Хромоногий и Медведь вошли в подземелье через отверстие в скале, обнаруженное накануне дедом Стояном с его козочкой.

Белобрысик думал: «Я дам им копать, рыть, де­лать, что они хотят. Когда я увижу, что именно они вы­рыли и где они зароют или спрячут клад, позову Па­влика, и готово. Клад будет нашим…»

Ему стало так радостно от этих мыслей, что он сам ущипнул себя за щёку и похвалил себя:

— Молодчина, парень!

Успокоенный и довольный собой, Белобрысик ловко влез на развесистое дерево и оттуда взглянул на то место, где исчезли двое кладоискателей.

Овраг был виден вдоль, но начало его заслоня­лось высоким берегом.

Не сдвинусь отсюда, пока не узнаю всего, — сказал он себе.

Тут ему пришло в голову подать сигнал Павлику и он, искусно подражая крику сойки, просвистал сигнал «Дружба обязывает». Его дерзость на этом не кончи­лась. Он не усидел на месте до конца. Спрыгнул на землю и добежал до высокого берега. Лёг на землю и пополз на животе вперёд, чтобы лучше видеть, что бу­дет. Но кладоискатели задерживались. Тогда он решил спуститься на дно каменистого оврага. Следы привели его к огромной тёмной скале, в которой зияло ещё более тёмное отверстие.

Следы Хромоногого и Медведя тут переплетались. Ясно было, что они здесь суетились.

Белобрысик зажёг электрический фонарик и на­правил его внутрь. В пыльном подземелье следы вели вглубь и терялись из вида. Людей видно не было.

— Та-ак! Теперь они в ловушке! — обрадованно подумал он.

Он стал размышлять, где бы ему спрятаться, чтобы удобнее за всем наблюдать, но тут в нём родились сом­нения. Его охватило желание войти внутрь, в подзе­мелье, увидеть своими глазами таинственный клад. По­сле всего случившегося, у него не было сомнений, что клад действительно существует. Бумаги, которыми так дорожил Хромоногий, не были праздными бумажками, а действительным указанием. Клад, о котором хотел поведать в свой предсмертный час Радан, по-видимому находился именно здесь.

Сердце Белобрысика бешено забилось. Манящий блеск невиданного сокровища зарябил и в его глазах.

Наконец, он решился. Кончиком ножа нацарапал на Чёрной скале слова: «Я иду по следам Хромоногого. Внутрь. Саша.» Подтянул без надобности ремень поя­са, сжал в руке фонарик и очертя голову углубился в тёмное подземелье.

В низкой тёмной галерее, по которой пошли Элка и Павлик, идти было трудно. По стенам прохода, в котором они двигались несколько согнувшись, видно было, что он образовался под действием текущих вод, а затем кое-где был расширен рукой человека. Воздух тут был тяжёлый, затхлый, не хватало кислорода, ды­шать стало трудно. Яркий свет фонарика выхватывал из тьмы резкие изломы стен. Картина была монотонной, скалы — однообразного серо-жёлтого цвета. Арка, обра­зуемая сечением прохода, в котором они продвигались, казалась им разинутой пастью.

На скалистом дне галереи не было заметно следов профессора. Павлик шагал вперёд с возрастающей тре­вогой.

«Неужели, — спрашивал он себя, — есть другой вход в этом же колодце, и я его не увидел? Как профессор не оставил никакого следа?»

Туннель, по которому они шли, все более сужи­вался и, наконец, превратился в одном месте в узкую горизонтальную щель. Чтобы пробраться через неё, на­до было ползти на животе.

«Профессор здесь не проходил! В этом нет ника­кого сомнения», — подумал Павлик, останавливаясь в нерешительности. Он не стал делиться своими мыслями с Элкой, но она сама сообразила и сказала твёрдо:

— Вернемся! Проверим у входа!

Настаивать или спорить не было смысла. Они дви­нулись обратно. Добрались до входа. Теперь они заме­тили, что приведшие их сверху ступеньки не кончаются, а продолжаются за поворотом, чего они прежде не за­метили.

Спустившись по продолжению лестницы, они на узкой пыльной площадке увидели чёткие следы рези­новых сапог профессора. Они обрадовались, пожали друг другу руки и так, взявшись за руку, пошли дальше.

