Таково положение дел! Я не говорю о других странах, потому что сельскохозяйственный кризис не затрагивает их так сильно. И если бы этот сельскохозяйственный кризис вызвал промышленный кризис в Англии, которого мы ждем вот уже 25 лет… тогда!

Ф. Энгельс

Напечатано в газете «Le Socialiste» № 51, 12 сентября 1891 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с французского

СОЦИАЛИЗМ В ГЕРМАНИИ[244]

Написано: основная часть — в октябре 1891 г., введение и заключение к немецкому переводу — в январе 1892 г.

Напечатано в «Almanach du Parti Ouvrier pour 1892». Lille, 1892 (без введения и заключения) и в журнале «Die Neue Zeit», Bd. 1, N19. 1891–1892 гг.

Подпись: Фр. Энгельс

Печатается: основная часть по тексту «Almanach du Parti Ouvrier pour 1892», сверенному с немецким переводом в журнале «Die Neue Zeit»; введение и заключение по тексту журнала «Die Neue Zeit»

Перевод с французского и немецкого

Нижеследующее представляет собой перевод статьи, написанной мной по просьбе наших парижских друзей на французском языке для «Almanach du Parti Ouvrier pour 1892». Я считаю себя обязанным как по отношению к французским, так и по отношению к немецким социалистам опубликовать ее также на немецком языке. По отношению к французским — потому, что в Германии должны знать, насколько откровенно можно с ними обсуждать тот случай, когда немецким социалистам безусловно пришлось бы принять участие в войне, даже и против Франции, и насколько свободны эти французы от шовинизма и жажды реванша, которыми так щеголяют все буржуазные партии, от монархистов до радикалов. По отношению к немецким — потому, что они имеют право узнать непосредственно от меня, что я рассказал о них французам.

Само собой разумеется, — и об этом я еще раз заявляю прямо, — что в этой статье я говорю лишь от своего собственного имени, а вовсе не от имени германской партии. Такое право принадлежит только выборным органам этой партии, ее представителям и доверенным лицам. К тому же то положение, которое я занимаю в международном движении в итоге своей пятидесятилетней деятельности, не позволяет мне выступать в качестве представителя той или иной национальной социалистической партии в противовес другим партиям, но оно и не мешает мне помнить, что я немец, и гордиться тем положением, которое раньше всех других завоевали себе наши немецкие рабочие.

Немецкий социализм возник задолго до 1848 года. Сначала в нем существовало два независимых течения. С одной стороны— чисто рабочее движение, ответвление французского пролетарского коммунизма; плодом этого движения был утопический коммунизм Вейтлинга, явившийся одним из этапов его развития. Затем — теоретическое движение, возникшее в результате распада гегелевской философии; в этом направлении с самого начала господствует имя Маркса. «Коммунистический манифест», появившийся в январе 1848 г., знаменует собой слияние обоих течений, слияние, которое было завершено и скреплено неразрывными узами в горниле революции, когда все они, и рабочие, и бывшие философы, одинаково рисковали своей жизнью во имя общего блага [В тексте немецкого перевода, опубликованного в журнале «Die Neue Zeit», вместо слов «одинаково рисковали своей жизнью» напечатано: «с честью доказали на что они способны». Ред.].

После поражения европейской революции в 1849 г. социализму в Германии пришлось ограничиться нелегальным существованием. Только в 1862 г. Лассаль, ученик Маркса, снова поднял социалистическое знамя. Но это уже не был смелый социализм «Манифеста»; все, что требовал Лассаль в интересах рабочего класса, сводилось к учреждению кооперативных производительных товариществ с помощью государственного кредита, — новое издание программы той части парижских рабочих, которая до 1848 г. примыкала к «National» Марраста [В немецком тексте добавлено: «органу чистых республиканцев». Ред.], то есть к программе, выдвинутой чистыми республиканцами в противовес «Организации труда» Луи Блана[245]. Социализм Лассаля был, как мы видим, очень умеренным. И тем не менее его появление на сцене знаменует собой исходный пункт второго этапа развития социализма в Германии. Ибо Лассалю, благодаря его таланту, рвению, неукротимой энергии, удалось вызвать к жизни рабочее движение, с которым положительными или отрицательными, дружественными или враждебными узами связано все то, что волновало немецкий пролетариат в течение десяти лет [В немецком тексте вместо слов «все то, что волновало немецкий пролетариат в течение десяти лет» напечатано: «все, что немецкий пролетариат самостоятельно сделал в течение десяти лет». Ред.].

