Тем не менее несколько минут спустя, надеясь застать Чарли Типпери днем в его офисе, Фрэнсис послал ему свою визитную карточку. «Торговый Дом Типпери» был самым крупным ювелирным предприятием Нью-Йорка. Более того, он считался первым в мире. У старика Типпери было в бриллиантах гораздо больше денег, чем об этом догадывались даже те, кто считал себя всеведущими в подобных вопросах. Но Фрэнсис убедился, что его предположения были вполне справедливы. Старик все еще крепко держал в своих руках бразды правления, и сын почти не надеялся добиться от него согласия.
– Я знаю старика, – сказал он Фрэнсису. – И хотя попробую его уломать, ни минуты не надейся, что из этого что-нибудь выйдет. Мы с ним поругаемся, и на этом все закончится. Самое досадное то, что у него сколько угодно наличных денег, не говоря уже о надежных государственных бумагах. Но, видишь ли, мой дед как-то в молодости одолжил одному из своих друзей тысячу долларов. Он так и не получил ее обратно, причем до самой смерти не мог с этим смириться. Точно так же не смирился и мой отец. Этот опыт оказал на них решающее значение. Мой отец не даст ни пенни под весь Северный полюс, если ему не принесут этого полюса в залог и не подвергнут его оценке экспертов. А у тебя нет никакого обеспечения. Но вот что я могу тебе пообещать. Я заведу со стариком разговор вечером после обеда, когда он бывает в более или менее благодушном настроении. Затем пересмотрю свои дела и увижу, чем лично располагаю и что смогу для тебя сделать. О, я понимаю, что несколько сотен тысяч не могут тебя устроить, но я сделаю все возможное, чтобы раздобыть как можно больше. Во всяком случае, завтра в девять утра я буду у тебя.
– Завтра мне предстоит хлопотный денек, – слабо улыбнулся Фрэнсис, пожимая ему руку. – Я выйду из дома в восемь.
– В таком случае я буду у тебя в восемь, – ответил Чарли Типпери, снова сердечно пожимая ему руку. – А пока займусь делом. У меня уже мелькают в голове кое-какие соображения.
В тот же день, после обеда, у Фрэнсиса состоялось еще одно деловое свидание. Вернувшись в контору своего маклера, он узнал от Бэскома, что Риган звонил по телефону и изъявил желание видеть Фрэнсиса, чтобы сообщить ему какие-то интересные сведения.
– Я сейчас же побегу туда, – сказал Фрэнсис, хватаясь за шляпу, в то время как лицо его осветилось надеждой. – Риган был старым другом моего отца, и если кто-нибудь может еще вытащить меня из беды, то это именно он.
– Не надейтесь чересчур, – покачал головой Бэском. Он сделал на минуту паузу, словно не решаясь высказать то, что вертелось у него на языке. – Я позвонил ему перед вашим возвращением из Панамы и говорил с ним вполне откровенно. Сказал, что вы отсутствуете, а положение достаточно опасно, и прямо, совершенно открыто, спросил его, не смогу ли я в случае крайней необходимости рассчитывать на его помощь. И тут он начал хитрить. Вы знаете, каждый начинает хитрить, когда у него просят об одолжении. В этом не было ничего удивительного, но мне показалось, что тут скрывается нечто большее… Нет, я не решился бы сказать враждебность… Но у меня осталось впечатление… Как бы это сказать?.. Ну, словом, мне показалось, что он с каким-то особенно подчеркнутым хладнокровием и безразличием относится к тому, что вы можете разориться.
– Пустяки! – рассмеялся Фрэнсис. – Он был слишком хорошим другом моего отца.
– Слышали вы когда-нибудь об истории с «Интернациональной железнодорожной компанией Мерджера»? – многозначительно осведомился Бэском.
Фрэнсис быстро кивнул и сказал:
– Но это было очень давно. Я только слышал об этом. Выкладывайте! Расскажите мне, в чем было дело. Почему вы упомянули об этой компании?
– Это слишком длинная история, но послушайтесь моего совета: когда увидите Ригана, не открывайте ему своих карт. Пусть он сперва выложит свои и, если намерен сделать вам предложение, пусть его сделает по собственному почину, без просьбы с вашей стороны. Конечно, я могу ошибаться, но вам во всяком случае не повредит, если вы будете настороже.
Через полчаса Фрэнсис и Риган сидели в офисе старого биржевика.
