Он загнал меня в угол. И я, ни в чем не виноватая, не могу обелить свое доброе имя. И все из-за контракта и глупой Ленки.

Что же она, дурочка, сделала?! Мама не переживет позора, она ведь у нас честная. И нас тому же учила. Суд, шпионаж, продажа квартиры… Этот мерзавец все верно рассчитал — мама последнее отдаст, чтобы Ленку спасти.

— Значит, вам нужно мое тело, — хрипло произнесла я. Не самое страшное, казалось бы, если бы не несколько «но». — Что конкретно вы имеете в виду?

— Секс, Верочка. Я, кажется, уже говорил, — раздраженно повторил Максим. Смотрел он холодно, зло, и из его уст «Верочка» звучало просто омерзительно. Хотелось взять фото и заткнуть ими его рот, чтобы перестал произносить мое имя.

— Не мне вам говорить, Максим Викторович, что секс бывает разный. Травмоопасный, болезненный, кровавый… — я смотрела в точку чуть выше его плеча. Так проще сохранить остатки выдержки и не впасть в панику. Я уже согласилась, осталось обсудить детали. Но стоило представить, что он может захотеть — затошнило.

— Если бы я хотел разорвать тебя на маленькие кровоточащие кусочки — привез бы в подвал. А я, всего лишь, щелкну папашу по носу, забрав у него шлюшку, и выловлю крупную рыбку.

— Рыбку вы вряд ли выловите, — устало ответила я. — Как часто вы будете вступать со мной в коитус?

— Еще назови половым актом, — усмехнулся ехидно Келер. — И хватит ломать комедию, не целка.

Я сомкнула зубы, чтобы не взорваться, а он, довольный результатом, продолжил говорить гадости.

— У меня и, кроме тебя, есть женщины, — чуть потянулся, — нормальные женщины, не крыски. Раз в неделю, может два. Будешь получать смс-ки с датой и временем. Дмитрий будет тебя забирать.

Чтобы не показать накатывающие на глаза слезы, я не ответила, лишь кивнула. Думала, сейчас все закончится, выползу из прокуренного, мрачного кабинета, отдышусь, соберусь с мыслями, а вместо того, чтобы услышать: «Разговор окончен», донеслось:

— Раздевайся, хочу посмотреть: что же я приобрел.

У меня в голове как будто взорвалась граната — бух! И тишина. Вакуум. Разве что истеричная мысль:

"Раздеваться. Ну да. Лошадям, вроде как, зубы смотрят, а мне посмотрят… Куда он захочет, туда и посмотрит. Но точно, не зубы".

На ватных ногах я встала со стула. Пришлось опереться на спинку, чтобы не повело в сторону. Медленно положила сумку на сидушку и, набрав в грудь воздуха, чтобы не впасть в истерику, начала расстегивать пиджак.

«Ничего. Я все перетерплю. А вечером залезу в горячую ванну, налью побольше пены и соскоблю с себя его взгляд. Избавлюсь от него, безжалостно сдеру мочалкой».

В жизни мне приходилось раздеваться по разным причинам. Была я и у мужчины-гинеколога на приеме, но так стыдно, так гадко никогда себя не чувствовала.

Под колючим, злым взглядом Келера-младшего хотелось прикрыться руками, съежиться, да хотя бы отвернуться. Или послать его с фантазиями в пешее эротическое путешествие, но вместо этого я расстегнула мелкие пуговички и сняла с себя блузку. Растягивая время, аккуратно повесила ее на спинку стула. Затем расстегнула молнию, спустила по бедрам юбку, и осталась в бюстье и трусиках.

Телесные чулки и туфли за одежду уже не считала. Но может быть уже достаточно?

— Дальше? — с надеждой подняла на Келера глаза.

Он усмехнулся он своей довольной, циничной ухмылкой и раскинулся в кресле, широко раскинув ноги. Если раньше у меня к нему еще оставалась капля симпатии и интереса, то теперь разве что жгучее презрение.

Под острым взглядом Келера потянулась к чулкам, однако он остановил меня.

— Пройди по кабинету, — приказал хрипло.

Его голос мне не понравился. Извращенец получает удовольствие от унижения, тогда что будет потом?! БДСМ игрища?! Жуть какая! От страха мурашки прошли по спину, проступили соски, и Келер стал наблюдать еще более заинтересованно.

