В то же время ему показалось, что он в подземелье не один. Какой-то шум так его испугал, что у него душа ушла в пятки. Словно темнота вокруг него была наполнена дыханием тысяч существ, которые подкрадываются к нему, окружают его, он чувствует на себе их горячее дыхание… Нервы его были так натянуты, что он едва удержался от крика, весь облился потом. Ему казалось, что он не в состоянии даже пошевелить пальцем, чтобы зажечь фонарик.
Наконец он несколько оправился и включил свет.
Из отверстия, которого он прежде не заметил, выходил горячий пар, согревая все помещение. Всматриваясь в это отверстие, он заметил, что оно медленно расширяется. Каменные стенки раздвигались, и щель становилась все больше… Пара стало меньше, и шум, который он производил, затих. Показались каменные ступеньки. Он направил на них свет, но сразу же его погасил и отступил назад; на ступеньках откуда-то появился вдруг Хромоногий. Белобрысик не мог объяснить себе, откуда он взялся, но решил, что сама судьба посылает его, чтобы он мог проследить каждое его движение.
Щель расширялась. Какой-то тайный механизм, скрытый в скале, действовал безотказно. Одновременно с расширением щели, в подземелье нарастал шум, производимый плещущим где-то в скалах сильным потоком воды. Вскоре этот шум превратился в грохот, а затем в гудение, от которого нервы напрягались так, что, казалось, не выдержат и человек сойдёт с ума.
Рёв подземелья достиг высшей точки. К потолку стали подниматься клубы пара, среди которых Хромоногий выглядел невзрачной фигурой из видений Данте, неспокойным духом, бродящим в подземном мире грешников.
Белобрысик решил последовать за Хромоногим. Но едва он сделал несколько шагов, как всё подземелье задрожало под напором воды. Пар внезапно рассеялся и обрисовался глубокий пещерный котёл, в который спускались Хромоногий, а за ним Белобрысик. Размеры этого котла были фантастично велики. Если бы его наполнить водой, то он вместил бы объем целого озера глубиной метров в сто, а шириной вдвое больше. Свод был богато украшен причудливыми формами и был светлым, в то время как дно терялось во мраке. Белобрысик попытался найти этому объяснение, но в тот же миг дикий крик Хромоногого заставил его взглянуть в его сторону, прижавшись к стене. Хромоногий стоял неподвижно и кричал:
— Вот он! Вот он! Ха-ха-ха-ха-а-а!
Белобрысик поддался любопытству, отбросил предосторожности и побежал вниз по лестнице. В глубине гигантского котла неспокойно плескалась вода подземного озера. Посредине его покачивался большой прямоугольный сосуд из листовой меди. Благодаря своим большим размерам он был очень устойчив на воде и плавно по ней скользил.
Картина была настолько фантастичной, что могла основательно вызвать у каждого крик изумления.
Однако Хромоногий был привлечён совсем другим. Он стоял на дорожке перед другим подобным сосудом, гораздо меньших размеров, крепко прикованным к скале толстой железной цепью.
— Ха-ха-ха-ха-а-а! — хохотал он как сумасшедший, перекрывая грохот подземелья.
Белобрысик решил спуститься ближе к нему, прижался к стенке и стал внимательно следить за каждым движением Хромоногого.
У ног Тусуна лежал разбитый медный сосуд, из которого высыпались золотые монеты.
— Клад!
Белобрысик подпрыгнул от волнения.
После того, что он услышал, для него не было сомнений, что это — продолжение повествования дочери Иваца. В гигантском плавающем медном сосуде вероятно спрятано что-нибудь гораздо более ценное, чем в маленьком, прикованном к скале, попавшем в хищные руки хромого кладоискателя. В маленьком сосуде «золото Момчила», а в большом, вероятно, то, что она назвала в конце своего повествования «живое сердце босых святителей» — решил про себя Белобрысик, вспоминая слова пергамента. Он радовался, что большой сосуд плавал далеко от алчных рук Тусуна.
