь детям на завтрак блинов, что и делаю.

Я без пяти минут разведёнка с двумя детьми. Ну и что? Слёзы лить не собираюсь.

Чем жить с таким кобелем, как Столетов, так лучше одной остаться.

Да, будет трудно. Возможно, дети не одобрят развод. Но у них будет выбор.

Захочет Марина жить с папой – пожалуйста. Не собираюсь настаивать на том, чтобы она оставалась со мной и закатывала концерты.

Думаю, этот опыт – пожить с папой и его новой женщиной – ей даже пойдёт на пользу. Больше меня станет ценить.

Мешаю венчиком тесто и представляю, что мне предстоит пережить. Настроение сразу портится.

Нет, не буду пока об этом думать. Жизнь показывает, что чаще всё бывает лучше и легче, чем мы себе придумываем.

Первым на кухню приходит заспанный Максим:

- Доброе утро, мам. Блины на завтрак? Супер!

- Садись, кушай, - треплю сына по волосам и ставлю на стол тарелку с дымящимися блинчиками.

Следом в кухню входит Марина. Вид у дочки мрачный.

- Папа уехал? - недовольно спрашивает.

Понимаю, что сейчас начнётся спектакль.

- Да, уехал, - спокойно отвечаю. Достаю из холодильника сметану, джем, сгущённое молоко. - Ешь, детка, пока блины горячие.

- Не хочу, - кривится папина дочка и отодвигает тарелку. Встаёт, наливает себе чай и демонстративно пьёт, не притрагиваясь к блинам.

Так она меня наказывает: «Голодная пойду в школу, но твою стряпню есть не стану!»

Хочется взять ремень и выпороть упрямую деточку.

Мои мысли озвучивает сын:

- Ешь, давай, не выпендривайся!

Чтобы не нервничать, иду в ванную, пока она свободна. Мне на работу, детям в школу.

Но Нового года осталась пара дней, а мы даже ёлку ещё не поставили. Надо вечером достать с антресолей зелёную красавицу, собрать и украсить. Может, Марина оттает, если займётся любимым делом?..

Ей с детства нравится рассматривать игрушки и развешивать их рядом с лампочками гирлянды, подходящими по цвету.

На работе с утра спокойно. Шеф отсутствует по непонятной причине. В приёмной тихо, я лениво копаюсь в компьютере, отвечаю на звонки и прошу перезвонить после праздников.

Никаких указаний выдано не было, поэтому импровизирую.

Местные гадюки особо не досаждают.

Вчера обстановку разведали, какое-то мнение обо мне составили, сегодня интерес угас.

Несложно догадаться, что моё личное дело изучено вдоль и поперёк. Наличие двоих детей служит для некоторых нехилым успокоительным. А ситуация на корпоративе могла навести на мысли, что Баринов мне враг, ведь его дочка экспроприировала Столетова. Взяла и увела из семьи.

Короче, сижу, изображаю из себя работницу года, навожу порядок на рабочем столе, и тут в кабинет заходит Лика.

- Значит, это правда! - распахнутая норковая шуба обнажает круглый живот. Лицо густо покрыто тональным кремом, чтобы скрыть круги под глазами, красные пятна. На шее они всё-таки заметны. Девушка нервничала и рыдала, если судить по отёкам на верхних веках.

- Что – правда? - спокойно спрашиваю.

- Он взял тебя на работу! Назло мне! И Вадима выгнал из Москвы, чтобы разлучить нас!

«Ого! Кто-то уже позвонил дочке генерального, наябедничал. Вот же поганки!»

В приёмной становится жарко. Отчётливо вижу, как набирает обороты истерика. Ещё пара фраз, и девица снова зарыдает, возможно – вцепится мне в волосы или ещё что учудит.

Сама виновата: не стоило томатным соком поливаться. Надо как-то её отсюда вывести. На воздух.

Я незаметно нажимаю кнопку охраны. Спасибо Ларисе, что показала, где она находится.

- Анжелика, послушайте… - медленно встаю и показываю руками, что хочу поговорить спокойно. - Сядьте, пожалуйста, на диван, я налью вам воды.

Достаю из холодильника бутылку минералки, открываю и наливаю в стакан.

- Она с газом! Беременным такую нельзя! - капризно кривит губы Баринова.

- Ничего, я сейчас ложечкой размешаю и все пузырьки выйдут, - беру ложку и создаю в стакане водяную воронку.

Девушка на пару секунд сбивается с мысли. Но потом вспоминает, зачем пришла и начинает на меня шипеть: