Но старшая — это полбеды. А вот Кристиночка… Это нечто! В считанные минуты скорешилась с Хомой, и наш предельно послушный и дисциплинированный почти взрослый охотник увез её кататься на лыжах! Хому понять можно, он девочек своего возраста, считай, и не видел! Да и не совершил ничего страшного по нашим понятиям. Что может случиться, если с ними два саблезуба?! И не только молодой игривый Тюпка, но и Чувырла, которая из второго поколения!

Но это по нашим понятиям. А Михаил Игнатьевич по окончании подготовки экспромта соизволил скушать рюмочку под мамонтовую отбивную и приступил уже к смакованию палеочая с медком, как вдруг обнаружил, что дочек-то некомплект! Спросил, где Кристина, а Ирка сообщает, что девочка часа два назад уехала кататься на саблезубых тиграх по ночному лесу в компании десятилетнего неандертальца. У папы чаёк не в то горло пошел! Заикнулся, было, о спасательной экспедиции, так влезла Шоколадка. Мол, сейчас пошлем пятерку Няши, котята мигом их приведут. Успокоила, называется! В общем, хорошо, что Оторва со своим сленгом на высокопоставленных чиновников действует умиротворяюще. А пока все кипятились, возмущались и разбирались, вернулись наездившиеся до дрожи в ногах потеряшки.

Однако на этом приключения не закончились. Ибо неугомонная Кристина догадалась заснять прогулку на видео. И не только Хому, Тюпку и Чувырлу, но и себя любимую в первую очередь. А теперь захотела выложить ролик в инстаграм. Чтобы, значит, "Костик с Рафом обзавидовались, и эти клуши из школы тоже, а Танька — особенно!" А отобрать у Кристины Михайловны айфончик ещё сложнее, чем убедить её, что через три дня Костик с Рафом обзавидуются ещё больше. А Танька — тем более! В конце концов, и то, и другое удалось Хоме, но девочка выторговала себе право остаться в Риме до папиного возвращения. Инкогнито, конечно.

Томразин… А что Томразин? Девчонка из отца веревки вьёт! Только посмурнел и пообещал, что если что с дочкой случиться, войсковая операция нам раем покажется! Никто даже не обиделся: что мы, не понимаем, что ли?

С Тормазиными уехали Малой с отцом и Ниндзя. Группа прикрытия. Кого и от кого прикрывают — непонятно. Сняли квартиру в Снежинске и будут там жить, пока все не соберутся.

На следующий день явился академик Иловайский. Не просто академик, а академик среди академиков, величайший авторитет в соответствующих кругах, член всего, чего только можно и у нас, и на Западе. Одним словом, фигура! Но дедушке под восемьдесят! Он довольно бодро переставляет ноги, кушает без посторонней помощи и даже способен самостоятельно оправиться в нашем сортире. И с головой вполне дружит. Даже очки не носит, зрение орлиное. Но только когда светло. А в сумерках, а тем более в темноте… Куриная слепота у деда! А его потащили в Полярную ночь, где он практически ослеп, едва вышел из аэропорта. То есть вся дорога до Рима для бедного академика прошла в полной темноте. И в такой же темноте он пробирался через вход, шел по двору, проходил через сени. Прозрел только в кают-компании. И надо же так случиться, что первым ему на глаза попался Урр. Академик сделал стойку и бросился исследовать находку. Оглядывал, ощупывал, измерял железной линейкой, пожертвованной Семеном Петровичем, и портновским сантиметром, конфискованным у Наташки. Вёл с объектом исследования научные дискуссии глубочайшего содержания:

— Скажите, молодой человек, вы — неандерталец?

— Ага!

— И вы умеете разговаривать?

— Ага!

— А по-русски понимаете?

— Ага!

— А говорить по-русски можете?

— Так говорю же!

Одновременно академик бормотал, что теперь-то он покажет этим неучам из Йеля и Пристона, кто в антропологии самый правый, и как они все заблуждаются! И немецким бестолочам тоже покажет! И французским остолопам! И питерским бездельникам! И дураку Киселеву особенно!

