Я побрела на выход, соображая, куда бы забежать в первую очередь.

— Погодите! — окликнула меня секретарша. — Заявления!

Заявлений оказалось тоже два. На перевод и на перенос оценок из очной ведомости в заочную.

— В понедельник принесёте обходной лист, получите новую зачётку.

— Ага. Понятно.

Ну, правда — чё ж тут непонятного?

И побежала я первым делом на первый этаж, в местный библиотечный отдел…

В общем, ценой титанических усилий за это утро пятницы мне удалось собрать примерно две трети подписей. Довольная достигнутым результатом, я понеслась в ИВАТУ.

Мы снова стояли у забора из чёрных прутьев и держались сквозь него за руки.

Вовка похудел. Он и так-то был тонкий-звонкий, а там, поди, ели через раз. И загорел как! На учениях он был, как же. У нас и солнца-то пока такого нет. Глаза на потемневшем лице казались чёрными и дикими, как у Яшки-цыгана из «Неуловимых мстителей».

Я вдруг начала реветь. Хорошо, платочек у меня всегда с собой.

— Эй, ты чего-о-о… — Вовка сжал мою руку. — Я здесь. Всё будет хорошо. Зато нам эти… учения, — он усмехнулся, — день за три зачли.

— Так что — ты, получается — всё⁈

— В понедельник.

— Да ты что⁈ — я вцепилась в его руку изо всех сил.

— Оторвёшь, — засмеялся он. — Первые сегодня ушли. Отличники боевой и политической подготовки. А я, как ты понимаешь, политической не вышел. Зато кое-что хочу провернуть.

— Что за интрига?

— Получится — расскажу.

А ЖИЗНЬ-ТО НАЛАЖИВАЕТСЯ!

На этот раз мы стояли у забора долго. Чуть не два часа! И ушёл Вовка от меня только потому, что на обед должен был явиться. Возможно, если бы он плюнул и не пошёл в столовую, ничего бы и не было, но как-то не хотелось в последние дни налететь на взыскание. Поэтому мы неловко поцеловались через ограду, и он побежал в одну сторону, а я — в другую. Натурально, хотелось прыгать, хохотать и сумку вверх кидать! И я бы кинула, но вовремя вспомнила, что там у меня пять мильёнов лежит. Как откроется клапан, да как полетят эти капиталы во все стороны, прохожим на радость!

Смирив себя этой мыслью, я пошла спокойнее. Доехала до Юбилейного, вспомнила про научный библиотечный отдел, вышла на остановке к нему поближе, проштемпелевалась. Потом, прикинув, что Аня могла бы уже вернуться с института, зарулила к ней, но дверь открыла тётя Маша.

— Здрассьте. Нету? — расстроенно спросила я.

— Дома, дома! Заходи!

— Ольга, иди сюда! — крикнула Анна из своей комнаты.

Я зашла и увидела крайне непривычную картину: Аня (Аня, у которой всегда царил немецкий орднунг!) лежала пластом на кровати. Днём!

— Ты чё? Ты заболела, что ли?

— Ой… — она вяло отмахнулась. — Зачёт сдавала. По физкультуре. Ноги отваливаются.

Я плюхнулась на стул:

— Ну, капец… Вы там что, бежали, что ли?

Анютка покряхтела и перевернулась на бок, подперев голову ладонью:

— В баскетбол играли! Полтора часа! Очень у нас преподаватель принципиальный.

— Зверь какой-то вообще… Слушай! Вовка приехал!

— Да ты чё! — она подскочила и села на диване, разом забыв про отваливающиеся конечности. — И как он⁈

Два часа мы делились новостями. Про личную жизнь. Я. Потом она.

Вот это новости! Аня начала встречаться с тем свидетелем с Зинкиной свадьбы, Димкой! Фотки мне показывала, как они по лесу гуляли.

— А фотал вас кто?

— А фотоаппарат. У Димы на телефоне функция есть автоспуска. Видишь, он тут шагнул? Это мы настроили и стоим. Ждали-ждали — думали, всё, не сработал. Димка пошёл, а он как щёлкнет!

Вот теперь я могла слушать про чужие радости, хохотать, весело пить чай с сахарным пирогом, который напекла тёть Маша. Потом мы обсуждали всякие институтские вопросы. Я рассказывала, как на заочку перевелась. Финансовые подробности шли под строжайшим секретом:

— Ань, только ты никому не говори, что я за перевод заплатила. Ну, нафиг. Не хочу, чтобы слухи поползли.

