– Путь наружу, – сказал испанец.

– Внутрь, как сказал старик, – поправил его Фрэнсис. – Но как бы то ни было – двинемся.

Все уже прошли сквозь стену и довольно далеко продвинулись вперед по узкому проходу, когда старый майя с криком: «Мой сын!» – внезапно повернулся и бросился назад.

Поднявшаяся часть стены снова уже почти опустилась до пола, и жрец только с трудом смог проползти под ней. Еще мгновение – и стена вернулась в прежнее положение. Она была так остроумно задумана и так точно пригнана, что сразу же преградила путь потоку воды, хлынувшему из зала идолов.

Снаружи пещеры, если не считать ручейка, вытекавшего от подножия утеса, не было никаких признаков того, что происходило внутри.

Генри с Рикардо, прибывшие к пещере, заметили воду, и Генри сказал:

– Это что-то новое. Когда мы уходили, здесь не было никакого потока.

Через минуту, увидя, что скала дала новый оползень, он добавил:

– Здесь был вход в пещеру. Теперь его нет. Не понимаю, куда делись все остальные?

Как бы в ответ на это, стремительный поток вынес наружу человеческое тело. Генри и Рикардо бросились к нему и вытащили его из воды. Узнав в нем жреца, они повернули его лицом вниз, прижали к земле и стали оказывать утопленнику обычную первую помощь.

Целых пять минут старик не обнаруживал никаких признаков жизни; прошло еще десять минут, прежде чем он открыл глаза и стал дико озираться вокруг.

– Где они? – спросил Генри.

Старик жрец забормотал что-то на языке майя, и Генри снова начал его трясти, чтобы окончательно привести в чувство.

– Нет, никого нет… – с трудом выговорил он по-испански.

– Кого нет? – спросил Генри и принялся опять трясти воскресшего, пытаясь вернуть ему память. – Кого нет? Кого?

– Моего сына… Чия убила его… Чия убила моего сына, как и всех остальных.

– Кого остальных?

Генри пришлось опять тряхнуть старика.

– Богатого молодого гринго, который был другом моего сына, врага – богатого молодого испанца, которого зовут Торресом, и молодой женщины из рода Солано, из-за которой все и случилось. Я предупреждал вас. Ей не следовало сюда приходить. Женщины – всегда проклятие в делах мужчины. Ее присутствие прогневило Чию, ибо она тоже женщина… Язык Чии – ехидна. Своим языком она убила моего сына, и гора извергла на нас там, внутри, в самом сердце своем, океан воды, и все умерли, все убиты Чией! Горе мне! Я прогневил богов. Горе мне! Горе мне! И горе всем, кто будет искать священное сокровище, чтобы похитить его у богов майя!

Генри и Рикардо стояли между разлившимся потоком и оползнем и спешно совещались, а рядом с ними, распростершись на земле, стонал и молился последний жрец майя. Тряхнув его еще раз, чтобы привести в порядок спутанные мысли старика, Генри наконец добился от него весьма сбивчивого и противоречивого рассказа о событиях, случившихся в недрах горы.

– Только его сын был укушен змеей и свалился в яму, – с проснувшейся надеждой заметил Генри.

– Да, это верно, – подтвердил Рикардо. – Он не заметил, чтобы что-нибудь плохое случилось с остальными, не считая того, что они насквозь промокли.

– И может быть, сейчас находятся в какой-нибудь из пещер выше уровня воды, – продолжал Генри. – Если бы нам только удалось взорвать оползень, мы могли бы открыть доступ к подземной пещере и дать сток воде. Если они остались в живых, то смогут продержаться еще долго; быстро убивает только отсутствие воды, а воды-то у них, во всяком случае, столько, что они не знают, куда ее и девать. Без пищи же они могут обходиться достаточно долго. Но что удивляет меня, так это – каким образом туда попал Торрес?

– Интересно бы знать, не по его ли милости на нас напали кару, – предположил Рикардо.

Генри, однако, высмеял эту идею.

