– Подожди, жрец! – громовым голосом заорал Фрэнсис. – Ведь она не божественного происхождения, как Де-Васко. Дай испробовать твой напиток самому Де-Васко!

При этих словах Торрес кинул Фрэнсису взгляд, исполненный злобы и ненависти.

– Пустите в ход всю вашу надменность, – учил его Фрэнсис. – Откажитесь от напитка. Покажите им внутренность вашего шлема.

– Я не буду пить! – вскричал Торрес, охваченный паническим страхом при виде направляющегося к нему жреца.

– Ты должен выпить. Если ты воистину Де-Васко, божественный капитан, обитающий на Солнце, этим испытанием ты рассеешь наши сомнения и мы все падем ниц перед тобой и воздадим тебе хвалу.

Торрес кинул Фрэнсису умоляющий взгляд, который не преминули перехватить зоркие глаза жреца.

– Мне кажется, вам придется выпить, – сухо заметил Фрэнсис. – Как бы то ни было, осушите кубок за здоровье дамы и умрите героем.

Внезапно рванувшись, Торрес высвободил одну руку из опутывающих его веревок, сорвал с себя шлем и повернул его так, чтобы жрец мог увидеть его внутреннюю сторону.

– Прочти, что там начертано! – приказал он.

Изумление жреца при виде надписи: «Де-Васко» – было так велико, что ковш выпал из его рук. Расплавленное золото, разлившись кипящим потоком, воспламенило сухие ветки, валявшиеся на земле, а один из копьеносцев, которому обрызгало золотом ногу, стал приплясывать на месте, дико завывая от боли. Однако жрец Солнца быстро пришел в себя и, схватив котелок с углями, начал поджигать хворост, наваленный вокруг его трех жертв. Тогда маленькая девочка вновь вмешалась.

– Бог Солнца не желает, чтобы великий капитан выпил золотой напиток, – проговорила она, – и потому сделал так, чтобы твоя рука его пролила.

Тут все Погибшие Души принялись роптать, высказывая предположение, что здесь, очевидно, кроется нечто, что выше понимания жреца, и последнему волей-неволей пришлось отказаться от своего намерения. Тем не менее, твердо решив добиться гибели чужеземцев, он коварно предложил всему племени:

– Мы подождем знака свыше. Принесите масла! Таким образом, бог Солнца будет иметь достаточно времени, чтобы проявить свою волю. Принесите свечу.

Вылив все масло на сухой хворост, чтобы сделать его более воспламеняющимся, он воткнул зажженный огарок свечи в самую середину пропитанного маслом хвороста со словами:

– Все то время, пока будет гореть свеча, мы будем ждать знака свыше. Справедливо ли это, о мой народ?

И все Погибшие Души прошептали:

– Это справедливо.

Торрес умоляюще взглянул на Фрэнсиса. Тот сказал:

– Нужно признать, что старая скотина не очень-то расщедрился на свечу. Самое большее она протянет пять минут, а может быть, и через три минуты мы будем пылать как факелы.

– Что же нам делать? – вне себя от ужаса спросил Торрес. Леонсия же храбро взглянула в глаза Фрэнсису с печальной, полной любви улыбкой.

– Молить небо о дожде, – отвечал Фрэнсис. – А небо, как назло, безоблачно и ясно. Самое главное – умереть как мужчина. Не визжите слишком громко… – И глаза его вновь обратились к Леонсии, выражая страстную любовь, переполнявшую сердце молодого человека. Хотя их разделял промежуток между столбами, к которым они были привязаны, никогда еще они не были так близки друг другу.

Первой заметила самолет девочка, внимательно глядевшая на небо в ожидании знака солнца. Торрес, не в силах оторвать глаз от почти совсем уже догоревшего огарка свечи, услыхал ее возглас и тоже поднял голову. В ту же минуту он услыхал, как и все остальные, жужжащий шум, точно над ними летало какое-то гигантское насекомое.

– Самолет! – пробормотал Фрэнсис. – Торрес, скажите им, что это и есть ожидаемый знак.

