— Выпустят и выдадут. Ещё что?

— Финансирование всего мероприятия. Хотя бы частичное. Сами не потянем, в общих вагонах ездим.

— Полное. Ты же слышал сумму пари! Ещё? Вам и вознаграждение положено.

— Ещё снаряга нужна! — выдохнул Артем. — Если с вознаграждением — то на десять человек и не только горную, а всю! Лыжи в Уфе закажем, волокуши нормальные. Рюкзаки, палатки, спецуху… Одежды по два комплекта, дети растут. Чтобы нам лет пять ходить и ни о чем не думать! В деньгах это тысяч по сто пятьдесят с человека!

Кузнецов уставился на Морозова, явно шалея от собственной наглости. А ведь слышал сумму пари, должен понимать, что все его просьбы — копейки. Но нет, не представляет такие деньги. Для него это просто "цифирки на бумажке". Савва Тимофеевич улыбнулся:

— Договорились. Заказывай всё самое лучшее.

Процесс подготовки Морозов контролировал сам. Конечно, были и выделенные сотрудники, и привлеченные консультанты, но личное впечатление ничем не заменишь. Да и не жалел Савва Тимофеевич о затраченном времени, хотя из всех предприятий, реализованных за долгие годы, именно это меньше всего нуждалось в контроле. Дети пахали, как проклятые. Пять тренировок в неделю и выход в лес на выходные.

Особенно Морозова впечатлил пятидесятикилометровый переход с неподъемными с его точки зрения рюкзаками, завершившийся на старте того самого первенства школьников. И само первенство. Бездарно организованное, с многочисленными накладками и нестыковками, суетящимися и бестолково носящимися судьями и командами. И единственным островком спокойствия: всё время между марш-броском и стартом "волчата" спали. Потом встали и вышли на дистанцию.

Разница с противниками была заметна невооруженным взглядом: "волчата" не суетились, не носились взад-вперед, не хватались по двое-трое за каждый карабин, не орали друг на друга благим матом и просто матом. Каждый знал свои обязанности и выполнял их четко и быстро, без суеты и спешки. Действия отдельных людей сливались в четкую слаженную работу команды. За всю дистанцию ни одного лишнего слова, вообще ни одного слова, кроме обязательных по регламенту фраз. Спокойно, не торопясь, внешне даже лениво команда от этапа к этапу наращивала преимущество, не обращая внимания на попытки судей придраться хоть к чему-нибудь.

Судейство же было настолько предвзятым, что один раз Морозов не выдержал и собрался вмешаться. Всё понятно: и своим помочь хочется, и справедливость понятие относительное, но иметь один секундомер для всех, и второй, тикающий в пять раз быстрее, для одной команды! Да ещё на этапе, где и так в контрольное время уложились всего две команды и то с трудом… Даже слов нет! Не успел. "Волчата" запалили костер за считанные секунды, с запасом перекрыв нормативы даже по подставному секундомеру. А вечером, забрав очередной кубок, умчались на дистанцию ночного ориентирования.

И так полгода. А потом дети исчезли на Памире, чтобы, вынырнув второго августа, за два дня взлететь на седловину Эльбруса и сбегать на обе вершины, заставляя без пяти минут заместителя министра удивленно крякать и чесать затылок.

Группе оставалось только спуститься в Терскол, и, несмотря на резко ухудшившуюся погоду, спорщики уже не сомневались в исходе пари. Но через три часа Артем вышел на связь с Приюта Одиннадцати. И ошарашил:

— Савва Тимофеевич, тут японцы пропали. Надо искать. А здесь одни новички, кроме нас некому. Мы всё понимаем, времени мало, но погибнут ведь…

Морозов горько вздохнул: вот так и проигрываются уже выигранные партии. Не бросят "волчата" попавших в беду, хоть японцев, хоть кого. Такие люди. Правильные. Не умеют иначе. И ответил одним словом:

— Идите.

Повернулся к оппоненту:

— Вот такие у нас дети. Проиграл я. Со спасами не успеют.

Тот пожал плечами:

— Ты думаешь, раз чиновник, то сволочь? Считаешь, не знаю, что такое спасы? Я альпинист, между прочим, хоть и не мастер спорта. В общем, признаю поражение. Дети твои уже на Приюте, — и он с уважением закончил. — К тому же, они успеют. Даже со спасами. Волчата!

