‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Ай-да, детишки! Ай-да умницы! — пробасил, улыбнулся и тут же придумал, как продлить представление, ведь мало вручить подарок, надо устроить представление. — А вы, мама, Леночки и Настеньки, знаете стишки? — Стукнул посохом по ветхому полу и едва не проделал дыру. М-да, неловко получилось. Поэтому сразу вспомнил волшебную мантру: — Рассказывайте, или заморожу-заморожу!

— Знаю! Весь вечер учили с дочерьми! — улыбнулась женщина в зеленом трикотажном платье и гордо прошла к стулу.

Супругу пришлось помочь ей взгромоздиться на табурет, который под ее немалым весом жалобно заскрипел, однако читала она вдохновлено, разве что с грустью поглядывая то на меня, но на невероятно красивую Веру.

Вручали подарок под довольные возгласы семьи. Взрослые знали, что презент будет хорошим, а дети, увидев большую коробку, прыгали и хлопали в ладоши.

Вера тоже светилась от радости.

Ради ее счастливой улыбки я готов был не спать и разносить подарки хоть всю следующую ночь, лишь бы видеть счастье в глазах моего Воробушка.

Уходили мы довольные и уверенные: каким бы ни было наше выступление, день не прожит зря.

— Максим! — когда уже спускались по лестнице, Вера остановилась и повернулась ко мне. — Это было неожиданно и очень здорово!

— Тогда на следующий Новый Год повторим забег?

— С радостью! — рассмеялась она, и я уже не сомневался, что обязательно устроим. А потом еще и еще, потому что я сделаю все, чтобы мы были вместе.

На следующий адрес я ехал с желанием показать себя истинным, прирожденным Дедом Морозом. Верочка тоже набралась храбрости и, как только открылась очередная дверь, певучим голосом обратилась к хозяевам квартиры:

— Узнали меня?

Дальше подхватил я:

— Здравствуйте, дети!

Мы вошли во вкус. Вера улыбалась, шутила, как будто всю жизнь вела утренники. Дети тянулись к ней, пытались потрогать сверкающую на свету серебристую корону, богато обшитую крупным бисером и искусственным жемчугом. Она терпела, ни капельки не злилась, иногда брала совсем маленьких на руки и улыбалась, улыбалась, улыбалась, заставляя мое сердце ныть от нежности.

Максим

Осталась пара адресов, но терпеть больше я не мог: живот ныл от голода. С удовольствием бы пообедал, съев слона, прежде чем продолжить наше мероприятие.

— Вер, хочешь есть? — спросил, когда вышли из очередной квартиры на улицу. — Я по дороге видел кафешку.

Вообще-то, я хотел бы нормально пообедать в приличном месте, но если Вера согласится перекусить со мной хотя бы пирожком, будет уже чудо.

Вера пронзила меня взглядом. Сердце сжалось от ожидания отказа, как вдруг ее губы улыбнулись.

— Хочу.

О, Господи! Как же я обрадовался!

— Тогда купим чего-нибудь на вынос, а потом, если захочешь, заедем куда-нибудь, пообедаем по нормальному, — просить уделить мне целый вечер я не смел. Вера еще не доверяла мне, и я буду рад любому времени, проведенному с ней вместе.

— Недалеко от моего дома есть блинная, — предложила она вариант.

— Заметано! — просиял я. День клонился к вечеру, а, значит, у нас будет целый ужин. Это шаг, нет, целый шажище к доверию! Я был счастлив как никогда.

Весь оставшийся путь, уплетая пирожки с мясом и запивая горячим чаем в пластиковом стаканчике, я взволнованно обдумывал: как бы еще расположить Веру.

«Ну, Макс, соберись! — скомандовал себе, — иначе раскатаешь губы и все испортишь». То-то витая в облаках, я перепутал этаж, пока искал нужную квартиру.

— Максим! Вот же она! — окликнула меня Вера с нижнего пролета.

Я спустился, и мы позвонили в двести девятую квартиру.

Раздался стук, затем дверь открыла женщина на костылях.

— Проходите, — улыбнулась она и постаралась потесниться, прижавшись к стене, чтобы пропустить нас.

Я помнил, что по плану у нас было посещение семьи инвалидов, и вот они оказались последними.