— Ну, естественно!

В этом отношении я не сомневалась. По части секретов Аня была прям могила.

Домой я пришла засветло, ещё на раз обсудила новости с бабушкой.

— Чё, учиться теперь не будешь? — уточнила баба Рая.

— Ну, почему? Всё равно темы-то дадут, почитаю.

— Как сдавать-то, не ходя на учёбу?

— Ай, баба! Там, знаешь, у заочников: «Кто согласен на тройку — зачётки на стол!» — и почти все выходят, остаётся от потока человека четыре.

— И ты на тройку согласишься? — поразилась бабушка.

Я поморщилась:

— Не хотелось бы… Если только в самом крайнем случае.

Комплекс отличницы. Что уж поделаешь.

— С деньгами-то придумала, что будешь делать?

Я подпёрла щёку рукой:

— М-км. Хотела, честно говоря, вперёд за лето коммуналку заплатить да охрану. Там за три месяца прилично выйдет, а доходов-то центр в каникулы давать не будет.

— Н-да-а-а, думать тебе надо, как летом зарабатывать.

— Ну, тут думай-не думай, а платить надо. Так что на большие покупки пока замахиваться не будем.

Бабушка вздохнула:

— Я-то думала, балкон застеклим.

— Подождём пока. Если что, в сентябре. Пригласим того дядьку, который нам перегородки в магазине ставил, у него ценник невысокий, и сделал нормально.

Бабушка взяла трёхлитровую банку с отстоянной водой, подлила в чайник, включила:

— Так ты, получается, эту сессию — всё?

— Волшебным образом, ага.

— И чё делать два дня будешь? Кнопки тыкать?

— Ну, наверное, на занятия танцевальные схожу, а пока, пожалуй, пойду потыкаю, действительно!

Совсем я забросила все свои интересности, пока два месяца ходила в ужасе. И книжные черновики, и исторический танец. Ну, не могла я ходить и танцевать, думая, что… нет, всё, не буду про это, проехали! И восточные танцы, на которые по субботам и воскресеньям начала было ходить, тоже напрочь запустила.

Поди, не поздно ещё подключиться заново?

Решено, завтра пойду! А сегодня засяду-ка, перечитаю пару рассказов…

И забурлила моя жизнь бурным ключом. В субботу я прибежала на занятия по востоку (ну, в смысле — по восточному танцу). Отстала от группы, понятное дело. Но благодаря уму и красоте… я сейчас ржу, конечно, но преподша сказала, что я вполне бодрячком и всё смогу догнать. Особенно если несколько раз дополнительно в вечернюю группу приду. А я теперь могу! Занятия-то в Политехе закончились!

После танцев зашла к папе в магазин, сообщила ему новости. Счастливая!

Пили чай, как обычно, обсуждали всякое.

— Ты насчёт вывески-то придумала? — между делом спросил меня папа. — Или будешь следующего года ждать?

Это была прям головная боль. Всю зиму я мучилась: как обозвать большое помещение, в котором у нас шли всякие кружки? «Клуб» мужики забраковали сразу. Вова с папой дружно сказали, что люди будут думать, будто здесь что-то вроде ночного клуба. И так на звуки музыки пытаются время от времени ломиться, страшно удивляются, особенно когда детей видят.

Потом Вова уехал, и проблема вывески для меня отодвинулась куда-то далеко, и всё это время мы обходились распечатанной на простом листочке лаконичной вывеской «ВХОД НА КРУЖКИ ЗДЕСЬ». Я заправила её в мультифору и прилепила к двери скотчем. Зато преподаватели с моего разрешения отрекламировали себя в окнах, выходящих на главную улицу, как могли: налепили вывесок, картинок, объявлений каких-то, кубков и наградных листов навыставляли… Теперь, глядя на эту пестроту, я думала, что к новому учебному году надо будет всё это как-то облагородить. Но потом. Три месяца впереди. Пока дамокловым мечом нависала вывеска.

— Приходил тут какой-то комитет пенсионеров, — пожаловалась я папе, — с претензиями. Что, мол, Микрорайон строился для жителей АнгарскГЭСстроя, и улица в честь строителей, а для них ничего нет.

— Что хотели-то?