"Гадость" по НТВ начинала уже немного заводить его, и было понятно, что закончится этот вечер порнухой, тем более что майор Кисин из бывшего Пятого управления передал ему сегодня очередную подборку новейших образцов жанра. От томительного ожидания заныло под ложечкой, но вначале предстоял еще звонок. Очень важный, и очень неприятный звонок.

"С кем же он так долго разговаривает, да еще по этому номеру!" По другому номеру звонить принципиально не хотелось. Автодозвон продолжался.

Еще утром генералу положили на стол пакет, который он чуть ли не до самого обеда боялся открыть. Правильно боялся. Документ назывался "Выводы группы аналитиков", и хотя авторы себя никак не обозначили, сомнений в подлинности не возникало: пакет был доставлен кремлевской спецпочтой. Вот какие тезисы содержались в этом историческом документе:

"1. РИСК практически вышел из подчинения международному Центру, оставив за Би-би-эс чисто координационные функции.

2. РИСК контролирует до шестидесяти процентов крупнейших преступных группировок на территории бывшего СССР.

3. Объем средств, привлеченных РИСКом, для решения своих задач в текущем году, сопоставим с госбюджетом России.

4. РИСК имеет свою агентуру во всех ветвях официальной и неофициальной власти.

5. В последнее время РИСК стал оказывать заметное влияние лично на Президента.

6. РИСК никогда не будет бороться за официальную власть, а потому не может проиграть в этой борьбе. Борьба за власть ослабляет соперников и укрепляет такие организации, как РИСК, в руководстве которых нет и не будет публичных политиков.

7. РИСК намерен не позднее сентября-октября полностью остановить военные действия в Чечне. Прилагаемый план мероприятий более чем реален.

8. Генеральная линия РИСКа – полная конверсия ВПК, скорейшее разоружение в одностороннем порядке и, как следствие, стремительный рост влияния и престижа России на мировой арене. Этого нам не простят".

От последнего тезиса аналитики, видно, так расстроились, что не только закурсивили его, но даже позволили себе чисто эмоциональное дополнение к сухим выводам. Григорьев тоже расстроился. Не от последнего тезиса – там была лирика – а от цифры "шестьдесят" во втором пункте. Месяц назад Малин контролировал лишь сорок процентов группировок. Такими темпами к концу года он просто поставит крест на российской мафии. И еще больше расстроился Григорьев от седьмого тезиса. Чечня – это было слишком конкретно, и сроки назывались уж больно страшные. Здесь, как говорил незабвенный Ильич, "промедление в выступлении смерти подобно". Беглое изучение плана мероприятий службы РИСК по Кавказу оптимизма не добавило. А потом он изучил его всерьез, взвесил все еще раз и понял: вариантов не осталось.

Раздался длинный гудок. Потом шуршание и невнятный отзыв. Невнятный, но очень знакомый.

– Ну, здравствуй, Седой, – сказал Григорьев.

– Здравствуй, старик. Давно ты не звонил мне.

– Давно, – согласился Григорьев. – Повода не было. Я ведь тебе по мелочам не звоню. – Он сделал паузу. – Получил тезисы моих аналитиков?

– Получил, – сказал Седой.

Григорьев еще подождал. Очень хотелось услышать вывод с той стороны, но Седой хранил молчание.

– Больше нельзя ждать. Пора. Это единственный выход. Мы должны, – варьировал зачем-то Григорьев эти недоговоренные фразы.

Седому хватило бы и одной.

– Я рассчитывал позже, – откликнулся он.

"Ну, слава Богу, – подумал Григорьев, – хоть такое признание я от него услышал!"

– Позже нельзя. Все просто сорвется.

Седой молчал еще полминуты.

– Ну, хорошо, старик. Считай, что я разрешил. А дату назову отдельно. Можете пока готовиться. Я дам сигнал в течение недели.

Григорьев поглядел на календарь: значит, не позднее семнадцатого августа.

На прощание Седой, как всегда, сказал приятное:

– А вообще-то тебе, Григорьев, уже ничто не поможет.

– Сволочь, – прошипел генерал уже под короткие гудки, – пошел ты к черту!

И вставил в магнитофон новую порнокассету.

