Он погружал ее в наказание так, как раскачивают качели – каждый следующий толчок в точно рассчитанное время заставляет доску взлететь еще выше.
***
Султан подошел и за подбородок приподнял тяжелую голову.
Лицо обеспамятевшей Лейлы приобрело неожиданное выражение умиротворения. Лишь сурьмяные потеки да размазанная помада напоминали о том, как мгновение назад это красивое женское лицо искажалось в отчаянном крике. Без следа исчезла страдальческая складка на лбу, а плотно прикрытые глаза быстро вращались под веками, словно у человека, видящего сон.
- Эй, рабыня!
Рабыня мигом оказалась рядом.
- А сейчас ее дыхание пахнет рабским вином?
Рабыня поймала в ладонь выдох Великой Госпожи и понюхала его на своей ладони.
- Нет, Повелитель, сейчас ее дыхание наполнено желанием…
***
Лейла пыталась опомниться, как после кошмара, и двигалась на звук слов, как пловец, поднимающийся из глубины, движется на солнечный свет.
Она еще не понимала, что реальнее – то море покоя, в котором она пребывала только что, или океан страданий, куда отправило ее позорная порка.
Что из этого сон – а что реальность?
Наглые слова дерзкой рабыни возмутили Лейлу и ускорили ее возвращение в мир.
Ее только что выпороли и унизили, какое желание?
Что несет эта мерзкая девчонка – или это ее способ мести?! Ах, ты!!!
Великая Госпожа гневным рывком вырвалась из баюкающих волн и ворвалась в жестокую реальность.
Лейла попробовала что-то воскликнуть - но деревяшка всё еще затыкала ей рот, попыталась ожечь рабыню грозным взглядом – но неубедительно из заплаканных глаз мечутся грозные взгляды...
Но тут рука мужа и господина легла ей промеж ног, и Лейла с удивлением поняла, что желание не сочится – течет – из нее. Бедра ее задрожали, словно на пороге пика восторга, а пещера наслаждений буквально целовала мужскую ладонь.
Пылающие от порки ягодицы лишь усиливали горячую тяжесть внизу живота, а невозможность пошевелиться добавляла в этот телесный аккорд непривычную нотку покорности.
Никогда, никакое рабское вино, не награждало ее такой растворяющей жаждой мужской ласки, такой нетерпеливой готовностью принять своего мужа…
Султан с наслаждением погладил ладонями нежную кожу округлых бедер, чья гладкость и белизна оттенялись алым цветом только что наказанных ягодиц.
Сдавай сейчас Повелитель Юга гильдейский экзамен на мастерство порки - суровые старцы палаческого цеха аплодировали бы стоя.
Восемнадцать ударов розги легли один к одному, так, что меж алыми следами не прошел бы и ноготь. Два последних идеальным косым крестом легли поверх – будто послание запечатали в изысканный конверт.
Алый цвет сеченых ягодиц был ровным, словно художник клал краску широкой мягкой кистью, и не единая капелька крови не выступила на нежной коже. Ладони Повелителя скользнули вверх по любимым округлостям, а шаловливые большие пальцы, осторожно, чтобы не коснуться пылающих рубцов, широко раздвинули, открыв взгляду.... гм-м, «ущелье промеж крутых холмов, таящее секретные пещеры»...
Султан с нежной улыбкой посмотрел на светлые курчавые волоски, густо покрытые «росой любви».
Лейла и сама не заметила, какой призывный стон вырвался из нее - и какой вздох разочарования раздался, когда сильные пальцы отступили, позволив сомкнуться напрягшимся ягодицам.
Однако Султан ясно расслышал и то и другое. Руки его распахнули полы халата.
Он давно уже был готов...
***
- Эй, Калаб! Проводи Великую Госпожу в её опочивальню – видишь, она притомилась! Сюда можешь не возвращаться - ты мне сегодня не понадобишься...
Уходящая из Полночного Покоя Лейла двигалась как сомнамбула. То, что здесь произошло, оказалось слишком сильным для изнеженной девочки, не привыкшей платить потом и страданием за свои успехи. Да и какие там ее успехи – в лучшем случае прилежание в глазах наемных учителей...
Порка и немедленно последовавшая пытка наслаждением обрушили ее мир – и она шла как в забытье. Даже боль в сеченых ягодицах не могла отрезвить ее...