Но в словах уже не было надобности. Над их головами, на высоте свыше ста футов, кружил первый самолет, который довелось увидеть Погибшим Душам. А с самолета, точно благословение свыше, доносились знакомые звуки:

Описав полный круг, самолет поднялся на добрых тысячу футов ввысь; там от него отделился какой-то предмет и стал спускаться прямо на толпу. Этот предмет футов триста падал отвесно, точно гиря, затем развернулся большим парашютом, под которым, точно паук на паутине, висел человек. Когда парашют приблизился к земле, он вновь затянул:

Затем события начали громоздиться одно на другое с головокружительной быстротой. Огарок догоревшей свечи распался, горящий фитиль упал в небольшую лужицу растопившегося сала, сало это загорелось и воспламенило пропитанный маслом хворост. Генри, опустившийся в самую гущу Погибших Душ и накрывший многих из них своим парашютом, в два прыжка очутился подле своих друзей и принялся направо и налево раскидывать пылающий хворост. Занятие это он прервал только на одно мгновение, когда жрец Солнца попытался ему помешать. Мощным ударом по голове он опрокинул этого почтенного наместника богов на спину и, пока тот медленно приходил в себя и пытался встать на ноги, разрезал путы, связывающие Леонсию, Фрэнсиса и Торреса. Он протянул было руки, чтобы обнять Леонсию, но та оттолкнула его со словами:

– Живее! Нечего терять время на объяснения. Падайте на колени перед Торресом с таким видом, точно вы его покорный раб. Да не говорите по-испански – только по-английски!

Генри ничего не понимал, но Леонсия поощряла его взглядом, и он увидел, как Фрэнсис простерся ниц у ног их общего врага.

– Черт побери, – пробормотал Генри, следуя примеру Фрэнсиса. – Вот так штука! Да это будет похуже, чем заживо зажариться на этом самом костре!

За ним последовала и Леонсия, а затем и все Погибшие Души растянулись на земле у ног великого капитана Де-Васко, к которому, на их глазах, прилетели небесные гонцы с самого Солнца. Простерлись все, кроме жреца. Потрясенный случившимся, он размышлял о том, не присоединиться ли и ему ко всем остальным, но в это время черт дернул Торреса переусердствовать в исполнении назначенной ему роли.

С надменностью, о которой все время твердил ему Фрэнсис, он поднял правую ногу и поставил ее на затылок Генри, прищемив ему при этом ухо.

Тут Генри буквально взвился в воздух.

– Вы не смеете наступать мне на ухо, Торрес! – завопил он, мгновенно опрокинув испанца таким же ударом, каким он незадолго до этого свалил с ног жреца.

– Ну теперь все пропало! – с величайшим огорчением заявил Фрэнсис. – Вся наша басня о боге Солнца рассыпалась в прах.

В самом деле жрец Солнца сразу же понял создавшееся положение и с торжествующей улыбкой призвал своих копьеносцев. Но Генри приставил дуло своего автоматического револьвера к животу старого жреца, и тот, припомнив слышанные им легенды о смертоносных пулях, выбрасываемых силой таинственного вещества, которое называется порохом, примирительно улыбнулся и жестом отослал своих копьеносцев назад.

– Все это выше моего понимания и моей мудрости, – заявил он своему племени, причем его глаза все время с тревогой возвращались к дулу револьвера. – Я прибегаю к последнему средству. Пусть гонец отправится и разбудит Ту, Что Грезит. Пусть он передаст ей, что чужестранцы, спустившиеся к нам с неба, а может быть, и с самого Солнца, прибыли в нашу долину. И только мудрость ее неземных грез может разъяснить нам то, чего никто не понимает и что неясно даже мне.

Под конвоем копьеносцев Леонсия, оба Моргана и Торрес пустились в путь по плодородным, хотя и обработанным чрезвычайно примитивным способом нивам, через журчащие ручейки, лесистые участки и поросшие высокой травой луга, на которых паслись коровы такой низкорослой породы, что даже взрослые животные были не больше обычных молодых телят.