— Зашибись! И сколько стоит такая красота?

— Они хотели сто восемьдесят, но сговорились за сто шестьдесят, — Вовка, довольный, продемонстрировал мне ключ. — Надо бы на него брелок какой-нибудь повесить, чтоб не потерять, — он вытянул из-под кровати свою сумку и принялся в ней рыться. — О!

На свет Божий были извлечены довольно массивное кольцо и непонятного происхождения угловатая железяка размером с монету, на которой был выбит (или вырезан?) какой-то узор. Всё соединилось с ключом. Да, теперь впрямь сложнее потерять, да и брякнет, если упадёт.

— И что, когда переезжаешь?

— Да хотел прямо сейчас часть вещей утащить. Чтоб, как минимум, железо моё у тебя горой не лежало.

Я промолчала насчёт того, что вовсе была не против железа. Пусть бы лежало. И лучше не горой, а как-то даже упорядоченно. Крючков каких-нибудь по стенам наделать для этих целей, например, а мелочёвку в ящики сложить.

Ладно. Самостоятельность.

— Ну и что ты мне на пальцах всё рассказываешь? Давай я сразу с тобой схожу, помогу отнести чего-нибудь.

И мы пошли.

Идти оказалось реально близко, минут пять-семь. Белая пятиэтажка, вся сплошь со всех сторон облепленная балконами.

— Окно-то на какую сторону?

— На эту. Вон, видишь, застеклённый балкон на втором этаже?

— Ага. Вахтёров-то нет? — испугалась я. — А то я паспорт не взяла.

— Не-е, нету никаких вахтёров. Пошли.

АПАРТАМЕНТЫ

Нет, я не ждала от общаги чего-то расчудесного. Особенно сейчас, когда из секционок вахтёров убрали — типа невыгодно им зарплату платить. Ну, народ сразу начал всякие чудеса творить, которые раньше было строго нельзя. Захламляться, засираться, мусор тихонечко в подъезд кульками подбрасывать — типа, уборщица вынесет. Такое.

Но, всё же, эта общага была почище чем та, в которой мы с папой первую крошечную квартирку смотрели. Даже коридор в секции побелен-покрашен — соседи, поди, скинулись.

Вовкина комната была дальняя по левой стороне, рядом с дверью в общую ванную.

Но дверь… прям как наша старая: пни — вылетит. И замок, судя по врезкам в дверное полотно, меняли раз несколько.

— Ты не боишься, что обнесут тебя тут? — я опасливо зашла в «коридорчик» — на самом деле, просто аппендикс, оставшийся после выгораживания отдельного санузла. Хорошо, дверь наружу открывалась, в общий коридор, иначе её даже невозможно было бы закрыть, в этом коридорчике стоя. — Ты хоть деньги у нас оставляй. У нас всё-таки дверь теперь нормальная, и бабушка всё время дома.

— Я подумаю, — дипломатично сказал Вова. — Сумку вон туда рядом со столом поставь.

— Ванну-то можно посмотреть?

— Да пожалуйста! — Вова галантно отщёлкнул шпингалет и распахнул передо мной дверь.

Таких крошечных санузлов я ещё не видала. К дальней стенке был придвинут эмалированный квадратный поддон, довольно большой, между прочим. Над ним — лейка душа, а на обычном уровне смесителей — ещё и кран. Унитаз приткнулся ближе к двери, немного (но некритично) перегораживая проход к душу. Видно было, что унитаз прям новящий, блестящий. Зато все стены и пол были сплошь отделаны странной мелкой прямоугольной плиточкой вида явно бэушного. Спёрли где-то? Или, скорее, собрали, когда где-то дом ломали или отделку меняли. Ну, ладно, спасибо, что есть.

Между бортиками поддона и стенками остались щели, и предусмотрительные хозяева закрыли их широкими полосами полиэтилена спущенными в поддон. Тупо прикрепив их к стенкам несколькими рядами скотча. Вот это, я понимаю, технологии!

Зато открытую часть отгораживала весёленькая китайская шторка с рыбками, подвешенная на куске лески вместо трубы.

— Ты бы дверь не закрывал пока. Чувствуешь, штора эта Шанхайкой пахнет?

Характерный такой резиновый запах. Говорят, хитрые китайцы всё из переработанного мусора делают — и пластик, и ткани, и даже пуховики и ботинки. Верилось с трудом, но Анька уверяла, что видела такую передачу. Так-то она не имеет привычки врать. Кроме того, вонь жжёной резины действительно сопровождала всё, что продавалось на Шанхайке.

