– Это проклятие золота, – с печалью в голосе согласился с ним Торрес. – После этого, право, можно стать социалистом. Если какой-то гринго так связывает руки правосудия золотыми веревками…

– Серебряными, – поправил его начальник.

– Идите к черту, – сказал Торрес. – Как вы верно изволили заметить, это не Сан-Антонио, а дебри, и потому я имею право посылать вас к черту. Зачем нам с вами ссориться из-за вашего дурного настроения? Наше благополучие требует, чтобы мы были в мире.

– Имейте в виду, – раздался снизу голос Гуиллермо, – что вы и не сможете меня утопить, здесь всего два фута глубины. Я как раз достал до дна, и в моей руке четыре кругленьких серебряных пезо. Дно все устлано монетами. Дадите мне лишних десять пезо за эту грязную работу? Вода смердит, как разрытая могила.

– Да, да! – закричали жандармы.

– Ради бога, скорее, скорее! – кричал начальник.

Из глубины колодца послышались плеск и проклятия, и по тому, как ослабела натянутая веревка, они поняли, что Гуиллермо слез с ведра и шарит по дну.

– Клади их в ведро, милый Гуиллермо! – крикнул вниз Рафаэль.

– Я кладу их в свои карманы, – был ответ. – Если я положу деньги в ведро, вы его вытянете, а потом позабудете вытянуть меня.

– Но веревка может не выдержать двойного веса, – увещевал его Рафаэль.

– Возможно, что она не так крепка, как моя воля, потому что моя воля в этом деле очень крепка, – отвечал Гуиллермо.

– Но если веревка оборвется! – опять начал Рафаэль.

– Нашел выход! Спускайся-ка вниз, – крикнул Гуиллермо. – Затем первым поднимут меня, вторым – ведро с сокровищем, а третьим и последним – тебя. Так восторжествует справедливость.

У Рафаэля от разочарования опустилась челюсть, он ничего не смог ответить.

– Так как же, Рафаэль?

– Не спущусь, – ответил он. – Клади серебро в карманы и поднимайся вместе с ним.

– Я готов проклинать наш народ, – нетерпеливо заметил начальник полиции.

– Я уже проклял его, – сказал Торрес.

– Поднимайте меня, – закричал Гуиллермо. – Я забрал все в карманы, все, кроме зловония, и я задыхаюсь. Тяните скорее, а то я погибну, и вместе со мной погибнут триста пезо. Да их больше чем триста. Гринго, должно быть, совсем опустошил свой мешок.

* * *

Фрэнсис нагнал свой отряд там, где тропа становилась все круче и изголодавшиеся, тяжело дышавшие лошади остановились передохнуть.

– Никогда больше не пущусь в путешествие без звонкой монеты. – И он с восторгом стал рассказывать все, что видел, притаившись на покинутой усадьбе. – Генри, когда я умру и отправлюсь в рай, возьму с собой увесистый мешок денег. И там он может спасти меня от бед, одному только Богу известных. Послушайте, что я вам расскажу. Они дрались, как кошки с собаками, у этого колодца. Один не доверял другому, и от согласившегося спуститься в колодец потребовали, чтобы он оставил все свои деньги тем, кто стоял наверху. Они совершенно отбились от рук. Начальник под угрозой револьвера заставил самого маленького и худощавого спуститься в колодец. А тот, когда спустился, стал их шантажировать, говорил, что не поднимется наверх. Потом он поднялся, но они не выполнили своих обещаний и задали ему хорошую трепку. Когда я уходил оттуда, они все еще его били.

– Но теперь твой мешок опустел, – сказал Генри.

– В том-то и беда, – согласился Фрэнсис. – Будь у меня достаточный запас пезо, я взялся бы держать наших преследователей позади сколько угодно. Кажется, я был слишком щедр! Я не знал, что этих бедняг можно так дешево купить. Но я вам расскажу нечто такое, от чего у вас волосы станут дыбом. Торрес, сеньор Торрес, сеньор Альварес Торрес, ведет погоню вместе с начальником полиции. Он вне себя из-за задержки. Они чуть было не передрались, потому что начальник полиции не сумел держать своих людей в повиновении. Да, сэр, и он послал начальника к черту. Я ясно слышал, как он послал начальника к черту!

