— Когда будешь владеть лыжами, как Малой, тогда будешь "сама"! — рыкнул Батяня. — Что мы Айке скажем, если с тобой что случится?

— Она, кстати, беременна, — сменил тему Эйнштейн.

— Вот именно! — Батяня перевел взгляд на Виталия. — Так… Кто ещё?

— Наташа, Катя и Шоколадка!

Тарас приствистнул. Лешка вздохнул:

— С нами не соскучишься. И всё-таки, где Пузик?

— Ну ты же сам написал, чтобы мы часть "Егозы" в проходе оставили! Вот Пузик её и охраняет.

— Не понял?!

— Проволоку и дикарку. Ну из-за которой вся эта катавасия случилась. У неё лапа прокушена и бок прилично порван. Раны мы обработали, даже бок зашили, но охотиться она нескоро сможет. Вот Пузик и…

— Вы что сделали? — взревела Светка. — Зашили раны дикому саблезубу? У кого-нибудь в этой психованной компании мозги есть? Да она же от боли вас должна была порвать в клочья!

— Во-первых, — нравоучительным тоном начал Эйнштейн, — болевой порог у гомотериев намного выше, чем у человека. Во-вторых… — он махнул рукой. — Пузик очень просил. Любовь у него. И с пациенткой сам договаривался. Дикарка даже не дернулась ни разу. Мы ещё до пролома её довезли. Они нас ждут там, где ваш лагерь стоял. Ну и наш тоже.

— Сумасшедший дом! — пробурчал Батяня. — Ладно. Виталь, проверь мои расчеты. Нам надо заморозить двести пятьдесят кубов воды. У меня получается то трое суток, то тридцать…

В течение следующего получаса Буртасов объяснял, что считал и как считал. За сколько резервуар заполнится, за сколько замерзнет… Пока Эйнштейн не прервал его. Достаточно бесцеремонно:

— Леша, у тебя что было по физике?

— Четверка, — вздохнул Буртасов. — Дареная.

— Чувствуется. Удельная теплопроводность льда не ноль шесть, как у воды, а два с половиной. И это не в киловаттах на метр градус, а в ваттах. В четыре раза больше и в тысячу раз меньше. Теплота кристализации действительно триста тридцать, но не джоулей, а килоджоулей. В тысячу раз больше. Теплоемкость льда вдвое меньше, чем у воды. Две тысячи, а не четыре двести. Дальше. Твой метод расчета теплового потока — это плюс-минус километр, там интегрировать надо, а не брать по средней. Хорошо хоть помнишь само словосочетание "тепловой поток".

— Я и не помню, — сконфуженно улыбнулся Батяня. — Сам обозвал.

— Блин, и чего ты в школе дурью маялся? Мог бы лучше меня учиться! В общем, на десять метров вглубь вода не замерзнет никогда. Ещё и потому, что давление пяти метров водяного столба — пол-атмосферы. Немного, конечно, но смести снежную стенку хватит с головой. И ледяная корка не спасет!

Буртасов горько вздохнул:

— Почему-то я так и думал, что напутал капитально. А посчитай…

— Погоди, Лёх, — улыбнулся Артём. — Давай угадаю. Вы нашли и напилили триста кубометров льда. Чтобы забить весь этот предбанник и залить водой уже лёд. Так?

— Пять тысяч блоков, — кивнул Буртасов. — Чтобы и на стенку хватило. И даже перетащили их к пещере. А ещё жерди для армирования, "Егозу" хочу только на первые три метра пустить. Три недели пилили и таскали. На желоб-то один день ушел.

— Без шкур делали? — спросил Олег.

— Ага, построили из снега и обработали по твоей технологии. Сантиметров на пять получается снег в лед превратить.

Эйнштейн завистливо вздохнул:

— Умеешь ты, исходя из совершенно бредовых посылок, найти единственно верное решение! Да ещё воплотить его в жизнь!

— Да ладно, — махнул рукой Лешка. — Ты, небось, тоже до этого додумался.

— Я это высчитал. А ты — нет. Вообще не владеешь нужным математическим аппаратом. А результат одинаков. Только стенку ещё загерметизировать надо! Иначе вода вытекать будет. Вряд ли у тебя кирпичи идеальной формы.

— Это как раз просто. Делаем раствор из мокрого снега. Очень мокрого. Мы сегодня попробовали. Схватывается моментом.

— Умно.