В самом деле, могло ли чистое лассальянство, как таковое, удовлетворить социалистические требования нации, создавшей «Манифест». Это было невозможно. И поэтому вскоре, благодаря главным образом усилиям Либкнехта и Бебеля, возникла рабочая партия, открыто провозгласившая принципы «Манифеста» 1848 года[246]. Далее, спустя три года после смерти Лассаля, в 1867 г. появился «Капитал» Маркса, и с этого момента начинается упадок специфического лассальянства. Взгляды, развитые в «Капитале», все больше и больше становились достоянием всех немецких социалистов, — лассальянцев не в меньшей мере, чем других. Не раз целые группы лассальянцев с развернутыми знаменами и с барабанным боем переходили в ряды новой партии Бебеля и Либкнехта [В немецком тексте слова «Бебеля и Либкнехта» опущены. Ред.], именуемой эйзенахской партией. Эта партия численно постоянно росла; так что вскоре дело дошло до открытой вражды между лассальянцами и их соперниками; и наиболее остро борьба происходила, — даже с применением дубинок, — как раз в тот момент, когда между борющимися уже не было ни одного действительно спорного пункта, когда принципы, аргументы и даже средства борьбы у тех и у других во всех существенных пунктах совпадали.

А это был как раз тот момент, когда депутаты обеих социалистических фракций сидели рядом в рейхстаге и необходимость совместных действий ощущалась вдвойне. Перед лицом буржуазных депутатов [В немецком тексте вместо слов «буржуазных депутатов» напечатано: «партий порядка». Ред.] такая традиционная взаимная вражда выглядела явно смешной. Положение стало прямо-таки нетерпимым. И тогда, в 1875 г., произошло объединение[247]. С тех пор враждовавшие прежде братья уже постоянно составляли единую, сплоченную семью. А если и имелись еще очень небольшие шансы их разъединить, то Бисмарк весьма любезно это предотвратил, издав в 1878 г. свой пресловутый исключительный закон, поставивший немецкий социализм вне закона. Преследования, которые, подобно ударам молота, обрушивались на тех и на других, окончательно выковали из лассальянцев и эйзенахцев единую однородную массу. И в настоящее время социал-демократическая партия, выпуская одной рукой официальное издание сочинений Лассаля[248], в то же время другой рукой — и при помощи бывших лассальянцев — искореняет из своей программы последние следы специфического лассальянства.

Нужно ли подробно освещать все перипетии, сражения, поражения и победы, которыми был ознаменован путь германской партии? Когда в 1866 г. всеобщее избирательное право открыло перед ней двери рейхстага, она была представлена двумя депутатами [А. Бебелем и В. Либкнехтом. Ред.] и сотней тысяч избирателей; теперь она насчитывает 35 депутатов и полтора миллиона избирателей, то есть больше избирателей, чем было у любой партии на выборах 1890 года. В результате одиннадцатилетнего пребывания вне закона и на осадном положении ее ряды выросли вчетверо, и она превратилась в сильнейшую партию Германии. В 1867 г. буржуазные депутаты [В немецком тексте вместо слов «буржуазные депутаты» напечатано; «депутаты партий порядка». Ред.] могли еще рассматривать своих социалистических коллег как чужеродные существа, прибывшие с другой планеты; теперь, нравится это им или нет, но они вынуждены видеть в них передовой отряд той силы, которой принадлежит будущее. Социал-демократическая партия, сокрушившая Бисмарка и опрокинувшая после одиннадцатилетней борьбы закон против социалистов, партия, которая, подобно бурному потоку, сносит все плотины и наводняет города и села, вплоть до самых реакционных Вандей [В немецком тексте вместо слова «Вандей» напечатано: «сельских районов». Ред.], — эта партия достигла теперь такого положения, что может почти с математической точностью определить время, когда она придет к власти.