Но, это быстрое развитие польской промышленности, оставившей позади русскую, является, в свою очередь, новым доказательством неиссякаемой жизненной силы польского народа и новой гарантией его будущего национального возрождения. А возрождение независимой сильной Польши, это, однако, дело, которое касается не только поляков, но и всех нас. Искреннее международное сотрудничество европейских наций возможно только при том условии, если каждая из этих наций полностью распоряжается в своем собственном доме. Революция 1848 г., в которой пролетарским борцам пришлось под знаменем пролетариата в конечном счете выполнить лишь работу буржуазии, осуществила вместе с тем руками своих душеприказчиков — Луи Бонапарта и Бисмарка — независимость Италии, Германии, Венгрии. Польшу же, которая за время с 1792 г. сделала для революции больше, чем все эти три страны, вместе взятые, в момент, когда она в 1863 г. изнемогала под натиском сил русских, в десять раз превосходивших ее силы, предоставили самой себе. Шляхта не сумела ни отстоять, ни вновь завоевать независимость Польши; для буржуазии эта независимость в настоящее время по меньшей мере безразлична. А всё же для гармонического сотрудничества европейских наций она является необходимостью [В польском издании эта фраза опущена. Ред.]. Независимость эту может завоевать только молодой польский пролетариат, и в его руках она вполне обеспечена. Ибо для рабочих всей остальной Европы независимость Польши так же необходима, как и для самих польских рабочих.

Ф. Энгельс

Лондон, 10 февраля 1892 г.

Напечатано в журнале «Przedswit» № 35, 27 февраля 1892 г. и в книге: К. Marx i F. Engels. «Manifest Komunistyczny». London, 1892

Печатается по рукописи, сверенной с текстом польского издания 1892 г.

Перевод с немецкого

Лондон, 17 марта 1892 г.

Гражданки и граждане!

Сегодня исполнился 21 год с того дня, как парижский народ водрузил красное знамя, бросив одновременно вызов как французскому трехцветному знамени, развевавшемуся в Версале, так и немецкому трехцветному знамени, развевавшемуся на фортах, занятых пруссаками.

Красное знамя символизировало собой парижский пролетариат, поднявшийся на такую высоту, откуда как победители, так и побежденные становятся одинаково незримыми.

Историческое величие придал Коммуне ее в высшей степени интернациональный характер. Это был смелый вызов всякому проявлению буржуазного шовинизма. И пролетариат всех стран безошибочно это понял. Пусть буржуа празднуют свое 14 июля или свое 22 сентября[283]. Праздником пролетариата всегда и всюду будет 18 марта.

Вот почему подлая буржуазия нагромождала горы подлой клеветы на могилу Коммуны. И вот почему одно лишь Международное Товарищество Рабочих осмелилось с первого до последнего дня отождествлять себя с парижскими повстанцами, а затем — с побежденными пролетариями. Правда, когда пала Коммуна, не мог продолжать свое существование и Интернационал. Под крики «лови коммунаров!» он был разгромлен по всей Европе.

И вот сегодня исполнился двадцать один год с тех пор, как были отбиты пушки на высотах Монмартра [См. настоящий том, стр. 194. Ред.]. Дети, родившиеся в 1871 г., достигли ныне совершеннолетия, и благодаря глупости правящих классов они — солдаты, они обучаются умению владеть оружием, искусству организовываться и защищаться с винтовкой в руках. Коммуна, которую считали убитой, Интернационал, который считали навсегда уничтоженным, — они среди нас, они живут и в двадцать раз сильнее, чем в 1871 году. Сотни превратились в тысячи, вместо тысяч на наш призыв теперь откликаются миллионы. Союз международного пролетариата, который Первый Интернационал мог лишь предвидеть и подготовлять, сегодня стал уже действительностью. И более того, миллионы сыновей тех самых прусских солдат, которые в 1871 г. занимали форты вокруг Парижа Коммуны, в настоящее время рука об руку с сыновьями парижских коммунаров сражаются в первых рядах за полное и окончательное освобождение рабочего класса. Да здравствует Коммуна!

Да здравствует международная Социальная Революция!

