Наконец я выловила сотовый, набрала в грудь воздуха, потому что от волнения порой забывала дышать, и попыталась разблокировать экран. Увы, для моей психики произошедшего было слишком много. Палец вспотел, и гаджет отказывался принимать мой персональный пароль, который измениться за двадцать минут ну никак не мог. Он и за всю жизнь-то не меняется.

Одновременно пыталась успокоиться и придумать, что сказать Виктору Михайловичу. Хотя… Максим Викторович так ненавидит своего отца, что сам уже все придумал.

Торопливо вытерла ладонь о борт жакета. Вышло по-ребячески, чем вызвала в Келере довольный громкий хмык.

Когда нашла номер, прежде чем нажать на вызов, ляпнула:

— На громкую связь поставить? — хотела съязвить, но увидев довольный кивок Келера, обругала себя.

«Дура! И зачем подала идею?! Кто тянул за язык?!» — теперь выкрутиться из передряги остановилось сложнее.

— Жаль, я не увижу его лица, — процедил сквозь зубы Келер с недоброй полуулыбкой. Я поежилась.

Когда в кабинете раздались из динамика громкие гудки, села на стул и повернулась к Кёлеру-младшему спиной. Не хочу и не могу смотреть в его самодовольное лицо. Подумать только, он мне нравился!

«Ничего, Вера, зато теперь ты огребешь его «внимания» по самое не балуй. И, подозреваю, во все места».

Едкие мысли помогли ощутить злость, раздражение, зато я собралась с духом для важнейшего разговора, от которого зависели моя дальнейшая жизнь и жизнь моих родных.

— Да, Вера, — раздался громкий, бодрый и в то же время удивленный голос Виктора Михайловича. В реальности я редко ему звонила — по пальцам одной руки эти случаи можно пересчитать. Это всегда он мне звонил, а я бежала выполнять работу.

— Виктор Михайлович, день добрый еще раз, — строго произнесла я, чтобы сразу его настроить на мысли, что веду себя не так, как обычно. — Простите, но должна сказать вам, что я полюбила вашего сына, и… мы больше не сможем… уединяться. Я… — Боже, как стучало в висках от волнения. Начальник тоже затих. Повисшая тишина пугала.

— Я могу передать привет сыну? — неожиданно скупо спросил Келер-старший.

— Ну… — я растерянно повернулась к Келеру-младшему. — Нет, но, если хотите, дам ему трубку.

— Ага, значит, громкой связи нет. Тогда постарайся убедить его, что между нами ничего не было — он может огорчить Анечку… — после слов Виктора Михайловича я перестала дышать. Он понял! Подыграл! Получилось!

— Хорошо, я все поняла, — пытаясь унять радость, ответила приглушенно. — И, пожалуйста, не надо так огорчаться. Все, что лежит вне рамок наших интимных отношений, все свои рабочие обязанности я буду выполнять добросовестно.

— Это уже личный разговор. Объяснишься вечером, — спокойно сказал Виктор Михайлович и бросил трубку.

«Ну вот! Часть дела сделана, — я медленно убрала телефон от лица и опустила взгляд на колени. Что теперь?»

«И ковер грязный», — подметила вдруг. — Не хотелось бы заниматься сексом в такой грязи».

Я чувствовала себя бесправной жертвой, барашком, отданным на заклание. Или это был ягненок? Неважно, но я не буду жертвой. Нет. Я ни в чем не виновата, это раз. И два, немного успокоившись, приняла решение: хочет этот мудак мое тело — хорошо. Но можно так отдаться, что он наестся на годы вперед.

«Тело меня не предаст, — сказала сама себе. — Ни звука, ни стона от меня не услышит!»

— Я выполнила ваше требование, Максим Викторович, — произнесла я, не оборачиваясь. — Что-то еще?

— Замечательно. Не хочешь повернуться и общаться, как все воспитанные, сдержанные люди?

— Успею еще на вас, Максим Викторович, насмотреться, — сухо бросила. — Вы что-то еще хотите? Или я могу идти?

— Иди. Твой номер телефона у меня есть, так что… сброшу смс и пришлю водителя.

Я встала и, выпрямив спину до боли в позвоночнике, вышла из ненавистного, пропахшего сигарами, кабинета.