Лешкины "жигули" отогнали в сторону, за кусты, и на поле приземлился вертолет, в точном соответствии с указанием Тополя, доставивший подходящий свежий труп с пробитой головой. А тело Ясеня погрузили в спецконтейнер и отправили на тверскую базу службы РИСК. Девять из четырнадцати оставшихся Причастных уже дали согласие на вариант "Лайза", используя сотовую и прочую связь. Верба, так и не покинувшая своего поста на Варшавке, сообщила, что отправила Дедушке шифровку по эмейлу. Потом приехала опергруппа с Петровки, а сразу следом за ними еще двое, тоже в милицейской форме, но офицеры ГРУ, о чем они поведали исключительно Тополю, а остальным совали липовые корочки нового управления МВД. И наконец, Тверской РУОП подтвердил ночное перемещение Золтана с дачи в Москву. А было-то, было-то всего девять утра по московскому времени семнадцатого августа девяносто пятого года. Вот тогда Леня Вайсберг подумал: еще немножко, и я сойду с ума.

Он уже чувствовал себя не Тополем и не Горбовским, а именно Леней Вайсбергом, которого снова, как десять лет назад под Асадобадом, швырнули в самое пекло и сказали: "Командуй, товарищ, больше некому". И вроде бы он знает, что и как нужно делать, вроде бы уже ко всему готов, но ведь на самом деле такому никто и никогда специально не учит. И нет инструкций, нет прецедентов, нет советчиков – один на один: ты и смерть. А они смотрят на тебя, ждут приказа и тоже очень-очень хотят жить.

Причастные обманывали сами себя, говоря, что никакой субординации у них нет. Субординация возникла непроизвольно, и в момент трагедии это стало очевидным.

Самые молодые – Каштан и Пихта (Четырнадцатый и Пятнадцатый) изъявили готовность срочно вылететь, но Тополь решил, что их деятельность в дальневосточном регионе важнее, чем формальное участие в московском экстренном совещании, а потому не стоит ради этого прошивать десять тысяч километров на каком-нибудь МИГе. Рябина и Вяз (Двенадцатый и Тринадцатый), именно в эти дни отчаянно пытались загнать обратно в бутылку свирепого таджикского джинна, их довелось поймать чуть ли не на поле боя. Одиннадцатый, Самшит лично держал на контроле все Закавказье от Абхазии до Азербайджана и страшно боялся нарушить зарождавшееся там зыбкое равновесие. Десятый, Бук после неприятных событий с крымскими татарами безвылазно сидел в Симферополе. Дуб (Девятый) второй месяц торчал на Ближнем Востоке, и уехать оттуда сейчас было для него немыслимо. Осокорь (Восьмой) известно где сидел, а Седьмой – Клен с головою увяз в Чечне. В Москве находились только самые-самые – верхняя часть списка: Платан, Пальма, Кедр, Верба. Им-то Леонид и назначил встречу на завтра, но уже по голосам понял: все четверо ждут чего-то именно от него. "Командуй, товарищ, больше некому". И он начал командовать.

Сделав все, что было возможно на месте преступления, добрался до своего кабинета на Лубянке и уже не без помощи референтов начал обзвонку. Информация – распоряжение, новая информация – новое распоряжение. Голова пухла.

Около двух часов пополудни пришел ответ от Дедушки. Базотти просил срочно вылететь к нему. Двоих просил: его и Вербу. Пришлось все перепоручить Кедру, а самому – на служебной "волге" с мигалкой до Ходынского поля и вертолетом в Кубинку, где уже ждала Верба. Начальник аэродрома доложил, что коридор открыт, им подали самое быстрое устройство из тех, что летают по воздуху, а не в космосе, и через каких-нибудь три часа Второй и Третий службы РИСК уже сидели в резиденции Базотти в Майами.

Дедушка расцеловал их, расплакался и долго не мог говорить. Тополь, который всю дорогу тупо подсчитывал, во сколько обойдется подобный перелет и пришел к выводу, что нормальному советскому человеку таких денег хватило бы на всю жизнь, чувствовал теперь: сложившаяся ситуация дошла до вершин абсурда. Они уже минут пятнадцать сидели перед столом Дедушки молча и любовались на старческие слезы этого маразматика. Дважды заходил врач (Дедушка что-то глотал) и один раз – постоянная его помощница Лаура, долго шептавшая шефу на ухо слова на его родном языке. Какие именно, Тополь не расслышал, но, похоже, она его просто по-женски утешала.