– Эмма! – крикнула Сара.

Но я даже не оглянулась. Единственное, чего я хотела, – отогнать стоявший перед глазами образ Джонатана, превращающего того парня в кусок мяса. А еще воспоминание о крови на полу, после того как Джонатан унес тело. О том, как я сидела, вцепившись мертвой хваткой в руль, пока Джонатан стирал отпечатки пальцев. Я очень долго хранила глубоко в душе эту темную тайну, но вот один невинный вопрос – и тайна попросилась наружу.

– Эмма! – Сара бросилась за мной и попыталась перехватить на боковой дорожке. – В чем дело? Что случилось? – (Но я лишь трясла головой и, как слепая, продолжала идти вперед.) – Эмма, остановись! – взмолилась она. – Скажи, что случилось. – Она протянула ко мне руки, но, увидев мое окаменевшее лицо, отшатнулась. – Ну пожалуйста, скажи, что случилось!

Тем временем Эван, как я заметила, внимательно наблюдал за всей этой сценой.

– Все, я больше не играю. Кто как, а я домой, – выпалила я.

– Хорошо, – сказала Сара. – Можно мне с тобой?

– Как хочешь. Но я не желаю об этом говорить, – отчеканила я.

– Ладно, – безропотно согласилась Сара и, повернувшись к Эвану, крикнула: – Мы с Эммой идем домой.

Он кивнул в знак согласия, но остался стоять на боковой дорожке. Я ускорила шаг, Сара молча семенила рядом.

Как же так?! Именно тогда, когда мне казалось, что я сумела сбросить с себя груз ошибок прошлого, это самое прошлое болезненно напомнило о себе, дав понять, что от него не спрятаться и не скрыться.

Всегда ты

Сара целую вечность просидела в комнате Эммы, а когда вышла, сообщила мне, что с Эммой все будет нормально. Вот так. Затем Сара поднялась наверх, чтобы уединиться с Джаредом.

Хотя в остановившемся взгляде Эммы после вопроса Джареда не было ничего нормального. Джаред извинялся снова и снова, но я перестал с ним разговаривать. Нет, ну надо же было догадаться спросить девушку, которая едва не пала жертвой убийцы, именно об этом! Девушку, которая долгие годы была в руках у самой настоящей садистки-душительницы.

Но я не мог долго сердиться на Джареда. Он, естественно, не думал о прошлом Эммы, а просто решил выпендриться, задав оригинальный вопрос. Ему даже в голову не могло прийти, что она так бурно отреагирует. Когда она резко отодвинула стул, то дрожала как осиновый лист. Сара догнала Эмму раньше меня и первой протянула ей руку помощи. А я решил отойти в сторону, чтобы не мешать.

И вот теперь я никак не мог уснуть. Мне хотелось проверить, как там Эмма. Хотелось лечь рядом с ней, сжать ее в объятиях. Я знал, что всегда смогу защитить ее, лишь бы она это позволила. И все-таки меня удерживало некое странное чувство. Я не постучался в дверь ее спальни, а остался лежать в гамаке, глядя на звезды. Слишком уж много нам предстояло друг другу сказать.

Тихонько отталкиваясь ногой, я продолжал раскачиваться в гамаке, над головой чернело затянутое тонкой вуалью облаков ночное небо. Я старался не думать о том, что рано или поздно придется рассказать ей о своей жизни после того, как она меня бросила. Я знал, она ждет именно этого, что отнюдь не облегчало задачу. Но, быть может, если я открою ей душу, она сделает то же самое – и наконец расскажет то, что держит в строжайшем секрете.

Неожиданно я вспомнил о сообщении, что прислал ей Джонатан, и у меня внутри все перевернулось. Я никак не мог выкинуть его слова из головы. «Я прощаю тебя. Я скучаю по тебе. И сейчас, наверное, отдал бы что угодно, лишь бы услышать твой голос».

Джонатан никогда не нравился мне. Более того, я не доверял ему. И на то имелись веские основания. Она делилась с ним самым сокровенным. Поверяла ему свои тайны, о которых не могла рассказать мне. Однако здесь явно нечто большее… «Пожалуйста, скажи, что прощаешь меня».