Еще миль через пять лошади под Леонсией и ее отцом совсем ослабели; между тем тропинка спустилась в темный овраг, а затем снова стала подниматься в гору. Фрэнсис настоял, чтобы все остальные двигались вперед, а сам отстал. Выждав минут пять и дав им уйти вперед, он двинулся за ними в арьергарде. Несколько дальше, на открытом месте, покрытом только густой травой, он, к великому своему смущению, увидел следы лошадиных копыт величиной с тарелку. В образовавшиеся углубления уже просачивалась темная маслянистая жидкость, в которой он сразу узнал неочищенную нефть. Это было только начало – только та нефть, которая просачивалась из струи, которая текла дальше и впадала в главный поток. Ярдов через сто он наткнулся и на самый поток – целую реку нефти. Вода образовала бы на таком склоне водопад, но, поскольку это была густая, как патока, неочищенная нефть, она медленно стекала с холма. Предпочитая сделать остановку здесь, чтобы не шлепать по жидкой грязи, Фрэнсис уселся на скале, положил возле себя с одной стороны винтовку, с другой – револьвер, скрутил папиросу и стал напряженно прислушиваться, ожидая с минуты на минуту приближения погони.

Между тем избитый пеон в страхе перед новыми побоями нахлестывал изо всех сил свою загнанную кобылу и проехал вeрхом обрыва, как раз над Фрэнсисом. У нефтяного источника его лошадь упала, совершенно обессиленная. Пиная ее ногами, он заставил животное подняться и начал так колотить лошадь палкой, что она шарахнулась от него и, ковыляя, побежала к зарослям. Но первый день его приключений еще не кончился, хотя пеон сам об этом не подозревал. Он тоже примостился на камне, поджав ноги, чтобы не касаться нефти, свернул папироску и, куря ее, созерцал текущую нефть. Шум приближающихся людей вспугнул его, и он скрылся в зарослях, начинавшихся у самого камня. Выглянув оттуда украдкой, беглец увидел двух незнакомцев. Они подошли прямо к нефтяному источнику и, повернув клапан посредством железного колеса, замедлили течение нефти.

– Больше нельзя, – сказал тот, который был, по-видимому, старшим. – Еще поворот, и трубы взорвутся от напора. Гринго-инженер предупреждал меня об этом.

Теперь только маленькая струйка, представлявшая собой, однако, определенную опасность, продолжала медленно стекать с холма.

Едва эти два незнакомца закончили свою работу, как показался конный отряд и пеон узнал гасиендадо, которому он принадлежал, а также надсмотрщиков и гасиендадо с соседних плантаций. Они, видимо, охотно воспользовались возможностью устроить охоту на сбежавшего рабочего, подобно тому как англичане увлекаются охотой на лисиц.

Нет, эти два нефтяника никого не видели. Но гасиендадо, ехавший впереди, заметил следы лошадиных копыт и пришпорил своего коня в том направлении, куда они вели. Вся компания последовала за ним. Пеон выждал, выкурил папироску до самого конца и стал размышлять. Когда все скрылись из виду, он решился выйти, открыл клапан нефтяного источника и стал наблюдать, как нефть под давлением забила фонтаном и потекла бурным потоком. Он услышал ворчание, хлюпанье и клокотание вырывающегося на поверхность газа и стал прислушиваться к этим звукам. Он не понимал смысла всего происходящего, и от дальнейших злоключений его избавило только то обстоятельство, что он истратил на папиросу свою последнюю спичку. Тщетно рыскал он в своих отрепьях, щупал уши и волосы. У него не осталось ни одной спички.

Радостно хихикая при виде потока нефти, которую он так бесполезно тратил, пеон вспомнил о тропинке в ущелье внизу, побежал с горы и наткнулся прямо на Фрэнсиса, который встретил его с револьвером в руках. Беглец вмиг опустился на свои разодранные колени и в ужасе молил о пощаде человека, которого сегодня дважды предал. Фрэнсис вглядывался в него, но не узнал, так как запекшаяся кровь превратила израненную и исцарапанную голову и лицо в какую-то маску.

– Амиго, амиго[33], – бормотал пеон.

Тут молодой Морган услышал, как где-то внизу, на тропинке, упал камень, задетый, очевидно, человеческой ногой. В следующий момент Фрэнсис узнал в том, что еще осталось от пеона, то несчастное существо, которому он отдал половину виски из своей фляжки.

вернуться

33

Амиго – друг (исп.).