В квартире бедно, тесно, душно, даже жарко. Я почти сразу же взмок.

Дешевый, уродливый линолеуму скрывал ветхие, скрипучие полы. При каждом шаге раздавался скрип. Но всего пара шагов — и мы, миновав крошечный коридор, вошли в единственную комнату.

В светлом зале сразу бросились в глаза старенькие стеллажи с книгами, что ныне редкость. У стены стол со старым компом, на который без слез не взглянешь. Напротив, у окна кроватка, на которой сидел мальчик лет пяти.

Сидел тихонько, смотрел на меня широко раскрытыми глазам и молчал, прикрываясь одеялком.

— Здравствуйте, детишки! — обратилась к нему ласково Вера. — Узнали нас?

Ребенок, не моргая, качнул головой. Край одеяла откинулся, и я увидел тонкую детскую шейку, худенькие плечики. Вера тоже заметила, расстроилась.

— Ты приготовил стишки Деду Морозу? — спросила с улыбкой, но я почувствовал, как задрожал ее голос.

— Да! — снова кивнул ребенок, переводя внимательный, не по годам взрослый взгляд с меня на Снегурочку.

Чтобы дать Вере время прийти в себя, я подошел в мальчонке ближе. Нутром почувствовав, что он тоненький и в постели неспроста, не стал предлагать встать ему на табурет, как другим детям.

— Тогда иди ко мне на ручки и расскажи, — протянул руки.

Поднял легкое, как пушинка тельце, и запнулся: ножки у него совсем тоненькие, слабенькие, как спичечки…

Для меня это стало настолько неожиданным, что я слова не мог произнести, а мальчонка давай рассказывать стих один за другим, да так здорово, с чувством, с надеждой на чудо…

Пока слушал, взглянул на Веру: на ней лица нет — вот-вот разревется.

Я и сам стоял, как мешком пришибленный. Старался держаться, но и мне изображать праздничное настроение было сложно.

Когда подарили подарок и покинули квартиру, Вера разрыдалась прямо на лестничной площадке.

Вместо пустых слов, я просто, без единого звука взял ее за руку и повел к машине, чтобы она не запнулась и не упала, хотя хотелось подхватить ее на руки, обнять, закрыть от всех бед, пообещать, что все будет хорошо.

Увидев нас, водила насторожился. Удивленно поглядывал на меня и Веру, выключил музыку.

Взглядом показал ему, что все хорошо — езжай и помалкивай, а сам присел к Вере ближе и осторожно приобнял ее за плечи.

Она не отодвинулась, потом и вовсе положила голову на мое плечо, притихла.

Мы ехали в темноте вечернего города. В тишине, каждый думая о своем, в и то же время об одном и том же.

Мой план по романтичному ужину в хорошем месте теперь казался фальшивым, напыщенным, глупым, но, пребывая в подавленном настроении, я еще отчаяннее не хотел отпускать Веру.

— Давай хотя бы чаю выпьем, — предложил ей, когда проезжали мимо небольшой кафешки.

Вера кивнула.

Чтобы не пугать Воробушка, я все же решил провести вечер в месте, в котором ей было бы максимально комфортно, поэтому первым делом отвез ее домой.

Пока она переодевалась, я тоже снял дедовский костюм, накинул куртку, что возил в машине про запас. И когда Вера вышла на улицу, мы поехали в блинную.

В большом зале экономкласса, расположились в уголке у искусственного дерева на неудобных пластиковых стульях.

«Макс, думай! Думай!» — напрягся я. Пока выполняли заказ, мы с Верой молчали, поглядывая друг на друга, все еще ощущая, что между нами есть невидимая преграда.

— Ой, — спохватилась Вера. — У меня, наверно, тушь размазалась! Я сейчас! — хотела вскочить и убежать в дамскую комнату, но я накрыл ее ладонь своей рукой.

— Ты самая чудесная, самая потрясающая Снегурочка из всех, каких я видел, — улыбнулся ей, чувствуя себя косноязычным идитом. Я ведь уже говорил сегодня ей этот комплимент. Но несмотря на желание придумать что-то остроумное, интересное или веселое, ничего лучше в голову не пришло.

Да со мной со времен зеленой юности подобного не бывало!