Леонсия глубоко погрузилась в воспоминания о том, как ударила Фрэнсиса по лицу, когда его губы прикоснулись к ее колену, как покраснела и закрыла лицо руками, как засмеялась, почувствовав, что ее нога онемела от слишком тугой повязки, как затем побледнела от гнева, когда он заявил, что никогда не убивал ее дядю, и как отвергла его предложение развязать узел. Предавшись сладким воспоминаниям о том, что произошло так недавно и, тем не менее, казалось таким далеким, ибо столько приключений, ужасов и нежных сцен заполняло этот небольшой промежуток времени, она не заметила, как на идущей вдоль побережья дороге показался наемный экипаж из Сан-Антонио. Не заметила она также и дамы, одетой в модный костюм, с первого взгляда говоривший о том, что она прибыла из Нью-Йорка. Дама отпустила экипаж и, увидев Леонсию, направилась к ней. Дама эта – не кто иная, как царица, жена Фрэнсиса, – раскрыла зонтик, чтобы защитить себя от тропического солнца.

Остановившись за спиной Леонсии, она, разумеется, не поняла, что девушка в эту минуту отрешается от всего дорогого ее сердцу. Царица увидела только, как Леонсия вынула из-за корсажа крошечную фотографию и устремила на нее пристальный взгляд. Глядя через ее плечо, царица узнала на любительском снимке Фрэнсиса, и безумная ревность снова овладела ею. В руке ее блеснул кинжал, который она вынула из-за корсажа платья. Но каким быстрым ни было это движение, Леонсия почувствовала его и откинула зонтик, чтобы взглянуть, кто за ней стоит. Слишком апатичная для того, чтобы удивиться даже такому неожиданному зрелищу, она приветствовала жену Фрэнсиса Моргана совершенно спокойно, как будто бы рассталась с ней час назад. Даже кинжал не возбудил в ней ни страха, ни любопытства. Возможно, если бы она проявила эти чувства, царица вонзила бы в нее кинжал. Теперь же она только воскликнула:

– Вы низкая женщина! Низкая, низкая женщина!

В ответ на это Леонсия только пожала плечами и ответила:

– Держите лучше свой зонтик так, чтобы он вас защищал от солнца.

Царица обошла ее и стала лицом к лицу со своей соперницей. Она пристально глядела на нее; гнев и ревность, бушевавшие в ней, были так сильны, что их было невозможно выразить словами.

– Почему? – После долгой паузы Леонсия заговорила первая. – Почему я низкая женщина?

– Потому что вы воровка, – вырвалось у царицы. – Потому что вы, имея мужа, крадете чужих. Потому что вы неверны своему мужу, по крайней мере в мыслях, так как до сих пор нечто большее было для вас невозможно.

– У меня нет мужа, – спокойно возразила Леонсия.

– Значит, вы неверны своему будущему мужу… Я думала, что вы повенчались на следующий день после нашего отъезда.

– У меня нет никакого будущего мужа, – все так же спокойно ответила Леонсия.

Все тело царицы напряглось, а лицо ее приняло такое выражение, что Леонсия мысленно сравнила ее с тигрицей.

– Генри Морган?! – воскликнула царица.

– Он мой брат.

– Это слово имеет широкое значение, Леонсия Солано. Я узнала это только теперь. В Нью-Йорке есть люди, которые поклоняются каким-то невероятным божествам и называют всех людей на свете братьями, а всех женщин сестрами.

– Его отец был моим отцом, – терпеливо объяснила Леонсия. – Его мать была моей матерью, мы родные брат и сестра.

– А Фрэнсис? – с внезапным интересом спросила царица, убежденная тоном Леонсии. – Ему вы также сестра?

Леонсия отрицательно покачала головой.

– Значит, вы любите Фрэнсиса! – вскричала царица, охваченная горьким разочарованием.

– Фрэнсис принадлежит вам, – сказала Леонсия.

– Нет, потому что вы похитили его у меня.

Леонсия медленно и печально покачала головой и бросила грустный взгляд на сверкающую под солнцем поверхность лагуны. После долгой паузы она сказала усталым голосом:

– Если хотите, верьте этому. Верьте всему, чему хотите.