«Хоть бы не начал приставать здесь!» — взмолилась про себя. Пусть я влипла, но мне бы немного времечка, чтобы свыкнуться с мыслью, прийти в себя, иначе сорвусь, разревусь. Чтобы не показывать свое состояние, закусила губу.

«Черт! Как больно!» — во рту почувствовала привкус крови, зато смогла пройтись по кабинету. Главное — не смотреть на Максима, не замечать его как пустое место.

— Хорошо. Распусти волосы.

Под глухие удары сердца достала шпильки. Волосы рассыпались по плечам, и довольный Кёлер-младший нагло ухмыльнулся.

— Тряхни гривой.

«Гривой?! — резануло оскорбление. — Я ему что — безотказная лошадь?!»

Ярость, обида и возмущение клокотали в груди. Хотелось сказать этому озабоченному извращенцу, чтобы он пошел и выпил херес, но… Набрав в грудь воздуха, я тряхнула головой, выпрямилось, затем повернула к нему и послала взгляд, полный презрения.

Тяжелый давящий взгляд Кёлера ощущала кожей. Внутри все сжималось в тугой узел. Сердце замирало, готовясь к следующему приказу, как я услышала:

— Одевайся.

От облегчения, что унизительная экзекуция сейчас закончилась, чуть не выдохнула громко. Едва сдержалась. А потом медленно, не говоря ни слова, начала одеваться.

— И помни: я буду брать тебя ровно до тех пор, пока не выйду на заказчика.

Ноги и руки дрожали, одежда надевалась с трудом. Пришлось повозиться с бюстье. Чтобы не расплакаться от унижения, повернулась к наблюдавшему Келеру в пол-оборота и всеми силами игнорировала его.

Я сильная. Я справлюсь. А потом уеду. Мама справится без меня, а Ленки… Ленки в моей жизни больше не будет. У всех есть предел, и мой — вот.

Ради дорогого, родного человека я бы вытерпела, но ради предательницы, которая глазом не моргнув подставила меня? Нет. Не могу ее видеть. И не буду.

Надев пиджак и застегнув пуговицы, я нагнулась и подхватила сумочку.

Еще немного, и выйду из этого кабинета, но едва покосилась на дверь, Келер хмыкнул:

— Еще не все.

Мое сердце гулко забилось, загрохотало, застучало в висках.

Теперь-то что? Неужели…

Взгляд Келера настолько самодовольный, кошачий, что ничего другого представить невозможно. Неужели он потребует приступить прямо сейчас?

— Что?! — вздрогнула, ожидая чего угодно. В груди холодом разлился страх. Ведь я надеялась вот-вот уйти, сбежать, спрятаться, и неожиданное препятствие окончательно лишило меня выдержки.

Руки затряслись. Маска, которую старательно держала на лице, сошла, явив самодовольному Кёлеру мои подавленность и испуг.

Максим даже паузу взял, чтобы полюбоваться моим отчаянием, задрал квадратный подбородок, став еще больше походить на самодура-барина, стращавшего крестьянку.

— Раньше, Вера, надо было думать. А теперь не стоит ломать комедию — бери телефон и звони своему любовнику, — он удобнее устроился в кресле и выразительно вскинул бровь. — Бывшему.

«Любовнику…» — резанул слух довольный, ставший бархатным, голос Келера. Зато от злости я пришла в себя.

«Путь думает что хочет, лишь бы не докопался до правды!» — судорожно размышляла, пытаясь выловить в сумке сотовый.

В красивой, небольшой сумке у меня всегда порядок, но сейчас, нервничая, я не могла найти его. Сумка будто стала бездонной. Или я рассеянной под давящим взглядом Келера.

То, что еще недавно стояла перед ним в унизительной, бесстыдной позе, жгло память. Он теперь смотрел на меня не то, чтобы безразлично, цинично, давяще, а как-то иначе. Я не могла еще до конца осознать, да и не до этого, но кожей чувствовала: сидит и строит на меня планы, которые прямо сейчас «вертятся» в его голове, отражаются на самодовольном лице, в красивой, чувственной улыбке, от которой меня тошнит, хотя раньше она казалась мне очень привлекательной. Боюсь, если прикоснется ко мне — меня вырвет.