Падающий камень рванул веревку так резко, что из груди Генри, внезапно стиснутой натянувшейся петлей, невольно вырвался стон. Его медленно вытянуло из зыбкой пучины. По мере того как он освобождался от неохотно выпускавших его песков, они смыкались под ним с громким сосущим звуком. Но когда Генри достиг поверхности, тяжелый камень настолько перевесил его, что молодой человек стрелой пронесся через зыбкую кору и оказался прямо под деревом на твердой почве. Камень находился рядом с ним.

Только голова, руки и верхняя часть плеч Фрэнсиса высовывались из зыбучих песков, когда ему кинули конец веревки. Вскоре он уже стоял рядом с Леонсией и Генри на твердой земле, грозя кулаком зыбучим пескам, из которых едва освободился, и все трое стали насмехаться над песками. А мириады духов и эхо возвращали им их насмешки, и даже воздух, казалось, впитал в себя злобу и издевательство – глумливые шепоты сновали вокруг них, словно челноки в ткацком станке.

– Не может быть, чтобы мы находились очень далеко от места вспышек, – сказал Генри, когда все трое остановились у подножия высокого крутого утеса. – Если оно расположено дальше, то путь к нему лежит прямо через эту скалу, а так как мы не можем ни взобраться на нее, ни обойти ее, ибо, судя по размерам, она должна иметь много миль в окружности, значит, источник световых вспышек должен быть как раз здесь.

– А не мог это быть просто человек с зеркалами? – спросила Леонсия.

– Скорее всего, это естественное явление, – ответил Фрэнсис. – После этих лающих песков я особенно верю в естественность всех явлений.

Леонсия, случайно взглянув на обращенную к ним сторону скалы, наморщила лоб и воскликнула:

– Смотрите!

Они посмотрели туда, куда она указала, и взоры их остановились на одной и той же точке. То, что они увидели, не было вспышкой – это был ровный белый свет, сияющий и горящий, как солнце. Пробираясь ползком вдоль подножия скалы, мужчины заметили по густоте зарослей, что здесь уже много лет не ступала нога человека. Запыхавшись от напряжения, они пробились сквозь заросли на открытое место, где сравнительно недавний оползень скалы уничтожил всю растительность.

Леонсия захлопала в ладоши. На этот раз ей не нужно было ничего показывать. На высоте тридцати футов, на склоне холма, виднелись два огромных глаза. Каждый глаз имел футов шесть в диаметре, а поверхность его была выложена каким-то белым, отражающим свет веществом.

– Глаза Чии! – вскричала она.

Генри почесал затылок, будто внезапно о чем-то вспомнил.

– Мне кажется, я могу сказать, из чего они сделаны, – сказал он. – Я никогда не видел их раньше, но местные старожилы говорили об этом. Старый фокус майя, Фрэнсис! Ставлю мою долю в сокровище против дырявого десятицентовика, что я могу сказать, из чего сделана эта отражающая свет поверхность.

– Идет! – вскричал Фрэнсис. – Только глупец не согласился бы на такое пари. Ведь можно выиграть миллионы, рискуя каким-то центом. Да на таких условиях я согласился бы держать пари, что дважды два – это пять. Авось случится чудо, и я выиграю… Ну, говори. Что это такое? Пари принято.

– Устрицы, – улыбаясь, ответил Генри. – Устричные раковины, или, вернее, перламутровые раковины. Это не что иное, как перламутр, искусно выложенный мозаикой и подобранный так, что он образует сплошную, отражающую свет поверхность. Теперь ты должен доказать, что я неправ, поэтому выберись и посмотри.

Под самыми глазами был какой-то странный треугольный выступ скалы, торчавший футов на двадцать вверх и вниз. Он казался наростом на скале. Вершина его не доходила всего лишь на один ярд до пространства, разделявшего глаза. Благодаря неровной поверхности выступа и кошачьей ловкости Фрэнсиса ему удалось взобраться футов на десять от основания треугольника. Путь вверх по ребру выступа был уже легче. Однако перспектива падения с двадцатифутовой высоты и возможность сломать руку или ногу выглядели не слишком приятно в таком пустынном месте, и Леонсия воскликнула:

– Фрэнсис! Будьте осторожны.

Глаза Генри невольно выдали его ревность.

