— Остаёмся здесь, занимаем оборону в этом здании, и ждём подхода наших войск.

— Как здесь? В центре села, полного духов? Надо уходить отсюда пока нас не обнаружили! — возмущались командиры подгрупп.

— Уходить уже поздно. А здесь самая лучшая позиция. Единственное каменное здание, да еще двухэтажное. Попробуй выбить нас отсюда. Мы контролируем всё село, при необходимости можно вызвать удар авиации и артиллерии прямо на себя. Каменные стены нас укроют, чего нельзя сказать о боевиках. Им укрыться будет негде.

С такими доводами согласились все. Организовав оборону здания, Кислицин разрешил отдыхать трети личного состава, доложил обстановку Беглову и отправился осматривать здание.

На втором этаже всё оставалось нетронутым с того момента, как прекратились занятия в школе, стулья, парты, доски и даже ученические тетради лежали там, где их оставили в последний раз владельцы. Тетради были датированы 1992 годом. Несмотря на то, что с той поры прошло три года, и всё было покрыто толстым слоем пыли, кабинеты продолжали хранить тот неуловимый запах школы, знакомый каждому человеку с детства. Вот кабинет директора, крутанув глобус, Кислицин поднял с пола объяснительную, в которой какой-то старшеклассник Ахмед описывал, за что он избил учительницу английского языка. Это несколько испортило сентиментальное настроение. Чтобы окончательно не расстроиться, командир отправился на первый этаж осматривать, что осталось от штаба. Половина первого этажа была переоборудована под общежитие, по словам пленных здесь жили иорданские наёмники, лишь два классных кабинета служили в штабных целях, здесь же проводились совещания. Из документов почти всё было вывезено. Была, теперь уже ненужная, схема обороны Шатоя, составленная с военной точки зрения неграмотно, какие-то списки на чеченском языке и листовки религиозного содержания на русском. Дословное содержание листовки сейчас вспомнить невозможно, но суть её была такова: «Воюйте сыны Чечни, и Аллах вас не забудет, при этой жизни вы, конечно, ничего не получите, но если представится случай поменять миры, то вы сразу отправитесь в рай строевым шагом, ибо день в джихаде равен году славных дел в мирной жизни, а в раю встретят вас пятьдесят райских гурий».

— Всё понятно, — подумал Кислицин.

На образованного человека такая пропаганда не подействует, но если уровень образования низкий, а люди верующие, то лучшего способа воздействия на них не придумать.

Со второго этажа доложили:

— Товарищ капитан! К зданию направляются два человека, по видимому, для смены наших пленных.

— Как войдут внутрь, задержать и ко мне!

Вошедших чеченцев мгновенно разоружили и обездвижили, положив лицом на пол. Нервы у них оказались слабее, чем у первых двух. Они стали умолять, чтобы их не убивали, и тут же согласились рассказать всё, что знают о боевиках. Их доставили к командиру. Много нового к сказанному двумя первыми пленными они добавить не смогли. В селе боевиков много, но чёткое управление отсутствует. Только местный отряд самообороны села имеет командование в лице сельского совета. В школе штаба как такового не было, просто полевые командиры собирались в этом здании для проведения совещаний, иногда на них приезжал Дудаев.

Из каждого безвыходного положения есть, как минимум, два выхода

Разработчики операции ошиблись, причём значительно. Это на Ханкале штаб группировки постоянно находился на месте, чеченский же штаб постоянно перемещался, по тому, что Дудаев знал, какая на него ведётся охота федеральными войсками, и что для его уничтожения достаточно знать его точное место расположения. Он, бывший лётчик, знал возможности нашей военной авиации. Поэтому его штаб постоянно менял своё расположение. Если бы отряд спецназовцев пришёл к этому зданию на сутки раньше и решился на штурм, то встретил бы организованный отпор со стороны иорданских наёмников. Тогда об успешной операции не могло быть и речи. Пришлось бы задействовать авиацию и артиллерию, что привело бы к жертвам среди мирного населения и не гарантировало уничтожения штаба. Но сейчас, нужно было думать, как отсюда выбираться. Для этого надо было вступать в переговоры с боевиками. Кислицин связался по радиостанции с Бегловым и спросил:

— Мне нужна будет поддержка авиации и артиллерии.

— Да, они все готовы работать в наших интересах.

— Тогда пусть будут в готовности нанести удар по противоположному склону. Чтобы видно было всему селу.

С большим трудом Беглову удалось уговорить командование на Ханкале подготовить удар установками «Град» в указанное место. Это место не входило в планы нашей артиллерии. Командиру отряда пришлось прибегнуть к хитрости, сказав, что там обнаружено скопление техники дудаевцев. Когда артиллерия была готова дать залп, он сообщил Кислицину о готовности артиллерии.

