— Каррр! Чужое не трррогай! Забудь!.. Привет!

И, зажав краски в клюве, улетела неизвестно куда.

Прошла неделя… другая…

Типтик часто теперь думал об этой странной говорящей птице, о заржавевшей коробочке с красками и вспоминал непонятные слова: «Рази-двази…» Что там было написано дальше — Типтик, как ни старался, никак не мог вспомнить.

Чёрная птица сказала: «Забудь!» и Типтик забыл. Как странно!.. Очень странно…

Конечно, он рассказал об этой птице ребятам во дворе, рассказал дома. Но все смеялись и говорили, что Типтик выдумщик, фантазёр, сочинитель. Мама даже сказала, что когда Типтик вырастет, то непременно станет сказочником, «потому что все они порядочные бездельники и вруны», — объяснила мама и побежала на кухню варить яблочный компот.

Но Бабушка Тимофея Птахина (которая называла его только ласкательно, по-старинному, — «Тимоша», а иногда по-деловому — «внук»), когда услышала эту непонятную историю, — задумалась. Задумалась надолго, на целых полтора дня.

Ах, это была великолепная Бабушка! Она разгуливала по городу в синих брючках, стриглась «под мальчика», читала газету «Спорт» и журнал «Здоровье», а по вторникам и четвергам бегала лёгкой трусцой в спортзал играть в волейбол.

— Вот что, внук, — сказала великолепная Бабушка. — Я думала полтора дня и решила, что, к сожалению, ты не станешь сказочником, потому что ты не врун. Ты — человек честный, и я верю в то, что ты рассказал. Я убеждена, что чёрная птица — это Ворон! Да-да, тот самый Ворон, который когда-то давным-давно был обыкновенным воронёнком и которого Знаменитый Художник научил разговаривать по-человечески. В одной газете я прочитала, что вороны чрезвычайно умные и способные птицы, а в журнале «Здоровье» сказано, что живут они долго-долго, почти триста лет… хотя проверить это невозможно.

Тут великолепная Бабушка взяла гантели, сделала несколько силовых упражнений, трижды глубоко вздохнула и рассказала Типтику кое-что интересное.

— На днях я пробегала мимо старого дома. И заметила, как странный какой-то человек карабкался по наружной лестнице на голубиный чердак. Вокруг беспокойно кружились голуби, суетились воробьи, а человек отбивался от них палкой… И, знаешь, что я ещё заметила?.. Он тащил с собой тонкую лёгкую сеть! Ах, к сожалению, я опаздывала на волейбол и не успела спросить: зачем ему сеть?

— Я знаю! — сказал Типтик. — Он хотел поймать Ворона.

— Может быть, — согласилась Бабушка. — Вполне возможно. Но, понимаешь ли, за такой необыкновенной птицей должен охотиться только необыкновенный охотник.

— А какой он из себя?

— Я же тебе сказала, Тимоша, что торопилась на волейбол и не смогла рассмотреть птицелова подробнее. Но мне показа лось, что он маленький, толстенький — ему надо бы побегать трусцой! И он в клетчатом пиджачке… А нос у него крючком… то есть, конец носа загнут книзу, кажется… или кверху?.. Точно не могу сказать, но твёрдо помню, что — крючком.

Какая досада, что Ворон утащил ту коробочку с акварельными красками!

Дело в том, что Типтик иногда любил рисовать. Он многое любил делать иногда. Иногда любил собирать марки. Иногда любил играть в «чижика». Иногда любил помогать взрослым по хозяйству. Иногда любил читать, иногда — рисовать. И хорошие краски ему очень пригодились бы.

Конечно, в столе у Типтика лежали и бумага, и хорошие кисти, и неплохие краски… Но те — в металлической коробке — были просто замечательные: чистые, яркие…

Все-таки Типтик решил что-нибудь нарисовать своими неплохими красками. Взял бумагу и самой чёрной краской, которая называется очень страшно — «жжёная кость», попробовал изобразить говорящего Ворона… Не получилось — Ворон вышел слишком чёрный и даже немного страшный. А ведь Типтик помнил, что та птица была совсем не страшная, а, наоборот, вполне симпатичная. И глаза у нее были смелые да весёлые, а клюв блестящий… А перья не совсем чёрные, а с каким-то синеватым металлическим отливом.

