Через час кокосовые пальмы и земля были видны с палубы. Чувство, что конец шхуны «Пиренеи» близок, угнетало каждого. Капитан Давенпорт приказал опустить три лодки и велел их подтянуть к корме; в каждой поместился матрос, чтобы отталкивать ее от бортов. Совсем близко, на расстоянии не более двух кабельтов, шхуна обогнула берег атолла, очерченный пенной линией прилива.
– Приготовьтесь, капитан, повернуть через фордевинд, – предупредил Мак-Кой.
Минутой позже земля словно расступилась, открывая узкий пролив в огромную зеркальную лагуну длиной в тридцать и шириной в десять миль.
– Пора, капитан!
В последний раз обошли вокруг мачт рея, когда шхуна послушно направилась в пролив. Едва поворот был сделан, даже не сложив еще в бухту веревок, помощники и команда в паническом ужасе бросились на корму. Еще ничего не произошло, но все были уверены, что вот-вот несчастье разразится. Мак-Кой хотел пройти вперед на свое место на носу, чтобы вести судно, но капитан схватил его за руку и оттащил.
– Сделайте это отсюда, – сказал он. – Палуба не безопасна… В чем дело? – спросил он. – Мы совсем не двигаемся!
Мак-Кой улыбнулся.
– Вам мешает течение, капитан. Со скоростью семи узлов несется морской отлив из этого пролива.
К концу следующего часа шхуна продвинулась только на расстояние, равное ее длине. Но ветер стал свежее, и она прорвалась вперед.
– Часть людей пусть садится в лодки! – скомандовал капитан.
Его голос еще звучал, и матросы только-только принялись усаживаться, как середина палубы в огне и в дыму взлетела вверх, часть ее застряла в парусах и такелаже, а остальное рухнуло в море. Ветер был с борта, и это спасло сжавшихся на корме людей. Сплошным потоком ринулись они к лодкам, но голос Мак-Коя, полный незыблемого спокойствия, убеждал их, что времени хватит, и они остановились.
– Не спешите, – говорил он. – Нужен порядок. Спустите этого мальчика в лодку, пожалуйста.
Рулевой, потерявший голову от ужаса, бросил штурвал, и капитан подоспел как раз вовремя, чтобы схватить спицы колеса и помешать течению подхватить судно и ударить о берег.
– Лучше бы вы позаботились о лодках, – сказал он мистеру Конигу. – Подтяните одну ближе, вплотную к корме! В самый последний момент я прыгну в нее.
Мистер Кониг колебался, но затем шагнул за борт и спустился в лодку.
– Держите ее на полрумба, капитан!
Капитан вздрогнул. Он полагал, что остался один на шхуне.
– Да, да, есть, полрумба, – ответил он.
Посередине «Пиренеи» зияло пылающее горнило, откуда вырывались необъятные клубы дыма и, поднимаясь к мачтам, совершенно скрывали переднюю часть корабля. Мак-Кой, под защитой бизань-вантов, продолжал свою тяжелую работу и вел шхуну по извилистому проливу. Огонь распространялся по палубе от места взрыва к корме. Развевающиеся вверху на грот-мачте паруса исчезли в пламени. Передних парусов они не могли видеть, но знали, что те еще держатся.
– Только бы огонь не охватил всех парусов, прежде чем она войдет в лагуну, – простонал капитан.
– Она успеет войти, – уверенно заявил Мак-Кой. – Времени еще много. Она должна войти. А в лагуне мы повернем ее; дым от нас отнесет, и огонь не достигнет кормы.
Язык пламени взвился к бизань-мачте, жадно потянулся к нижнему ярусу парусов и, не добравшись до них, исчез. Сверху горящий обрывок веревки упал прямо на голову капитана Давенпорта. Он с необычайной поспешностью, как человек, ужаленный пчелой, взмахнул рукой и сбросил горящий обрывок.
– Какое направление, капитан?
– Норд-вест-вест.
– Держите ее вест-норд-вест.
Капитан повернул руль и установил его.
– Вест-норд, капитан.
– Есть, вест-норд.
– Теперь вест.
Медленно, румб за румбом, войдя в лагуну, шхуна описала круг и стала под ветер; и румб за румбом, со спокойной уверенностью, как будто в их распоряжении была еще тысяча лет, Мак-Кой нараспев оглашал изменения курса.
– Еще румб, капитан.
– Есть, румб.
Капитан Давенпорт на несколько спиц повернул штурвал, затем быстро оттянул назад, тормозя шхуну.
– Так держать!
– Есть.