Здесь туннель, по которому они шли, носил явные следы обработки, стены его были сглажены, а пол ров­ный и местами даже устлан плитами.

Павлик остановился в изумлении перед полусфе­рическим глиняным сосудом, на высоте человеческого роста прикреплённым к стене железной скобой. Здесь останавливался и профессор Мартинов. Элка, больше Павлика разбиравшаяся в археоло­гии, сразу определила, что это — глиняная лампа. На дне её был изображен филин, а вокруг него выграви­рована латинская надпись.

— Глиняная лампа — это шахтёрская лампа рим­ских времён. Здесь был римский рудник, — уверенно сказала она. — Надо считать, что и найденное на по­верхности, вследствие взрыва, снесшего песок — тоже дело рук римлян. Эпоха очень удалённая от нас и, по­этому, находка ценная. Оставим её на месте.

— По чему ты судишь, что здесь был рудник?

— Лампа шахтёрская. В Археологическом музее в Софии есть такие лампы с изображением филина. Это рудничные лампы, — уверенно ответила Элка.

— Разве ты так хорошо знаешь археологию? — удивился Павлик.

— О, я люблю eё — ответила Элка. — Я люблю две области науки.

— А какая же вторая?

— Ты сам поймёшь, — сказала она, отвернувшись. В глазах её был блеск, свидетельствовавший о затаён­ных мыслях и переживаниях.

— Но, в таком случае, и те старинные крепостные подземелья, что Саша и я открыли, значит, римские, а не болгарские.

— Этого я не знаю. Но по надписи, которую ты упомянул вчера, думаю, что она болгарская. Может быть, на месте прежнего городища впоследствии… Но к чему гадать? Лучше догоним профессора.

— Вот это правильно!

Они двинулись дальше и вышли в широкую под­земную комнату, выдолбленную в горе в виде прямо­угольника. Но не форма её была интересна, а то, что вдоль двух противоположных стен были закреплены же­лезные кольца, примерно в метре одно от другого, со свисающими с них цепями.

— Темница! — вскрикнула удивлённая Элка. Они стали рассматривать это странное помещение.

На закопчённых стенах были тысячи царапин. Всмо­тревшись, они увидели здесь и неумело нацарапанные имена, и просто линии, проведённые нетвёрдой, неис­кусной рукой, и изображения животных, иногда и целые фразы. За всем этим, однако, таилась судьба множе­ства людей, лишённых на долгое время света и солнца, счастья и правды.

Кто знает, сколько рабских страданий могли бы рассказать эти стены, исцарапанные ногтями, шилом, кусочками металла или камня?!

Павлик и Элка прошли вглубь этого печального помещения и в самом конце его наткнулись на решёт­ку из грубых железных прутьев, крепко вделанных в стену, за которыми ход продолжался куда-то вправо.

Они вернулись из комнаты в галерею и пошли даль­ше по ней. Но тут выровненная и обтёсанная галерея кончалась, дальше шёл туннель круглого сечения, не­ровный, с острыми изломами скалы, такой же, в какой они попали вначале, прежде чем спустились сюда. Од­нако постепенно свод стал уходить всё выше и с каждым шагом перед ними раскрывался всё более богатый и разнообразный пещерный мир. Постепенно им стало казаться, что они находятся в каком-то подземном цар­стве, богатом и фантастическом, как в сказках. Перед их глазами, в слабом свете фонарика, предстали вишнё­вого цвета прекрасные драпировки. Казалось, это был сон. Они не могли знать, что эта красота вызвана гема­титом — первой генерации — образовавшем здесь тон­кие идиоморфные иголки, рассеянные в мелкозернистом кварце. Поэтому у него был ярко-вишнёвый цвет. Но если здесь взор привлекали краски, то на несколько ша­гов дальше они попали в фантастический мир форм, развернувший перед ними невиданную игру линий.

Самым распространённым здесь минералом, по-видимому, был кварц. Он заполнял все трещины и, на­ряду с мелкозернистым серым кварцем, встречался гре­бневидный белый кварц с хорошо оформленными кристаллами, которые зажигались, светились и гасли, как звёздочки.