- Все в порядке, ладно? – Виновато зажмуриваюсь. – Это я кретин.

- Пообещай мне.

- Что?

Хэйдан отстраняется и прожигает меня взглядом полным веры и надежды. Он так на меня

смотрит, словно доверяет мне. А я кусок дерьма. Я собираюсь его предать.

- Пообещай мне, что ты сделаешь все, чтобы Ари вернулась домой.

- Хэрри...

- Просто скажи это. Ты никогда слов на ветер не пускаешь. Давай. Скажи.

- Я... – Сглатываю и твердым голосом проговариваю. – Я обещаю.

Плечи Хэрри опускаются, и он вымучивает тусклую улыбку.

- Вух, отлично. И следи за голубками. Мало ли, что с ними случится.

- Ты меня знаешь. Я всегда за всеми слежу.

- Верно.

Хэйдан похлопывает меня по лопатке, отворачивается, а потом вновь обнимает.

Я стою обездвижено и в ступоре. Жаль, что мой брат ошибается. К сожалению, он не

представляет, что восхищается предателем и крепко сжимает в руках настоящего убийцу.

Когда я возвращаюсь домой, на моей кровати оказывается черный костюм и нелепая маска,

как в фильме «Призрак оперы». Джиллианна любила этот фильм. Я смотрел его раз сто, может

и больше, и меня всегда дико раздражала кривая маска на лице главного героя.

Тру от усталости глаза и подхожу ближе. На пиджаке валяется записка.

«Не опоздай».

Очень мило со стороны Меган фон Страттен подарить мне классический костюм. Да, я

просто в восторге. Выходит, это маскарад? Замечательно. Так будет проще скрыть лицо.

Я сообщаю Джейсону о том, что они с Норин должны найти костюмы, а потом прячу

футболку Ариадны в самый дальний угол шкафа. Плетусь в ванную комнату и стягиваю с плеч

толстовку, потом снимаю футболку. На моем теле всегда было много шрамов, сейчас на нем

много гематом и порезов, словно я влипаю в неприятности каждые две минуты. Не помню, чтобы я так паршиво выглядел. Щетина покрывает подбородок, под глазами синие круги, будто я

не сплю. Хотя, так и есть, я не помню, когда мне в последний раз удавалось нормально

отдохнуть. В моей ситуации это непозволительная роскошь.

Я бреюсь, оставляя мелкие порезы, затем под душем смываю остатки дня.

Остатки всех этих дней.

Из ванны я выхожу другим человеком: спокойным и расслабленным. Что бы со мной ни

случилось, я со всем справлюсь. Жизнь – дерьмо. Я знаю, я в курсе. Я привык, когда на меня

обрушивается ливень из проблем и уже даже не чувствую себя загнанным в угол.

Так или иначе, у каждого из нас своя клетка. Просто в моей нет воздуха и света.

Я не спускаюсь к ужину. И не выхожу на завтрак. Отец заходит ко мне в обед. Но я с ним не

разговариваю. Отмахиваюсь, указывая на учебник по биологии, и отворачиваюсь, даже не

представляя, что вообще я могу сказать папе, после того, как рыдал на его плече с полчаса, как

истеричная девчонка.

Что он теперь обо мне думает? Какие действия собирается предпринять?

Ответ не заставляет себя долго ждать. Часам к пяти ко мне в спальню заходил Дол, и я

подозрительно прищуриваюсь, потому что меня раздражает, когда она пытается казаться милой

и заботливой мамочкой, которой, увы, не является.

- Мэтт, тут кое-кто пришел.

- Кто?

- Спустись и увидишь.

- Я никого не жду.

- Спустись, – повторяет она, кивая, и ее светлые локоны скатываются с плеч, – живо.

Приказной тон? Со мной такие приемы не срабатывают. И, все же, что-то заставляет меня

поднять зад и последовать за ней. Возможно, совесть, которая когда-то смотрела на меня в

отражении. Или, возможно, мне просто надоело целый день валяться в постели и с

маниакальной сосредоточенностью раз за разом обдумывать план действий.

Дол проводит меня в гостиную.