В общем, приходилось проветривать. Иногда купишь, скажем, спортивный костюм, на балконе его дня три продержишь (обязательно на вешалке, чтоб продувался), потом простираешь — тогда только можно носить.

— Зато глянь, какой диванчик, — Вовка потянул меня за руку, и мы плюхнулись на разложенное… э-э-э… ложе? Закачались. Под попами ощутимо заскрипели пружины, сразу напомнив мне старый бабушкин диван пятидесятых годов, который мы на дачу увезли.

— А он под нами не развалится? — я захихикала.

— Надо проверить, — Вовка явно нацелился воспользоваться диваном по назначению.

— Ну! А хоть простыни где? Кто на нём сидел и в чём?

— Ты какая придирчивая! А как мы на ковре?..

— Ковёр чистый! Я его специально купила, строго чистым внутрь складываю и только для нас раскатываю!

Вовка хотел что-то возразить, даже рот открыл, но в этот момент женский голос за стеной совершенно отчётливо спросил:

— Серёж, ты молока купил?

— Ну вот! — я понизила голос. — Зашибись, место для укромных встреч! Хочешь, чтоб нас вся секция слушала?

— Н-да, — как-то он был слегка этим открытием обескуражен. — И как?

— Только как партизаны. Хотя, так этот диван скрипит, что всё равно все догадаются. Или у нас. Или в центре, это даже самый лучший вариант. Я, кстати, хотела ту маленькую комнатку полностью переделать себе под рабочий кабинет.

— Это в которой ковёр лежит? — многозначительно сказал Вова, коварно забираясь руками мне под майку. — Отличный кабинет, по-моему!

Я снова почувствовала, что щёки горячеют, но возня соседей за стенкой совершенно не располагала.

— Ну, перестань, Вов! Я правда так не люблю. И на грязном, и слышимость эта… Пошли лучше к нам?

Мы заперли комнату и вышли на улицу.

— А ты насчёт кабинета что — серьёзно?

— Конечно! Перетащу комп и буду работать.

— Книжки писать?

— Ну, да. Дискеты туда-сюда таскать не придётся. Да я вообще рассматриваю вариант туда жить переехать, если честно.

— А что такое?

— Да-а… У Василича с дочкой какие-то тёрки.

— Не нравится ей твоя мама? — догадался Вова. — Ревнует?

Василич, вообще-то, был вдовцом со взрослой, но какой-то дурноватой дочерью.

Я слегка дёрнула плечом:

— По-моему, не столько ревнует, сколько переживает, что мама квартиру отожмёт или ещё как. Каждый раз напоминает: «Эту квартиру мама с работы получила!» А сынок её раз даже Сашу спросил: «Деда, ты когда умрёшь — всё ведь нам достанется?»

— Фигасе, дома беседы! — аж присвистнул Вова.

— Не говори. Она тут завела разговор, что хочет квартиру продать и на запад уехать. То ли в Тверь, то ли в Саратов, я забыла. Какая-то там у них родня. А я думаю — да и пусть. А мама с Сашей могут и у нас жить. Бабушка заодно под присмотром будет.

— Так-то н-но… — протянул Вова.

— Я вот только хотела холодильник маленький с дачи в центр забрать, а теперь думаю — если малосемейку получится купить, то как? Ещё покупать придётся. Я бы тогда новый лучше себе поставила. И ванну в детском санузле установить надо. Там же место под неё оставлено. А то бегать куда-то мыться — это я не люблю.

За этими мыслями и разговорами мы потихоньку добрели в горку до дома. Нас ждал ужин, после которого Вова начал собирать свои манатки, навевая этим на меня тоску. Но потом наступила ночь, и он постарался меня утешить.

У нас с бабушкой Вова простыни-пододеяльники для дивана брать не захотел — самостоятельность же! В следующий свой выходной он съездил на Шанхайку, купил себе каких-то посуд, кастрюлю со сковородкой, ложек-вилок и комплект постельного белья — яркий, вырви глаз. Цветы какие-то огромные. Простирал его в нашей машинке-автомате, после чего цветы разом стали гораздо более спокойных оттенков, высушил, проигнорировал пункт с глажкой и потащил в свою общагу, обживаться.