— Тогда так. Завтра утром смотрим всё на месте и начинаем работать. А Малой, Лапа и Ниндзя прочешут окрестности. Надо найти другие входы, если они существуют. Сейчас спать. У нас две иглу, места на всех хватит. Или палатку ставить будем?

Дудник переглянулся с Эйнштейном, потом с Артемом, с Колькой и выразил общее мнение:

— Да ну её на фиг!

[1] Petzl — один из ведущих производителей фонарей в мире.

Солнце заливало склоны ущелья ослепительно светом. Искрились отраженными лучами белоснежные сугробы, поблескивали хрустальными гранями изломы льда. Черными пятнами с резко очерченными границами выделялись неприкрытые снегом камни. Слишком ярко, слишком светло. Так бывает на Кавказе в мае, и то на приличной высоте и после сильного снегопада. А в январе так не бывает нигде. Совсем. Но было.

Батяня стоял на краю площадки перед пещерой сэров, намертво закрытой ледовой пробкой, и не понимал… Вообще ничего не понимал. Рядом толпилась столь же недоумевающая группа. Люди и гомотерии. Шептались, переглядывались, недоуменно косились на только вчера достроенную и залитую водой стенку, из-за которой доносились гулкие удары. Через десять метров монолитного льда, армированного жердями и колючей проволокой! Стена содрогалась, словно при землетрясении. Собственно, почему "словно"? Земля тоже содрогалась.

— К бою, — сиплым голосом скомандовал Батяня, закладывая болт в арбалет.

Группа зашевелилась. Выдвинулись вперед гомотерии, выводя на острие клина Милку, Фифу и Няшу. Заскрипели плечи арбалетов. Поднялись луки. Заплясала Оторва, удерживая в воздухе семь метательных кирпичей. Тех самых, шипастых, из сложных форм…

А пробка в устье пещеры вздрогнула, пошла трещинами и осыпалась ледяной крошкой, и из отверстия вылезло… Внешне это напоминало человека. Только невероятного, невозможного размера. Наверное, такими древние греки представляли циклопов. Массивные колонны ног, необъятная ширь груди, толстенные руки, мощные бугры мускулов, вознесенная на четырехметровую высоту одноглазая голова. Впрочем, слово "вылезло", не подходит к ситуации. Существо выметнулось из пещеры в облаке ледяной крошки, зло зыркнуло по сторонам и заревело.

— Огонь! — скомандовал Батяня, вскидывая арбалет.

И опоздал. Все опоздали. За мгновение до залпа существо изменилось. Тело стало ещё массивней, почти потеряв сходство с человеческим, руки удлинились, выпуская острые длинные когти, лицо вытянулось вперед и обзавелось пастью с тремя рядами конусообразных зубов, на затылке вырос костяной гребень, опускающийся на спину, тело покрылось крупной чешуёй.

"Помесь бульдога с носорогом, — мелькнула мысль. — Точнее, тираннозавра с Дедом Морозом. Только зеленый и в пупырышках".

Люди выстрелили. Раз, второй, третий. Беспомощно ткнулись в чешую арбалетные болты, аурумбаты и стрелы с бронебойными наконечниками, резиновыми шариками отскочили от массивного тела метательные кирпичи, застучали по скалам срикошетившие золотые пули. Чудовище расхохоталось и шагнуло вперед. В замешательстве попятился непобедимый кошачий легион, даже бесстрашные Няша и Милка сделали шаг назад. И только безбашенная Фифа, повторив свой же легендарный прыжок нулевого года, взлетела в воздух и оказалась на загривке монстра, но не смогла зацепиться и беспомощно сползла по наклонной спине и хвосту.

Вперед выскочил Малой, лезвие нагибаты запело в воздухе, плетя кружевную вязь. Рубящий удар, колющий, режущий, снова рубящий. В грудь, в живот, в горло, в пах… Уход перекатом, больше похожим на кульбит, от огромной лапы, летящей в голову, новая серия ударов, новый кульбит и… лапа чудовища по касательной зацепила крохотного человечка. Олег отлетел в сторону, едва успев сгруппироваться, прокатился по склону, вскочил и со стоном осел в снег. На чудовище не осталось даже царапины.

— Поберегись!

Взревел непонятно откуда взявшийся в руках Дудника "Дегтярь", выплевывая скудный запас патронов. Монстр сделал шаг назад. Но свинцовые пули оказались не эффективнее золотых. И восемьсот метров в секунду начальной скорости не помогли.