«Там хранятся книги, и они расскажут о том, чего, может быть, никто на свете не знает» — подумал он и это настолько обрадовало его, что ему нисколько не было досадно на Хромоногого, который насыпал полную пазуху золотых монет. Более того, он побежал вверх по лестнице к своим, чтобы связаться с ними и посмотреть, нельзя ли им чем-нибудь помочь или, если им не нужна помощь, решить, что делать дальше.
В подземелье раздавался такой бешеный грохот, что все мускулы и каждый нерв вибрировали.
Приблизившись к входу, Белобрысик с ужасом увидел, что щель стала наполовину уже и что каждую минуту каменные двери могут сомкнуться и запереть его тут.
Напрягая все силы, он кинулся к ним, пролез через щель и, отирая со лба выступивший холодный пот, обернулся посмотреть, что с Хромоногим. Он увидел, как тот медленно поднимается по лестнице, придерживая руками одежду с наполненной золотом пазухой. В этот момент произошло нечто страшное. Откуда-то сбоку, точно из прорвавшейся запруды, хлынула прямо на ступеньки лестницы гигантская масса воды. Хромоногий прижался к стенке, и в первый момент ему удалось удержаться против страшного потока. Он поднимался медленно, неуклюже, перегруженный набитым в одежду золотом.
— Беги! Беги! — закричал Белобрысик, испуганный смертельной опасностью, угрожавшей кладоискателю, и мигал ему фонариком.
Хромоногий увидел его, вероятно сообразил, что ему угрожает и, протянув руки, точно моля о помощи, заторопился. Но шаги его были так медленны, а вода так быстро прибывала…
Щель становилась всё уже. Даже если бы Хромоногий добрался сюда, он бы не смог пролезть в остававшееся ещё отверстие. В этот момент случилось непоправимое — Хромоногий был опрокинут массой воды и повалился на лестницу. Блеснули рассыпающиеся золотые монеты, но в тот же миг всё исчезло, увлекаемое со страшной силой в бездну.
Белобрысик зажмурился от ужаса, а когда снова открыл глаза, перед ним была плотная масса скал. В ней не было заметно никакого отверстия, никакой щели и шум стихии слышался гораздо слабее. Как будто всё происшедшее было кошмарным сном.
Впервые перед Белобрысиком встал страшный призрак смерти и насмешливо и снисходительно глядел ему в глаза. Он ужаснулся, обернулся к стене, упёрся лбом в холодный камень и забарабанил кулаками в бесстрастную скалу, испуганно крича: «Па-а-авлик!»
Он так растерялся, что выронил фонарик, который упал на пол, разбился и погас…
Наступила тишина. Можно было только предполагать, что несчастный испуганный мальчик ощупывает дрожащими пальцами грязную землю, ища свой сломанный фонарик; можно было представить себе трагическое выражение его лица в эти минуты отчаяния.
29
Ultima multis[19]
Профессор Мартинов прохаживался, взволнованный, потрясённый случившимся, по тесной богомильской келье. «Каменная тула» с рукописью в ней подпрыгивала на месте от ударов, потрясавших всё подземелье. Теперь никто уже на неё не смотрел. Кипящий в подземелье ад завладел умами и чувствами всех.
Павлик и Элка молчали, прижавшись друг к дружке в одном углу, а Медведь в другом, против них. Он время от времени крестился и отплёвывался, отгоняя таким образом, согласно старинному поверью, злые силы.
Вдруг Павлик стал пристально вглядываться в одну точку на стене и пошёл к ней, словно подкрадываясь, чтобы что-то схватить. Все следили за его движениями. Профессор Мартинов, испугавшись за него, приблизился, погладил его по голове и положил ему на плечо руку.
— Держись смелей, мой мальчик! — сказал он громко, чтобы его ободрить. Павлик продолжал идти к стене крадущимися шагами, точно не слышал его, подошёл к ней вплотную и почти уткнулся в неё носом. Только теперь все увидели в стене узкую трещину. Затем Павлик снова отошёл на средину комнаты и пристально всматриваясь в стену, казалось, старался уловить что-то едва заметное в тонкой линии трещины.
19
Ultima multis— последнее испытание для многих (лат.)