Стоя на вершине треугольного выступа, Фрэнсис стал рассматривать сначала один, потом другой глаз. Вынув свой охотничий нож, он поковырял им в правом глазу.

– Если бы старый джентльмен был здесь, он бы не вынес такого святотатства, – заметил Генри.

– Ты выиграл дырявый медяк! – крикнул вниз Фрэнсис и бросил на подставленную Генри ладонь кусок вещества, выковырянного из глаза богини.

Это был плоский кусочек перламутра, тщательно вырезанный, легко укладывающийся в мозаичное гнездо рядом с тысячами подобных кусочков, образующих глаз.

– Где дым, там и огонь, – сделал вывод Генри. – Недаром же майя выбрали это богом забытое место и вылепили на скале глаза Чии.

– Пожалуй, мы совершили ошибку, не взяв с собой старого джентльмена с его священными узлами, – сказал Фрэнсис. – Узлы объяснили бы нам все это и указали дальнейший путь.

– Там, где глаза, должен быть и нос, – высказала предположение Леонсия.

– Он здесь и есть! – воскликнул Фрэнсис. – Бог мой, да ведь я карабкался как раз по носу. Мы находимся слишком близко к нему, и у нас нет перспективы. На расстоянии каких-нибудь ста ярдов все это сооружение, наверно, имеет вид какого-то гигантского лица.

Подошедшая Леонсия пнула ногой кучу гнилых листьев и веток, принесенных сюда тропическими ветрами.

– Но тогда под носом должен находиться и рот, ибо ему там полагается быть, – сказала она.

В мгновение ока Генри и Фрэнсис ногами разбросали кучу и увидели под ней отверстие, недостаточно большое для того, чтобы в него мог пролезть человек. Было ясно, что оползень частично перекрыл отверстие. Фрэнсис откинул в сторону несколько небольших камней и, просунув в отверстие голову и плечи, стал осматриваться, предварительно осветив его спичкой.

– Берегитесь змей! – предупредила его Леонсия.

Фрэнсис промычал что-то в ответ, а затем сказал:

– Это не естественная пещера. Она вырублена в скале, и, насколько я могу судить, вырублена на совесть.

Проклятие, произнесенное им вполголоса, дало знать, что он обжег себе пальцы догоревшей спичкой. Затем Леонсия и Генри услыхали его удивленный голос:

– Не надо спичек! Здесь имеется собственное освещение, откуда-то сверху идет скрытый свет – настоящий дневной свет. Эти древние майя были, без сомнения, ребята не промах. Меня не удивит, если мы найдем здесь лифт, горячую и холодную воду, паровое отопление и привратника-шведа. Ну, всего хорошего!

Туловище и ноги Фрэнсиса исчезли, а затем изнутри раздался его голос:

– Идите сюда! Прелестная пещера!

– А теперь скажите, разве вы не рады, что взяли меня с собой, – защебетала Леонсия. Она стояла с двумя мужчинами на ровном полу выдолбленной в скале комнаты. Глаза путешественников, быстро освоившиеся с таинственным сумеречным светом, ясно различали теперь все окружающее. – Во-первых, я нашла для вас глаза, во-вторых – рот. Не будь меня с вами, вы наверняка были бы уже теперь за полмили отсюда, обогнули бы скалу и с каждым шагом удалялись бы от этого места.

– Но здесь пусто, хоть шаром покати, – добавила она.

– Это естественно, – пояснил Генри. – Ведь это только прихожая. Майя не так глупы, чтобы спрятать тут сокровища, за которыми так бешено гонялись конквистадоры. Бьюсь об заклад, что мы так же далеки от сокровищ, как если бы находились не здесь, а в Сан-Антонио.

Проход, шириной футов в двенадцать-пятнадцать и неопределенной высоты, тянулся, как предположил Генри, футов на сто. Затем он сужался, заворачивал под прямым углом направо, потом под тем же углом налево и заканчивался у другой пещеры.

Таинственный, неизвестно откуда проникающий дневной свет по-прежнему освещал путь, и Фрэнсис, шедший впереди, остановился так внезапно, что Леонсия и Генри, следовавшие за ним, на него наткнулись. Он стоял и не отрывал глаз от длинной аллеи человеческих существ, давно умерших, но не обратившихся в прах.