Определенно, за этим что-то скрывалось, и, прежде чем мы сможем двигаться дальше и окончательно простить друг друга, она должна будет объяснить, в чем тут дело. Правда, сейчас его уже не было рядом с ней. Судя по его словам, он навсегда ушел из ее жизни. И все же он, несомненно, совершил нечто такое, что ранило ее душу.

Я лежала, уставившись в темноту, и думала о Джонатане. Я слышала, как громко стучит в груди сердце. Из головы никак не выходила жестокая сцена, невольной свидетельницей которой я стала. Целых два года я гнала от себя тяжелые воспоминания, словно отказывалась признавать содеянное нами. Я пыталась убедить себя, что, защищая его, я не могла поступить иначе. Я хранила секреты Джонатана, как свои собственные, поскольку обещала ему это сделать, и внушила себе, что мое молчание вполне оправданно. Я вспомнила об обугленных руинах его дома, где заживо сгорела его семья, и меня передернуло от отвращения. Вспомнила несказанную муку в его глазах, когда он признался в поджоге. Для Джонатана не было наказания страшнее, чем чувство гложущей его вины. Уж кому, как не мне, было знать, что? может сделать с человеком ненависть. Ведь кровь в моих жилах до сих пор была отравлена ядом ненависти.

Почувствовав, что мне не хватает воздуха, я взяла лежавший в ногах кровати плед и вышла в патио. Накинула плед на плечи, но так и не смогла унять дрожь во всем теле. Посмотрела на черное небо. Интересно, где сейчас Джонатан и преследуют ли его по ночам крики невинно убиенных? В глубине души я безумно переживала за него и не могла вот так просто отпустить. В глубине души я очень хотела найти его, однако понятия не имела, откуда начинать поиски.

Неожиданно я услышала какое-то странное поскрипывание. Прислушалась – звук повторился. Открыла калитку и вышла на террасу. Эван лежал в гамаке и тихонько покачивался.

– Привет. – Похоже, я застала Эвана врасплох – он едва не вывалился из гамака. Я виновато скривилась: – Прости, пожалуйста.

– Ничего страшного. Зато теперь я знаю, что ты чувствуешь, когда такое случается с тобой.

– Очень смешно, – поморщилась я. – Ну что, не спится?

– Нет, мысли мешают, – ответил я. – А тебе?

– Тоже. – Кутаясь в светло-зеленый плед, она придвинулась чуть ближе.

– Возможно, стоит поговорить о том, что произошло сегодня вечером, а? – вкрадчиво спросил я, когда она остановилась рядом с гамаком.

Ее темные глаза задумчиво блеснули.

– Не уверена, что у меня хватит пороху.

– Присаживайся на гамак, – немного подвинувшись, предложил я.

Эмма осторожно опустилась на гамак, откинулась на спину и поджала ноги.

– А ты можешь сказать нечто такое, что я всегда хотел знать? – Я два года прокручивал в голове этот вопрос.

– Что именно? – поинтересовалась Эмма.

Она сразу напряглась и, словно желая защититься, стянула плед на груди.

– А что тебе тогда снилось?

Я вспомнил те ночи, когда она просыпалась в холодном поту от собственных криков. Тогда, два года назад, ее кошмары преследовали и меня. Я буквально корчился от бессилия, поскольку не мог защитить любимую девушку от страшных снов.

Эмма слегка надула губы и вздохнула.

Уже целый год не было ночных кошмаров. Но зато появилась пустота в душе. Хотя никакой загадки тут нет. Я перестала бояться смерти, а потому ее лики больше не пугали меня.

– Мне снилось, будто я умираю, – объяснила я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. – Будто меня снова и снова убивают. И я всегда просыпалась именно в тот момент, когда собиралась сделать последний вдох. Но ощущения ужаса и беспомощности были настолько реальными, что казалось, убежать от нее просто невозможно.

– От нее? – с горечью в голосе переспросил Эван. – Тебе снилась Кэрол?

Я зябко поежилась, ее имя острым ножом вонзилось в мое сердце.

– Как правило, да.

– Ненавижу эту женщину, – с надрывом в голосе произнес Эван. – В ту ночь я чуть было не убил ее, поскольку уже не контролировал себя. Наверное, это было написано на моем лице, так как Джордж тут же встал между нами. И тогда я сосредоточился исключительно на тебе. Я заклинал тебя снова дышать. Чтобы ты… – Он тяжело сглотнул и будто окаменел.