Мне и самой хочется дать затрещину этой идиотке.

Лика вынимает наушник из одного уха, равнодушно советует:

- Там бумажка лежит, на ней всё написано. Бери и делай по пунктам.

На столе, и правда, оставили инструкцию. Егор наливает питьевую воду из пластиковой бутылки в чайник и включает его. Отмеряет мерной ложечкой из банки нужное количество порошка, насыпает в бутылочку.

Малыш хнычет и сосёт кулачок, который достал из пелёнки. Я чувствую запах – кое-кто испачкал памперс.

- Егор, у нас здесь небольшая авария. Поможешь?

Баринов не сразу понимает, о чём речь. Потом в глазах вспыхивает догадка, он откладывает своё занятие и подходит ко мне:

- Что нужно делать?

На пеленальном столике разворачиваю пелёнки и оставляю дитё только в подгузнике и шапочке.

- Возьми и иди за мной в ванную, надо будет помыть птенчика, - передаю ребёнка деду, и он бережно прижимает внука к себе.

Настраиваю тёплую воду, ставлю поближе детское мыло.

- Положи его животиком и головкой к себе на руку и придерживай.

Снимаю памперс и тщательно обмываю малышика, пока дед разговаривает с ним:

- Значит, ты деда «подарками» встретил, негодник! Как нехорошо! Нет бы, поулыбаться дедушке, порадоваться, а ты ревёшь, как девка.

- Егор, он грязный и голодный. Ты бы мог улыбаться в этой ситуации? - укоряю раздухарившегося Баринова.

- Прости, не подумал, - тут же соглашается он.

Смазав кожу младенца кремом, надев чистый памперс и ползунки с кофточкой-нецарапкой, мы кормим мальчика смесью. Егор держит его на руках и с умилением смотрит, как жадно внук сосёт и причмокивает.

Я прибираюсь в ванной, достаю из пакетов всё купленное добро, раскладываю в шкафу и тумбочке, ставлю букет в воду.

Наевшись, малыш засыпает у Егора на руках.

Он бережно укладывает его в люльку, прикрывает тёплой пелёнкой. Лика делает вид, что спит.

Я стою посередине палаты и не знаю, что сказать. Мне страшно оставлять ребёнка с этой ненормальной мамашей.

Уже даже мыслей нет, чей это малыш. Мне всё равно. Для меня это внук Егора. Беспомощный ребёнок, чистая душа – на этом всё!

Материнский инстинкт настолько сильная штука, что он напрочь смёл все философские рассуждения, обиды и глупую ревность.

Маленький, несчастный человечек, который не нужен даже собственной матери, вызывает щемящую боль в груди и желание приласкать, защитить, окутать теплом и любовью.

Егор трогает Лику за плечо:

- Дочь, мы поехали, а ты заканчивай дурить. Это твой сын. Самое дорогое, что у тебя есть. Мне очень жаль, что твоя мама тебя бросила, но надеюсь, ты не повторишь её ошибку.

Не знаю, слышала Анжелика или нет эти слова, но представляю, как ей больно. Надеюсь, старая рана проснётся и её отрезвит. Неужели она не захочет дать сыну того, чего была лишена сама в детстве?

Баринов пропускает меня вперёд и тихо прикрывает дверь палаты.

- Лер, ты иди на выход, а я найду врача. Хочу с ним переговорить. Попрошу, чтобы медсестра присмотрела за малышом.

И я вижу, что Егор всё ещё не в себе. Трогательная картинка кормления внука не смогла нейтрализовать его злость на дочь. Он, как и я, беспокоится о ребёнке…

Сижу в фойе около гардероба и жду мужа. Мимо проходят счастливые родственники новорождённых: улыбающиеся папы с цветами, бабушки и дедушки с пакетами. Сколько любви и тепла они подарят своим деткам!

А наш кроха лежит один в колыбельке, и даже пронзительный детский крик не в состоянии пробудить в матери заложенный природой инстинкт.

Хотя… Может, его и нет – этого инстинкта. Не передался по наследству, история повторяется…

Егор возвращается стремительным, нервным шагом. Рваными движениями снимает маску, шапочку, накидку. Всё в его поведении говорит о том, что мужчина на взводе, но пока в состоянии держать гнев под контролем.

Мы быстро идём к машине. Баринов садится на водительское сиденье и громко хлопает дверью.