– Я сразу угадала это! – воскликнула царица. – У вас есть странная власть над мужчинами. Я женщина и тоже красива. Побывав в большом свете, я убедилась, что мужчины любуются мной. Я знаю, что я желанна им. Даже жалкие мужчины в моей долине Погибших Душ скрывали под опущенными взорами любовь ко мне. Один осмелился на большее – и был брошен в поток. Однако вы, пользуясь своей властью, завладели моим Фрэнсисом настолько, что даже в моих объятиях он думает только о вас. Я знаю это. Знаю, что даже тогда он думает о вас!

Ее последние слова были криком обезумевшего от страсти, готового разорваться сердца. В следующую минуту, не удивив этим Леонсию только потому, что та в своей апатии уже ничему не удивлялась, царица выпустила из рук кинжал и опустилась на песок. Истерически рыдая, она закрыла лицо руками и вся отдалась своему горю. Леонсия почти машинально обняла ее и стала утешать. Прошло довольно много времени, прежде чем царица, наконец успокоившись, заговорила решительным голосом:

– Я оставила Фрэнсиса, когда убедилась, что он любит вас, – сказала она. – Я пронзила ножом ваше изображение, которое он держит в своей спальне, и вернулась сюда, чтобы проделать то же самое с вами. Но я была неправа. Это не ваша вина и не вина Фрэнсиса. Виновата одна я в том, что не сумела завоевать его любовь. Не вы, а я должна умереть. Но сначала я вернусь в мою долину и спасу свои сокровища. Фрэнсис сейчас в большой тревоге, потому что бог, храм которого называется Уолл-стрит, сильно разгневался на него. Он хочет отнять у Фрэнсиса его богатство, и необходимо добыть новое, чтобы спасти его от гибели. У меня это богатство есть. Нельзя терять время. Хотите ли вы помочь мне в этом – вы и ваши родственники? Это необходимо ради спасения Фрэнсиса.

В долину Погибших Душ прибыли одновременно двумя противоположными подземными путями две группы искателей сокровищ. Одним путем очень скоро вошли царица, Леонсия, Генри Морган и мужчины семьи Солано. Гораздо медленнее, несмотря на то что они выступили намного раньше, продвигались Торрес и начальник полиции. Первый же штурм горы, предпринятый ими, выявил главное препятствие. Чтобы взорвать ход в пещеры майя, потребовалось больше динамита, чем они взяли с собой первоначально, – скала оказалась чересчур крепкой. Потом, когда им удалось наконец проникнуть внутрь, выяснилось, что они пробили отверстие выше пола пещеры, и пришлось повторить взрыв, чтобы дать сток воде. Добравшись ценою тяжких усилий до зала мумий, охотники за сокровищами вынуждены были снова произвести взрыв, чтобы проникнуть в самое сердце горы. Но прежде чем двинуться дальше, Торрес похитил рубиновые глаза Чии и изумрудные глаза Хцатцля.

Между тем царица и ее спутники почти без задержки пришли в долину через гору, ограждавшую ее с противоположной стороны. Они не стали повторять весь путь, который пришлось проделать прежде. Царица благодаря Зеркалу Мира знала каждый дюйм дороги. Там, где им преградила путь подземная река, слившаяся с Гуалакой, перетащить лодки оказалось невозможным. Но после настойчивых поисков, которыми руководила царица, они нашли на крутом склоне утеса вход в пещеру, закрытый зарослями кустарника. Вход был так хорошо замаскирован, что путешественники обнаружили пещеру только потому, что знали о ее существовании. Напрягая все силы, они при помощи канатов втащили свои лодки на скалу, пронесли их на плечах по извивающемуся проходу и спустили на поверхность подземной реки в том месте, где она широко разлилась и медленно катила свои воды между пологих берегов. Плыть против слабого течения было легко. В других местах, где течение ускорялось, им приходилось тащить лодки на бечеве по берегу. А там, где река словно ныряла под крепкие каменные ребра горы, царица указывала им прорубленные в скалах древние проходы, через которые они проносили свои легкие лодки.

– Здесь мы оставим лодки, – приказала наконец царица, и мужчины начали старательно ошвартовывать свои лодки при мигающем свете факелов. – Последний переход будет совсем коротким. Он приведет нас к небольшому отверстию в скале, защищенному ползучим диким виноградом и папоротником. Оттуда мы увидим то место, где раньше стоял мой дом над водоворотом. Затем мы на веревках спустимся со скалы – это невысоко, всего футов пятьдесят.