– Во всяком случае, – заметил он, – дело не в этом, а в том, как бы нам проникнуть внутрь этой горы, если предположить, что они еще живы. Нам с вами не пробить ее толщи и за целый месяц, но если бы у нас было пятьдесят человек, бессменно работающих днем и ночью, то за двое суток мы могли бы сделать в ней отверстие. Итак, первым делом нам следует достать людей. Вот что я предполагаю сделать: сяду на одного из наших мулов и отправлюсь в поселок кару. Пообещаю им одну из чековых книжек Фрэнсиса, если они согласятся последовать за мной сюда и помочь нам. В случае неудачи я постараюсь набрать людей в Сан-Антонио. Все это я беру на себя, а вы тем временем вернитесь обратно к месту нашей стоянки и доставьте сюда всех мулов, пеонов, продукты и лагерное снаряжение. Да прислушивайтесь повнимательнее к скале, – быть может, они начнут стуком оттуда сигнализировать…

Генри направил своего мула к деревушке кару – к величайшему неудовольствию мула и самих кару, которые были изумлены, видя, как в их крепость без всякого эскорта врывается один из спутников тех, кого они пытались убить. Сидя на корточках у порогов своих хижин, они сонно грелись на солнце, скрывая под притворным равнодушием обуревавшее их любопытство и даже некоторую тревогу. Как всегда бывает с дикими племенами метисов, безоглядная отвага белого человека смутила кару и лишила их способности действовать. Только высшее, сверхъестественное существо, думали они своими ленивыми мозгами, только существо, наделенное могуществом, о котором они и понятия не имели, могло проникнуть, сидя верхом на усталом непокорном муле, в гнездо своих многочисленных врагов.

Они говорили на каком-то понятном Генри ломаном испанском наречии и в свою очередь понимали его испанскую речь. Однако рассказ Генри о несчастии, приключившемся в священной горе, не произвел на них ни малейшего впечатления. С бесстрастными лицами, равнодушно пожимая плечами, они выслушали его просьбу помочь потерпевшим и обещание щедрого вознаграждения за помощь.

– Если гора поглотила всех гринго, то такова, значит, воля Бога. И кто мы такие, чтобы препятствовать его воле? – говорили они. – Хотя мы и бедные люди, но не желаем работать на других людей и тем более ссориться с Богом. К тому же во всем происшедшем виновны сами гринго. Это не их страна, и нечего им затевать всякие глупые шутки с нашими горами. Пусть сами выпутываются из своих недоразумений с Богом, а у нас и своих хлопот довольно.

Час сиесты давно уже миновал, когда Генри на своем третьем и самом непокорном муле въезжал наконец в сонный Сан-Антонио. На главной улице, на полпути между судом и тюрьмой, он остановил мула, завидев начальника полиции и толстого старенького судью, по пятам которых следовала и дюжина жандармов, и двое несчастных пленников – беглых пеонов с плантаций в Сантосе. В то время как судья и начальник полиции выслушивали рассказ Генри и его просьбу о помощи, начальник полиции украдкой подмигнул судье, который душой и телом принадлежал ему.

– Конечно, мы согласны вам помочь, – заявил наконец судья, потягиваясь и зевая.

– Когда же можно будет собрать нужное количество людей и пуститься в путь? – живо спросил Генри.

– Ну, что касается этого, то, право, мы страшно заняты. Не так ли, уважаемый судья? – с ленивой наглостью заявил начальник полиции.

– Да, мы страшно заняты. – Судья зевнул прямо в лицо Генри.

– Слишком заняты в данное время, – продолжал начальник полиции. – Мы очень сожалеем, что ни завтра, ни послезавтра не сможем отправиться спасать ваших гринго. Через некоторое время, однако же…

– Скажем, на будущее Рождество, – подсказал ему судья.

– Да, да! – подхватил начальник полиции, в знак признательности отвесив ему поклон. – Зайдите к нам приблизительно под Рождество, и если к тому времени дел у нас будет поменьше, возможно, мы подумаем о том, как бы снарядить такую экспедицию. Пока что желаю вам всего доброго, сеньор Морган.

– Вы серьезно говорите это? – спросил Генри с искаженным от гнева лицом.

– Точно такое, наверное, было у него лицо, когда он предательски нанес удар в спину сеньору Альфаро Солано, – со зловещей миной произнес начальник полиции.