Мне бы не лезть под горячую руку, вот только боль в груди не даёт молчать.

- Поговорил с врачом? - спрашиваю Егора, хотя вижу, что он не настроен на разговор.

- Поговорил. Молоко у Анжелики есть, она сама отказалась от грудного вскармливания. Сказала, что не хочет портить грудь, попросила таблетки для прекращения лактации. Идиотка…

Не знаю, что на это ответить. Если честно, мне бы и в голову такое не пришло. Ведь мамино молоко – основа иммунитета малыша, лучшей пищи просто не существует для новорождённого. Мама может дать ему защиту на всю жизнь. Жестоко, не сделать этого…

- А медсестра? Посмотрит за маленьким? Покормит и переоденет? - пытаюсь заглянуть в глаза. Хочется убедиться, что с ребёнком всё будет хорошо.

- Да, договорился. Даже не предполагал, что я вырастил такую… - Баринов обрывает фразу и проглатывает ком. Вижу, как дёргается его кадык.

Он агрессивно ведёт машину, и мне становится страшно.

- Егор, успокойся. Может, это послеродовая депрессия. Такое бывает. Надо Лику психотерапевту показать, - пробую сгладить ситуацию.

- Психиатру её надо показать, как и её мамашу! Она, кстати, звонила врачу.

- Кто? - не совсем понимаю, о ком речь.

- Наташа, мать Анжелики. Я же говорил, она живёт в Испании. Видимо, Лика сообщила, что родила, и Наталья интересовалась о состоянии дочери и внука.

Мне становится не по себе.

Как-то не рассчитывала, что из шкафа Баринова вывалится старый скелет. Только встречи с бывшей женой Егора мне и не хватала для полноты ощущений.

- Она собирается приехать? - задаю вопрос и непроизвольно морщусь.

- Не знаю.

Муж отвечает коротко и замолкает. Каменным выражением лица даёт понять, что разговор окончен.

Казалось бы, только всё наладилось: Марина прижилась, успокоилась, Максиму вообще дом стал родным, вместе с его обитателями. Я тоже не вспоминаю про старую квартиру и почти забыла Столетова.

Если бывшая жена Егора остановится у нас, я, пожалуй, вернусь с детьми в Москву.

Ещё не хватало, чтобы родные бабушка и дедушка устроили в доме фотосессию с дочерью и новорождённым внуком, а мы чувствовали себя при этом лишними…

Весь рабочий день сижу за компьютером мрачнее тучи. Лариса входит в приёмную и видит, что подруга расстроена:

- Лер, что случилось? С Бариновым поцапались?

- Да нет, всё нормально. Лика родила, закрутились с хлопотами, устала немного.

Лара понимает, что я лукавлю, но в душу не лезет.

- Тогда, может, пойдём ко мне, по пироженке слопаем? Я на обеде эклеры купила, - предлагает эта искусительница с модельной внешностью.

- Сдаюсь без боя, - пошли, только Егора предупрежу.

Заглядываю к Баринову и вижу, что он стоит у шкафа и держит в руках фотографию. На снимке он, жена и маленькая Лика. Фото стоит в шкафу за стеклом, а сейчас он его достал. Похоже, ностальгирует по прошлому.

Меня тут же обдаёт жаром с головы до ног. Чувствую обиду, разочарование, гнев на мужа: «Если тебе так дороги жена и дочь, зачем на мне женился?»

- Егор Борисович, я отойду на пятнадцать минут, - сообщаю холодным тоном.

Баринов дёргается и быстро убирает фото в шкаф:

- Хорошо, Валерия Андреевна, только телефон возьмите с собой.

Быстро закрываю дверь в кабинет и ухожу к Ларисе: хочется сбежать от шефа и побыть в одиночестве.

Не думала, что буду ревновать его к бывшей супруге…

Ночью никак не удаётся нормально поспать. То Егор рядом ворочается и вздыхает, то мне чудится детский плач. Представляю, как малыш надрывается, а Лика спит рядом и не слышит.

В шесть утра я уже на ногах. В половине седьмого поднимаю мужа:

- Егор, вставай, поехали в больницу!

Баринов с трудом открывает глаза:

- Лер, что случилось? Звонили из клиники?

- Нет, не звонили. Я ночью почти не спала. Не могу так. Собрала сумку, останусь сегодня ночевать в палате у Анжелики, - шокирую Баринова своим неожиданным решением.