На диване сидит отец, рядом с ним сидит неизвестный мужчина: он толстый или нет, жирный, как кусок сала. Еще и потный кусок сала с мокрой спиной и блестящими щеками

английского бульдога. У незнакомца почти нет волос. Лысина сверкает в ярком свете. И к этой

лысине, словно пиявки, прилипли черные пласты кудрей. Когда-то он этими кудрями покорял

девчонок. Сто процентов. Хотя, о чем это я? Разумеется, нет.

- Мэтт, – папа нервно вскакивает на ноги и потирает ладонями колени, – я хотел тебя

познакомить с мистером Рокетсоном. Слышишь? Подходи ближе.

Свожу брови. Что за чертовщина происходит? Я останавливаюсь и сплетаю на груди руки.

Если он думает, что я просто так выполню то, о чем он меня просит – он ошибается.

- Что за мистер Рокетсон?

- Приятно увидеть тебя воочию, Мэттью! – Толстый мужчина, от которого несет так сильно,

что глаза слезятся, подпрыгивает ко мне и протягивает пухлую ладонь. – Очень!

Я не пожимаю руку.

- Кто вы?

- Это психиатр, Труман Рокетсон, – важным голосом поясняет Долорес, а я гляжу на нее

через плечо и чувствую, как мое лицо возгорается. Руки падают сами собой. Я пялюсь на

женщину и действительно верю, что она проговорила нечто на иврите.

- Что? – Наконец, мой язык отмирает. – Что ты сказала?

- Психиатр. Мы решили, что тебе нужно поговорить с кем-то.

У меня нет слов. У меня нет сил. Первые несколько секунд я не знаю, что ответить и что

закричать, потому что прибываю в странном, туманном состоянии, во время которого так и

тянет разбить кому-то морду. Но здесь отец и Долорес, их бить как-то неправильно... Выходит,

не повезет толстому ублюдку, но у него и так жизнь не классная, да? Разве стоит подливать

масло в огонь? Мои сумбурные мысли вертятся в голове, словно сумасшедшие, и, решив, что

напугать отца больше попросту невозможно, я смеюсь. Прыскаю со смеху и отворачиваюсь.

Оглядываю круглыми глазами комнату и отцу в лицо смотрю растерянно.

- Ты пригласил в дом мозгоправа? – Кривлю губы и вновь усмехаюсь. – Ого. Смелый

поступок, пап, очень смелый. Кого он будет лечить?

- Мэттью, пожалуйста.

- Что? Я задал обычный вопрос.

- Прекрати.

- Он сможет тебе помочь! – Горячо восклицает Долорес и приближается ко мне. – Он тебя

выслушает, найдет способ избавиться от...

- Чего?

- От проблем, – договаривает отец, сведя брови, – а у тебя ведь много проблем.

- Ты серьезно? – Я больше не смеюсь. Я начинаю злиться. – Невероятно.

- Мэттью, тебе нужна помощь! Слышишь? Сынок, тебе нужен человек, который тебя

услышит, который поймет, что творится в твоей голове.

- И ты решил, что этим человеком должен быть какой-то Балу из Детройта?

- Ради Бога, простите, – щебечет Дол, поджав от стыда губы, – он пошутил.

- Да, мистер Рокетсон, я великий шутник, – рычу я, стиснув зубы.

Неожиданно мне становится очень неприятно. Вместо того чтобы понять меня, отец

пригласил в дом чужого человека. Я знаю, что напугал его. Знаю, что заслуживаю злость и

недоверие. Но в таком поступке проскальзывает неуважение, будто я кусок дерьма. Никто не

хочет марать руки, и поэтому пригласили докторишку в перчатках. Меня тошнит. Здесь нет моих

родных. Я вдруг отчетливо ощущаю, что я остался один.

- А знаете что, – на выдохе протягиваю я, взмахнув рукой, – вы тут оставайтесь. А я, пожалуй, пойду.

- Мэтт, пожалуйста.

Я поворачиваюсь к папе спиной, делаю несколько шагов и останавливаюсь, так как в мое

плечо впивается его рука. Отец тянет меня назад, а я порывисто подаюсь к выходу.

- Ты никуда не пойдешь.

Оборачиваюсь. Я всегда любил отца. Но сейчас я его ненавижу.

- Мэтти, – хрипит он, приблизившись ко мне почти вплотную, – я ведь помочь хочу.

У нас похожие глаза. Мы одинаково разговариваем. Одинаково движемся. Но что-то в эту

минуту разрывается, связь между нами исчезает. Пять лет назад у меня умерла мама.