"Волчата" успели. Нашли японцев, довели до Приюта и ушли в ночь, чтобы, несмотря на неработающие подъемники, воющую пургу наверху и ливень внизу, войти в Терскол рано утром, за два часа до истечения оговоренного срока. Доползли до гостиницы и на сутки завалились спать.

С тех пор Морозов ни с кем из "волчат" не встречался, хотя из виду не выпускал. Кадры решают всё, а подбирать и готовить их лучше смолоду. Или хотя бы присматривать.

А сегодня позвонил Кузнецов и попросил встречи. Что удивительно хотя бы тем, что по сведениям Саввы Тимофеевича Артем сейчас должен топтать снег где-то на Крайнем Севере. Можно было помариновать просителя до понедельника или даже до после праздников, но Морозов такую практику не одобрял. Плох тот предприниматель, что не умеет раздвинуть текучку. К тому же неизвестно, с чем Кузнецов заявится. Окажется, к примеру, что они на маршруте пару тонн золота нашли. Так это Савве Тимофеевичу нужнее, чем детям. Так что Морозов назначил встречу на одиннадцать, предупредил секретаршу и до "без десяти" об этом забыл. И без того дел хватает.

— Не понял! — Сиплый остановил машину. — Это что в натуре? Она изо льда, что ли? Пойди, глянь!

Кордона не было. То есть, возможно, он был, но проезд перегораживала стена высотой в три человеческих роста, если не больше. Снег перед стеной был расчищен и свален с наружной стороны получившегося рва. Подъехать можно, но только в одном месте. Лезть к самой стене Сиплый не решился. Пенёк вылез наружу, пересек ров, потрогал стену, повернулся к бригадиру:

— Лед! Без базара!

— Не ори! — негромко приказал Сиплый. — Сюда иди.

Он не считал себя слишком умным, но Пенёк иногда поражал своей тупостью и недисциплинированностью. Гремучая смесь! Впрочем, у этого сочетания были и положительные стороны. К примеру, сам Сиплый щупать стену не пошел бы ни за какие коврижки.

— А где наш рояль? — поинтересовался вернувшийся Пенёк.

— В кустах! — огрызнулся Сиплый.

Фразу "рояль в кустах" он слышал в пересылке, ещё до получения погоняла. Два футцана ботали на какой-то странной фене. Суть разговора Сиплый не уловил (хотя и пытался), но фразу запомнил, и время от времени применял в самых разных ситуациях. Иногда даже по делу.

— В каких кустах? — не понял Пенёк.

— Неважно, — отмахнулся бригадир. — Не нравится мне это. Давай волыны достанем.

Пенёк вытащил из кабины "Сайгу". Сиплый вздохнул. Пеньку проще, судимости у него нет, ствол официальный, по охотничьему билету куплен. А Сиплому ежели возьмут с волыной — новая ходка. Вот и довольствовался стареньким "Макаровым": больше для попугать, чем для боя, зато не так заметно. Впрочем, если удастся укрепиться в бригадирах, можно и посерьезней что завести: Назгул прикроет.

— Ексть!

Сиплый проследил за взглядом Пенька и сам опешил. Метрах в десяти от машины по дороге шла девушка. Самая обычная. Разве одежда немного странного покроя, но в той же Кельпе многие сами шьют, уж больно цены на фирменные вещи кусаются. Вот и эта в явном самостроке. Сплошной мех: куртка, штаны, унты… Волос из-под шапки не видно. Лицо свежее, раскрасневшееся то ли от мороза, то ли от движения. Симпатичная, но не слишком молодая, лет двадцать пять — тридцать. Хотя кто их, баб, знает. В общем, обычная телка. Только что она забыла в полусотне километров от ближайшего жилья?

Именно этот вопрос Сиплый и озвучил прежде, чем пришел в себя.

— Что делаю здесь я? — удивилась девушка, останавливаясь метрах в трех от машины. — Живу я здесь. А вот что здесь делаете вы?

— И давно Вы здесь живете?

— Скоро десять лет. Видите, какую стену построили.

— Ты, бикса, пургу не гони! — взвился Пенёк, но умолк, получив от бригадира тычок в бок.