Сидя на заднем сиденье такси, я бессмысленно смотрела на проносившиеся перед глазами дома и улицы. На душе противно, тошно, и только врожденное упрямство не давало мне беспомощно разреветься.

Когда тренькнул телефон, брать его не хотела. Но опознав сигнал, установленный на входящие Виктора Михайловича, протянула руку.

«Ты одна? — было написано в смс-ке. — Езжай сразу домой».

Вот такой Келер-старший. Никаких истерик по телефону — сразу выдержка и молниеносное решение. Представив его собранного, сидящего во главе большого стола за бумагами, я взяла себя в руки.

— Простите, — окликнула водителя, — адрес изменился.

Смену курса таксист воспринял положительно. Еще бы, ценник с ходу подпрыгнул впятеро! Поэтому довольный, он развернулся и поехал, с интересом поглядывая на меня в зеркале заднего вида.

Я же сомкнула зубы, сделала зверское лицо, не желая разговоров, и о, чудо, поездка продолжилась в тишине, под тихую, успокаивающую музыку.

Убрав телефон в сумочку, я вытащила пачку антибактериальных салфеток. Нервно протерев руки, сжала одну в комок. Господи, как же хочу в горячий душ, смыть с тела грязную жирную пленку из ненависти, презрения, злости и похабства.

«Если мне сейчас уже плохо, то что буду делать после… После коитуса?»— пронеслась в голове паническая мысль. Представить противно. Как и думать о самом процессе.

Глубоко вдохнула-выдохнула.

«Спокойно Вера, спокойно. Надо взвесить все за и против. Поговорить со старшим Келером. В конце концов, что я потеряю, если пойду на конфронтацию с младшим?

Вытащив из сумки блокнот, раскрыла и разделила чистую страницу на две части. Слева поставила «минус» и перечислила отрицательные итоги: потеря работы, потеря репутации, потеря маминой квартиры, огромный долг и суд с Виктором Михайловичем, в случае, если его секрет выплывет наружу.

Плюсы: мое тело останется моим.

Да, дороговато выходит свобода личной неприкосновенности и сохранение гордости. Вздохнула, оторвалась от блокнота, и взгляд случайно зацепился за какую-то размалеванную девчонку, голосовавшую у дороги. Она выглядела как настоящая проститутка. Нет, она выглядела так, как я себя сейчас чувствовала.

Только я никогда не хотела ею быть. Никогда не мечтала дороже продаться. Не стремилась к богатству и роскоши. А теперь жизнь вывернула так, что прикладывает фейсом об асфальт.

Не хочу! В душе все против этого варианта. Да и злость подстегнула. И я принялась рассматривать другие варианты.

Конечно, других собственно и нет. Разве что, если я не могу не «дать», то стоит ввести свои правила. Пусть Максим знает: получить мое тело — не значит покорить меня и подавить. Не стоит ему рассчитывать на предварительные ласки — это раз. А если все-таки захочет меня приласкать, не позволю.

Как там говорится? Смотреть в потолок и думать об Англии? Об Англии мне думать не хочется, но я вполне могу поразмыслить о фармакологии. Вряд ли Максим Викторович запредельно виртуозный любовник. Он хочет получить безэмоциональную куклу? Он ее получит.

Когда такси остановилось, я выглянула из машины, чтобы нас пропустила охрана. Еще минут через десять, мы были у ворот особняка Келера-старшего. Я расплатилась корпоративной картой и вышла.

— Вера, ты такая бледная, — Анна Дмитриевна увлеченно размещала в холле огромный букет роз, но меня сразу же заметила. — Не приболела?

— Нет. Попался не лучший водитель, — через силу заставила себя улыбнуться. — От лихой езды мне всегда плохо.

— У меня есть таблетка от тошноты. Сейчас дам! Погоди минутку!

Наблюдая, как она суетится, чтобы помощь мне, в голову пришла дурацкая мысль: вот эта милая, добрая женщина родила того мудака, который теперь портит мне жизнь. Тряхнув головой, я тут же откинула эту глупость в сторону и крикнула:

— Анна Дмитриевна, не надо искать. Я обойдусь! Да и ждут меня!

Но от нее так просто не уйдешь. Она все же заставила меня запить таблетку и только потом отпустила, тем более что в холл вышел Виктор Михайлович.