Бедный Урр стоически терпел это издевательство, но стоило академику отвлечься на Хому, удрал и спрятался в палатке Ивана Петрова. Хому спасла Кристина, приволокшая Заразу. Кошечка наивно думала, что её будут гладить и ласкать, и сильно ошиблась. Но честь легиона не посрамила, вытерпела до той самой поры, пока академик не произнес историческую фразу: "Это, безусловно, гомотерий, но слишком большой! Где вы нашли такой великолепный экземпляр?" Экземпляр саркастически хмыкнул и сбегал за Милкой и Пузиком. Тут уже не выдержала я и выключила свет, дабы привести ослепшего академика в чувство и втолковать ему, что объекты для исследований никуда не денутся, потому как здесь живут!

Пока Иловайский издевался над Урром, привезли директора плейстоценового парка. Пока самый адекватный из гостей. Всё осмотрел, почесал в затылке и уныло констатировал:

— Зря летел! Мамонты ещё молодые. Столько хищников мне не надо. И вообще… Мне бы с полсотни бизонов. Впрочем, всё равно денег не хватит.

— А вот тут мы Вас поправим, Сергей Афанасьевич, — рассмеялся Артем. — Думаю, от нашего предложения Вы не откажетесь.

Сегодня ждем кого-то ещё. И завтра — тоже. Господи, зачем? Нам что, мало абсолютно безбашенной девчонки и почти спятившего академика? Эти двое и так превратили Рим в сумасшедший дом!

Аэропорт в Снежинске поражал несоответствием монументальности сооружений и малолюдностью. Каким образом местному руководству удалось пропихнуть город в список принимающих чемпионат мира по футболу, так и осталось загадкой. Ни спортивными сооружениями, ни соответствующей инфраструктурой Снежинск никогда не обладал. А климатические условия ставили под большой вопрос и возможность строительства всего необходимого, не говоря уже о самом футболе. И городов в России более чем достаточно для проведения подобного мероприятия. Но раз попал — пищи, но тяни. Ассигнования выделены, проекты утверждены…

Нельзя сказать, что снежинцы не старались. Из областных министерств летели приказы, набранные со всей страны шабашники (то есть уважаемые строительные фирмы) стучали топорами (в смысле управляли сложной техникой), полиция разгоняла драки местной шпаны с иногородними вахтовиками, губернатор орал на всех подряд. Деньги успешно осваивались. Даже слишком успешно, куда быстрее, чем поднимались стадион на тридцать тысяч зрителей, гостиницы на пятьдесят тысяч гостей, монументальный трехэтажный аэропорт и столь же представительный вокзал. Понятное дело, виноваты были исключительно условия Крайнего Севера, недостаточно учтенные в типовом проекте. Последовало одно дополнительное финансирование, следом второе, третье… А потом стало ясно, что к лету восемнадцатого года закончить строительство не удастся ни при каких условиях. И Снежинск был тихо отчислен из когорты мировых футбольных центров. Увы, международный спортивный праздник прошел за пределами Крайнего Севера.

А осенью восемнадцатого пришла Большая Проверка. То есть межведомственная ревизия федерального уровня. И выяснилось, что кроме аэропортовского комплекса и прочих плановых объектов, в отличие от аэропорта и вовсе незаконченных, построено ещё много всего непланового, большей частью личного, частного и коммерческого. Это кроме просто украденного. Большой шум никто поднимать не стал. Отправились в колонии исполнители и стрелочники. Поменяли хозяев отдельные предприятия и кабинеты. Перекочевали из кармана в карман денежные средства. И освободили от должности губернатора, допустившего подобное безобразие. Сослали полпредом в Южный федеральный округ.

Новое начальство получило урок, пустую казну, кучу абсолютно ненужного городу недостроя и "воздушные ворота Севера", способные пропускать пассажиропоток до пяти миллионов человек в год при реальной потребности немногим более ста тысяч. Один рейс в день из Москвы, один в Москву; два в неделю из Питера, два в Питер; с десяток местных, соединявших столицу области со сравнительно крупными, но труднодоступными большую часть года городками. Работал аэропорт круглосуточно, но хоть какое-то оживление возникало лишь по прибытию московского рейса, да и то… Зато здесь было просторно.