Тот взяв с собой пулемётчика и одного из пленных, который являлся родственником председателя, сказал:

— Веди к вашему главному, разговор есть.

Процессия, состоящая из Кислицина, пулемётчика и пленного, двинулась к центру села, по дороге никто не встретился. Лишь на подходе к дому сельского совета навстречу вышел один человек в камуфляжной форме.

— Доброе утро, — поздоровался в ним Кислицин.

— Доброе утро, — машинально ответил тот и спросил что-то у пленного. По-видимому, он принял разведчиков за кого-то из наёмников. Но, получив ответ, схватился за голову и стал что-то громко кричать по-чеченски. Кислицин подошел к нему и сказал:

— Чего орёшь? Утро так хорошо началось. Давай не будем его портить.

Как ни странно, но эти слова подействовали, и парламентёры без помех дошли до дома председателя. Дом был добротный, каменный, с большим двором, в углу которого скромно притулился огромный лимузин серебристого цвета. Посреди двора стоял стол, за которым сидели местные старейшины, лица их были понурыми и усталыми.

Переговоры

— Доброе утро, я представитель Российских Вооружённых Сил. Предлагаю во избежание кровопролития сопротивления Федеральным силам, которые скоро сюда прибудут, не оказывать. В противном случае, по селу будет нанесён удар артиллерии и авиации, — сказал Кислицин и попросил по радиостанции в подтверждение своих слов дать один залп по склону горы. Установки «Град» тут же выплюнули порцию смертоносного груза по указанному месту. Раздалась серия оглушительных взрывов.

Сначала воцарилось молчание, затем старейшины начали горячо спорить, забыв о присутствии спецназовцев. Через некоторое время встал председатель и сказал обиженным тоном:

— Пусть приходят, пусть всё забирают, только людей не трогают.

Это было не лучшее, что он мог сказать, но разведчиков это устраивало.

— Хорошо, тогда этот молодой человек, в подтверждение ваших слов, побудет с нами, — сказал Кислицин, показывая на родственника председателя. Возражений не последовало и парламентеры спокойно вернулись в здание школы, прихватив с собой пленного.

Слух быстро облетел всё село, и возле школы стали собираться местные жители. Среди них были и боевики, но с оружием не приходил никто. Если бы не появившийся на чердаке ближайшего дома пулемёт, и не пара гранатометчиков в соседнем дворе, занявших боевые позиции в сторону разведчиков, то намерения местных жителей можно было считать искренне мирными. Но присутствие их перед школой, разведчиков устраивало. Селяне, сами не подозревая того, становились заложниками данной ситуации и их присутствие делало невозможным открытие огня по разведчикам. Вскоре подошли старейшины и подъехал мулла Хал-Килойской мечети Такудавлаев Сайдулла, который представился имамом и уполномоченным вести переговоры с представителями Федеральных сил. Это был одетый во всё белое ещё крепкий пожилой человек. Его возраст выдавали седые волосы и борода. Глаза излучали спокойствие, уверенность и разум. Начались напряжённые переговоры. С первых слов стало понятно, что мулла не так прост, как это показалось с первого взгляда. Он заверял, что боевые машины могут спокойно зайти в село и забрать разведчиков. В это время к селу уже подходила бронегруппа отряда. Она вышла на связь с находящимися в школе разведчиками. Кислицин заверил, что можно спокойно подъезжать к ним, но как только первая БМПшка появилась из за пригорка, с противоположной стороны склона по ней открыл огонь крупнокалиберный пулемёт. Резко развернувшись, машина спряталась за бугор. В наушниках раздалась ругань подполковника Сидорова. Заняв боевые позиции, машины начали из скорострельных пушек обрабатывать то место, откуда был открыт огонь. Над селом начали летать снаряды. Напряжение среди переговорщиков достигло критической точки. Кислицин уже начал просить у Беглова удара артиллерии, по селу. Но Такудавлаев стал его уверять, что село здесь не причём, что это один из отошедших из Шатоя отрядов открыл огонь, а артиллерия погубит много мирных жителей. Жители Асланбек-Шерипово могут быть благодарны своему мулле как человеку спасшему их от смерти. Стоило Кислицину дать команду, на нанесение бомбоштурмового удара по селу, и в ход бы пошли не только установки залпового огня «Град», но и более мощные «Смерчи» и «Ураганы». После этого можно бы было брать в руки резинку и стирать с карты село Асланбек-Шерипово. На территории Чечни больше такого села бы не было. Но разум взял вверх над эмоциями. Старейшины смогли уговорить прекратить огонь боевиков, и Кислицин воздержался от вызова огня артиллерии.