Тогда Типтик развел тёмно-синюю краску, добавил туда немного зелёной, фиолетовой, прибавил чёрную (но совсем чуть-чуть!) — и на этот раз Ворон получился замечательный! Как живой!

Портрет Ворона Типтик прикрепил у себя над кроватью. И чем больше смотрел на эту птицу, тем сильнее она ему нравилась.

— Ворон!.. — шептал мальчик, перед тем, как лечь в постель. — Воронушка… Мой Воронусик… Я тебя люблю! И во что бы то ни стало найду тебя!

Это произошло в субботу днём.

Накануне родители уехали на дачу собирать ягоду викторию, а Типтик и его великолепная Бабушка остались в городе.

— Внук! — сказала Бабушка. — Не сбегать ли нам с тобой в тир? Не пострелять ли из пневматического ружья?

— Идёт! — ответил Типтик. — Давненько не брал я ружьецо в руки!

— И я давненько.

— А деньги у нас найдутся? — спросил Типтик.

— Найдутся. Я беру с собой два рубля.

— Достаточно…

Надвинув на лоб легкие голубые каскетки с длинными козырьками, чтобы не щуриться от солнца, Бабушка и внук побежали легкой рысцой в тир.

На самом углу Зелёного проспекта и Мирной улицы они увидели небольшую стайку ребят: мальчишки громко разговаривали, смеялись и что-то там такое разглядывали.

— Необходимо выяснить, в чем дело, — сказал Типтик, слегка запыхавшись от легкого бега.

— Выясняй, — безо всякой одышки ответила великолепная Бабушка.

Растолкав знакомых ребят, Типтик лицом к лицу очутился перед странным человечком.

Человечек — низенький, чуть повыше Типтика, толстенький; губы широкие, зубы мелкие, желтоватые, а нос загибается книзу, крючком! Левый глаз прикрыт чёрной повязкой… Одет незнакомец в клетчатый пиджак.

— Бабушка! — крикнул Типтик. — Иди-ка сюда!..

Рядом с одноглазым на асфальте стояли клетки с птицами. Клетки маленькие, тесные; и птицы отчаянно бились о прутья. Бились, щебетали, трепыхались щеглы, синички, пеночки, овсянки…

— По какому же праву здесь издеваются над живой природой? — очень строго и очень громко спросила Бабушка.

Ребята замолчали. Смех прекратился. Только слышно было, как трепещут птичьи крылья.

Одноглазый вовсе не испугался. В ответ он быстро затараторил:

— Кто, кто, кто издевается? Где, где живая природа? Тут нет никакой природы, тут пташки! Вас не касается. Сам изловил, сам посадил, сам продаю!..

— А я вас опознала! — торжественно провозгласила Бабушка. — Вы лезли на чердак старого дома ловить птиц. Я опознала вас!

— И нечего опознавать. Меня и так все знают. Любого спроси, любой ответит: это Дядя Ловушка — знаменитый любитель птиц.

— Какой же вы любитель, если держите птиц в таких тесных клетках?.. Любитель должен быть добрым, — сказал Типтик.

— Много ты, голубок, понимаешь в любителях. Есть любите ли добрые, есть любители недобрые; а я — средний… Пташки мои — хочу люблю, хочу не люблю.

— Они пить просят, им жарко. А вы воду в клетки не поставили.

— Тебя как звать? — спросил Дядя Ловушка и прищурился.

— Типтик.

— Его полное имя — Тимофей Птахин! — объяснила великолепная Бабушка.

— Ну вот что, Пташкин… — единственный глаз Дяди Ловушки сердито сверкнул. — Вот что: топай, топай отсюда! Пташкин, не мешай торговать пташками. Ясно?.. Топай, топай! Живо!

— Как вы разговариваете с ребёнком! — возмутилась Бабушка. — Безобразие! Вы не имеете права! Вы — враг живой природы!

— Я? Враг?.. Хи-хи! — обнажил мелкие зубы Дядя Ловушка. — А пташки всё равно мои. Пить хотят? Меня не касается!

— Что же вас, дяденька, касается?