Положение Фрэнсиса было настолько тяжелым, что он с большим трудом сдерживался, чтобы не высказаться откровенно; однако, помня инструкции Бэскома, старался как можно небрежнее говорить о состоянии своих дел и даже попытался схитрить.
– Что, глубоко нырнул, а? – начал было Риган.
– О нет, во всяком случае, голова моя еще на поверхности, – небрежным тоном ответил Фрэнсис. – Я дышу вполне свободно, а скоро начну, пожалуй, и глотать.
Риган ответил не сразу. Вместо того он пробежал глазами ленту биржевого телеграфа.
– Так или иначе, вам пришлось выбросить довольно большую партию акций «Тэмпико-Нефть».
– И рынок поглощает ее, как акула, – заметил Фрэнсис. В этот момент в его голове впервые мелькнула мысль, что Бэском, возможно, прав.
– Все равно, ведь вы же сами видите, что «Тэмпико-Нефть», несмотря на спрос, сильно падает, а это очень странное явление, – настаивал Риган.
– На бирже бывает очень много странных явлений, – возразил Фрэнсис с напускным спокойствием. – Но когда они достаточно наглотаются моих пилюль, то начнут кататься в коликах. Кое-кому придется, пожалуй, дорого заплатить за то, чтобы вывести их из организма. Мне кажется, все они вывернут свои карманы еще прежде, чем я с ними справлюсь.
– Но ведь у вас не осталось никаких ресурсов, мой мальчик. Я следил за этой битвой еще в то время, когда вы были в отсутствии. «Тэмпико» – ваша последняя ставка.
Фрэнсис покачал головой.
– Я не сказал бы этого, – солгал он. – У меня есть фонды, о которых и не подозревают мои биржевые враги. Я убаюкиваю их, нарочно стараюсь усыпить их бдительность. Вам, Риган, я, конечно, говорю это по секрету. Вы были другом моего отца. Моя игра верная, и, если хотите послушать дельного совета, покупайте. Будьте уверены, что вы не прогадаете.
– Какими же это фондами вы располагаете?
Фрэнсис пожал плечами.
– Они узнают это, когда вдоволь наглотаются моих бумаг.
– Похвальба! – вырвалось у Ригана. – Вы унаследовали выдержку старика – что верно, то верно. Но докажите, что это не просто втирание очков?
Риган ждал ответа, и Фрэнсиса вдруг осенило. Он сделал решительный ход.
– Вы правы, – пробормотал он. – Так оно и есть. Моя голова уже под водой. Но я не утону, если вы мне поможете. Вспомните о моем отце и протяните руку помощи его сыну. Если вы поддержите меня, мы им покажем!
И тут-то Волк с Уолл-стрит оскалил зубы. Он указал на портрет Ричарда Генри Моргана.
– Как вы думаете, почему я столько лет держу у себя на стене этот портрет? – спросил он.
Фрэнсис пожал плечами, словно считал единственным подходящим объяснением их старинную дружбу.
– Вот и не угадали! – мрачно ухмыльнулся Риган. – Попробуйте еще раз.
Фрэнсис в полном недоумении покачал головой.
– Для того чтобы никогда не забывать о нем, – снова начал Волк. – И я ни на минуту не забывал его. Помните «Железнодорожную компанию Мерджера»? Так вот, старый Р. Г. М. утопил меня в этом деле. И здорово утопил, поверьте мне. Но он был слишком хитер, чтобы дать мне возможность отыграться. Вот почему его портрет висел здесь, а я сидел и ждал. Но теперь время прошло.
– Вы хотите сказать… – спокойно начал Фрэнсис.
– Вот именно то, что говорю, – прорычал Риган. – Я ждал и тщательно готовил этот день, и он настал. Я поставил щенка на то место, которого для него желал. – Он злорадно посмотрел на портрет. – И если старик не перевернется в своей могиле…
Фрэнсис встал и окинул своего врага испытующим взглядом.
– Нет, – сказал он, как бы отвечая на свои мысли. – Не стоит…
– Что не стоит? – подозрительно спросил тот.
– Бить вас, – был хладнокровный ответ. – Я мог бы в пять минут задушить вас вот этими руками. Ведь вы не волк, а попросту помесь дворняжки с хищным хорьком. Меня предупреждали, что вы способны на это, но я не верил и пришел сюда, чтобы самому убедиться. Они были правы. Вы вполне заслуживаете всех тех эпитетов, которыми вас награждают. Ну, надо поскорее выбираться отсюда. Здесь пахнет как в лисьей норе. Фу, какая вонь!