Несмотря на ветер, который дул теперь с кормы, жара была невыносимая, и капитан Давенпорт мог только искоса бросать взгляды на нактоуз. Он вынужден был отнимать от штурвала то одну, то другую руку, чтобы потереть и заслонить свои щеки, покрытые волдырями. Борода Мак-Коя ерошилась и топорщилась, и запах горелых волос заставил капитана Давенпорта с тревогой посмотреть на него. Руки капитана сверху покрылись волдырями, и, поочередно оставляя штурвал, он освежал их, прикладывая к брюкам. Паруса бизань-мачты исчезали один за другим под натиском огня, принуждая двух людей съеживаться и закрывать лицо.
– Теперь, – сказал Мак-Кой, осторожно бросив взгляд вперед на нижний берег, – четыре румба, и пусть она плывет!
Обрывки и клочья пылающих веревок и парусов, задевая их, падали вокруг. Смолистый дым от горящего куска веревки у ног капитана вызвал жестокий припадок кашля, но штурвала капитан все же не выпустил.
Шхуна внезапно ударилась, нос ее поднялся, и она едва не остановилась. Град горящих обломков, упавших от толчка, посыпался на них. Шхуна снова двинулась и вторично ударилась. Своим килем она раздробила хрупкий коралл, пошла дальше и ударилась в третий раз.
– Держите прямо, – сказал Мак-Кой. – Пробрались? – мягко спросил он минутой позже.
– Она не слушается руля, – был ответ.
– Ну, хорошо. Она сворачивает. – Мак-Кой посмотрел за борт. – Мягкий, белый песок. Лучшего нельзя и требовать. Великолепное ложе!
Когда шхуна сделала поворот от ветра, столб дыма и пламени вырвался на юте. Капитан Давенпорт выпустил штурвал из-за нестерпимой боли от ожогов. Он добрался до фалиня лодки, стоявшей внизу, затем остановился, высматривая Мак-Коя, который держался в стороне, чтобы дать ему спуститься.
– Вы – первый, – крикнул капитан, хватая его за плечо и почти перебрасывая через борт.
Пламя и дым были нестерпимы, и он поспешил сейчас же за Мак-Коем. Оба они, обхватив веревку, вместе соскользнули в лодку. Матрос на носу, не ожидая приказаний, перерезал фалинь ножом. Весла, лежавшие наготове, ударили по воде, и лодка помчалась.
– Прекрасное ложе, капитан, – бормотал Мак-Кой, оглядываясь назад.
– Да, прекрасное ложе и все благодаря вам, – был ответ.
Три лодки неслись к белому коралловому берегу. За ним, на краю кокосовой рощи, виднелось несколько покрытых травой хижин, и десятка два возбужденных туземцев широко открытыми глазами взирали на пылающее судно, подплывшее к их земле.
Лодки причалили, и они сошли на белый берег.
– А теперь, – сказал Мак-Кой, – я должен подумать о возвращении на Питкэрн.
Белый Клык
Часть первая
Глава I
В погоне за мясом
Темный хвойный лес высился по обеим сторонам скованного льдом водного пути. Пронесшийся незадолго перед тем ветер сорвал с деревьев белый снежный покров, и в наступающих сумерках они стояли черные и зловещие, как бы приникнув друг к другу. Бесконечное молчание окутало землю. Это была пустыня – безжизненная, недвижная, и до того здесь было холодно и одиноко, что даже не чувствовалось грусти. В этом пейзаже можно было подметить скорее подобие смеха, но смеха, который страшнее скорби, смеха безрадостного, как улыбка сфинкса, холодного, как лед. То вечность, премудрая и непреложная, смеялась над суетностью жизни и тщетой ее усилий. Это была пустыня – дикая, безжалостная северная пустыня.
И все же в ней была жизнь, настороженная и вызывающая. Вдоль замерзшего водного пути медленно двигалась стая волкоподобных собак. Их взъерошенная шерсть была покрыта инеем. Дыхание, выходившее из их пастей, тотчас же замерзало в воздухе и, осаждаясь в виде пара, образовывало на их шерсти ледяные кристаллы. На них была кожаная упряжь; такими же постромками они были впряжены в сани, тянувшиеся позади. Нарты не имели полозьев; они были сделаны из толстой березовой коры и всей своей поверхностью лежали на снегу. Передний конец их был несколько загнут кверху, что давало им возможность подминать под себя верхний, более мягкий, слой снега, пенившийся впереди, точно гребень волны. На нартах лежал крепко привязанный узкий длинный ящик и лежали еще кое-какие вещи: одеяло, топор, кофейник и сковорода, но прежде всего бросался в глаза продолговатый ящик, занимавший большую часть места.