Фридр. Энгельс

Напечатано в газете «Le Sociatiste» № 79, 26 марта 1892 г.

Печатается по тексту газеты, сверенному с черновой рукописью

Перевод с французского

ВВОДНОЕ ЗАМЕЧАНИЕ КО ВТОРОМУ НЕМЕЦКОМУ ИЗДАНИЮ РАБОТЫ К. МАРКСА «НИЩЕТА ФИЛОСОФИИ»[284]

По поводу второго издания я должен лишь сказать, что ошибочно указанное во французском тексте имя Гопкинс (на стр. 45) заменено правильным именем: Годскин, и там же исправлен год издания книги Уильяма Томпсона на 1824[285]. Теперь, надеемся, библиографическая совесть господина профессора Антона Менгера будет успокоена.

Фридрих Энгельс

Лондон, 29 марта 1892 г.

Напечатано в книге: Karl Marx. «Das Elend der Philosophie». Stuttgart. 1892

Печатается по тексту книги

Перевод с немецкого

ВВЕДЕНИЕ К АНГЛИЙСКОМУ ИЗДАНИЮ «РАЗВИТИЯ СОЦИАЛИЗМА ОТ УТОПИИ К НАУКЕ»[286]

Титульный лист английского издания «Развития социализма от утопии к науке» 1892 г. с введением Ф. Энгельса

Предлагаемая брошюра была сначала частью более обширного целого. Около 1875 г. д-р Е. Дюринг, приват-доцент Берлинского университета, внезапно в довольно крикливом тоне объявил, что он уверовал в социализм, и преподнес немецкой публике не только подробно разработанную социалистическую теорию, но и законченный практический план преобразования общества. Само собой разумеется, он обрушился на своих предшественников: больше других его внимания удостоился Маркс, на которого он излил свой гнев полной чашей.

Это случилось в то время, когда только что произошло объединение двух частей социалистической партии в Германии — эйзенахцев и лассальянцев[287] — и партия таким образом не только чрезвычайно численно выросла, но, что еще важнее, получила также возможность направить все свои силы против общего врага. Социалистическая партия в Германии быстро становилась силой. Но для того, чтобы сделать ее силой, прежде всего необходимо было не подвергать опасности только что завоеванное единство. Между тем д-р Дюринг открыто начал создавать вокруг себя секту, ядро будущей особой партии. Поэтому мы были вынуждены принять брошенный нам вызов и вступить в бой, хотели мы того или нет.

Это, однако, было делом хотя и не слишком трудным, но явно кропотливым. Хорошо известно, что нам, немцам, свойственна страшно тяжеловесная Grundlichkeit, называйте это как угодно — основательное глубокомыслие или глубокомысленная основательность. Когда кто-нибудь из нас приступает к изложению того, что, по его мнению, является новой доктриной, он считает необходимым прежде всего разработать это в виде всеобъемлющей системы. Он должен доказать, что и главные принципы логики и основные законы мироздания искони существовали только для того, чтобы в конце концов привести именно к этой новооткрытой и завершающей всё теории. И в данном отношении д-р Дюринг был вполне скроен по этой национальной мерке. Ни много, ни мало, как полная «Система философии» — философии духа, морали, природы и истории, полная «Система политической экономии и социализма» и, наконец, «Критическая история политической экономии»[288] — три толстых тома в восьмую долю листа, тяжелых как по весу, так и по содержанию, три армейских корпуса аргументов, мобилизованных против предшествующих философов и экономистов вообще и Маркса в особенности, — поистине попытка совершить полный «переворот в науке», — вот с чем пришлось мне иметь дело. Я был вынужден трактовать обо всех предметах самого разного рода: от понятия времени и пространства до биметаллизма[289]; от вечности материи и движения до преходящей природы моральных идей; от дарвиновского естественного отбора до воспитания молодежи в будущем обществе. Во всяком случае, всеобъемлющая система моего противника давала мне повод изложить в полемике с ним взгляды Маркса и мои на все эти разнообразные предметы, и притом в гораздо более связном виде, чем это приходилось делать когда-либо прежде. Это как раз и было главной причиной, вынудившей меня взяться за эту, во всех других отношениях неблагодарную, задачу.