***
Султан проводил взглядом уходящую Великую Госпожу, и перевел глаза на сидящую у его ног рабыню.
Глаза рабыни сияли преданностью и восторгом.
- Ты чем так довольна?! - раздраженно спросил он.
Рабыня припала лбом к ногам Повелителя – и лишь после того ответила: «Господин подарил мне восторг тогда, когда я мечтала об этом! Рабыня счастлива!»
- Да? - желчи в голосе Султана было с избытком. - А не врешь ли ты мне? Ты же видела, что ложь делает даже с Великой Госпожой...
- У Великой Госпожи Лейлы был сегодня отличный день! - с поклоном отвечала рабыня.
Султан изумленно приподнял брови: «Ты всерьез так считаешь – или думаешь, что рабам позволено шутить над наказанием Великой Госпожи?»
- Я бы не осмелилась, Величайший, - с нижайшим поклоном отвечала рабыня. - Но у Великой Госпожи Лейлы сегодня действительно был лучший день, чтобы понести от тебя ребенка... Лишь это я имела в виду, Повелитель...
- Откуда ты знаешь?
- Запах, Повелитель! Тот запах, который сказал мне о рабском вине, так же точно говорит о том, когда женщина на пороге месячных очищений, а когда готова принять от тебя драгоценный плод...
Султан замолчал и погрузился в раздумья. Да, что-то подобное говорил ему Скульптор, но он не знал тогда, как этим воспользоваться.
Но сейчас в его голове оформлялась идея. Та идея, которая и приведет его в непреходящей славе!
К тому же, если Лейла понесла после сегодняшней ночи, наказывать ее будет расточительством...
- И ты можешь это сказать точно?
- Да, Повелитель! И это, и про возникновение некоторых болезней, и про банж и гашиш, - но для этого мне надо подойти близко...
Взглянув снова на лучащееся искренней преданностью личико, Султан подивился - еще недавно она была измазана до ушей, а сейчас сияла чистотой. Умылась она, что ли, как кошка лапой...
- Ступай к себе...
***
История молчит об этом, но видимо Султан в ту ночь размышлял допоздна – и, возможно, не ложился вообще.
Фидаины молчат о таком, а больше никому это и знать не надо.
Утром Султан затребовал пред очи свои шейха Мансура, начальника Тайной Стражи, и Калаба, без которого в женском вопросе просто никуда...
- Мансур, - начал шейх. - Моя любимая жена Лейла долго не могла подарить мне ребенка. А вчера я узнал, что кто-то из служанок ее тайком проносит в гарем рабское вино, чтобы лишить меня радости видеть сына от любимой жены. Поручаю тебе – возьми всех служанок Лейлы, и свободных и клейменных, и вызнай у них, кто приносил и подливал Великой Госпоже рабское вино. Я даже не хочу знать имя виновной – или виновных. Если она из свободных Султаната – удавить в темном углу, но прежде узнать, кто ее надоумил. Если из числа служанок, привезенных Лейлой из Шема, то публично клеймить, предать позору - а выяснив все, все равно удавить. Если из числа невольниц – то удавить шелковым шнурком посреди гарема в назидание всем прочим. Всех служанок, виновных умолчанием, также казнить. Невиновных выслать, так, чтобы больше никогда в жизни и на день пути к Лейле не подошли.
Мансур лишь поклонился Султану. Всё было предельно ясно. Все должны умереть.
Но сначала они расскажут ему, кто хотел лишить Султана радости видеть ребенка от любимой жены.
Шейх слегка улыбнулся в бороду. Он любил пытать женщин. Особенно изнеженных обитательниц гаремов и их служанок. Сытые. Холеные. С нежной кожей…
Мансур с радостью исполнит приказ Повелителя Юга!
И он еще раз поклонился.
- Теперь ты, Калаб!
Толстый евнух склонился в земном поклоне, трепеща от голоса Величайшего. Непростая выдалась ночь, кнут просто чудом миновал спину Калаба...
- Ты укажешь Мансуру всех служанок Великой Госпожи Лейлы - голосом и титулом Султан показал понятливому евнуху, что «супруга кесаря вне подозрений». - И тех, кто приходил к ней каждый день, и тех, кто посещал лишь изредка, и оказывал услуги. Всех!
