– Ладно, я подожду. Но учти, пока ты не снимешь груз с души, мы не сможем двигаться дальше. – (Она печально потупилась.) – А пока иди сюда. – Я раскинул руки и обнял Эмму. Она положила голову на мое плечо, я нежно поцеловал ее в макушку и сказал: – Мы справимся. Я верю в нас.

Эмма переплела свои руки с моими и тихонько сжала их:

– Я тоже хочу верить.

– Посмотри на меня.

Она повернулась ко мне. Ее глаза распухли и покраснели от слез, дыхание было тяжелым и прерывистым. Не выдержав, я пробежался пальцами по ее мокрой щеке:

– Я люблю тебя.

Я заглянула в серо-голубые глаза – зеркало его страдающей души. И прочла в них желание защитить меня. Сделать счастливой. Это было так очевидно, что на душе сразу стало теплее. Да, конечно, он любит меня. Или я вообще ничего не понимаю в этой жизни.

– Ты ведь любишь меня, – безапелляционно заявил он и был совершенно прав.

– Да, люблю. Единственное, что я сейчас знаю наверняка. И буду любить вечно. В конечном счете я заставила страдать тебя именно из-за того, что слишком сильно любила. Я всегда желала тебе только счастья, но моя жизнь шла под откос, а я хотела оградить тебя от проблем. Ведь ты очень красивый и почти безупречный, даже при всех своих недостатках. Я боялась, что сломаю тебе жизнь.

Эван закрыл мне рот рукой:

– Эмма, перестань ограждать меня от реальной жизни. Я знал, на что иду. И никогда, ни секунды, не сомневался в твоей любви. Эмма, единственное, чего я хочу, – это чтобы ты доверяла мне. Пожалуйста. Очень тебя прошу.

– К сожалению, это не спасет меня. – Я уткнулась лбом в его грудь, а он еще крепче прижал меня к себе.

– Ладно, давай вернемся в дом, – наконец произнес Эван.

Я помог ей подняться с песка, и мы в обнимку побрели в сторону дома. Сеанс саморазоблачения вымотал меня так, что болела буквально каждая клеточка тела.

– Может, останешься сегодня ночью со мной? – собравшись с духом, выпалила она.

– С удовольствием. Ведь иначе я точно не усну, – ответил я, вызвав на ее измученном лице слабую улыбку.

Я осторожно провел Эмму в комнату, и она, едва успев сбросить туфли, практически рухнула на постель. Тогда я потихоньку вытащил из-под нее одеяло, быстро разделся, юркнул в кровать и прижал Эмму к себе, сразу почувствовав, как тяжело бьется ее сердце.

– Эмма?

– Ммм… – сонно промычала она.

– А когда я смогу тебя поцеловать?

Я была полумертвая от усталости, но его вопрос как будто дал мне второе дыхание. Сонливость как рукой сняло. Я повернулась к нему лицом и увидела его счастливую улыбку.

– Привет, – прошептал он.

– Привет, – ответила я, ласково взъерошив ему волосы. – Вот теперь можешь меня поцеловать.

Когда он прижался ко мне губами, мое сердце замерло. Такое сладостное и знакомое чувство! Но на сей раз все было по-другому. Он осторожно раздвинул мои губы языком – и меня закрутило в водовороте страсти.

Ее губы, дразня, словно пробовали на вкус мой рот. Меня сразу опалило желание. Я обнял ее, точно измученный жаждой путник, припадающий к роднику. Я провел рукой по ее спине, кровь бешено застучала в ушах. Она стонала и извивалась в моих объятиях. Я нашел у нее за ухом чувствительную точку и осторожно пощекотал языком. Она тихонько ойкнула от удовольствия, что буквально свело меня с ума. Тяжело дыша, я снова нашел ее губы и впился в них со всей нерастраченной страстью.

Я понимал, что пора остановиться, но ее прерывистое дыхание заставляло действовать все активнее. Она запустила руки в мои волосы, заворожив меня податливыми губами и проворным языком, одурманив едва уловимым цветочным запахом тела. Эмма закинула на меня ногу и выгнулась дугой, подставив для поцелуев стройную шею. Я упивался сладостью ее кожи.

Она потянулась было к моим трусам, и тут я понял, что еще не время. Слишком свежи были наши душевные раны, и никакой любовный напиток не сможет их исцелить. Тогда я осторожно убрал ее руки и тихо прошептал ей на ухо:

– Я безумно тебя хочу, но нам надо остановиться.

Я бессильно упала на спину.

– Понимаю, – выдохнула я, пытаясь прийти в чувство.

Да-да, я так страстно его желала, что зов плоти заглушил голос разума, упорно твердивший: еще не время.

Опершись на локоть, я посмотрела ему в лицо, ласково погладила по щеке и нежно провела большим пальцем по красиво очерченным губам. Заглянула ему в глаза – и весь остальной мир внезапно перестал существовать. Только сейчас, покоясь в его объятиях, я поняла, что именно здесь мое место.

Все о дне завтрашнем

– Что будем делать завтра? – поинтересовалась лениво качавшаяся в гамаке Сара.

– Эван должен сегодня получить мою доску для серфинга, и мне хотелось бы завтра попробовать поймать волну. – Я критически прищурилась на стоявшую на мольберте картину. Затем взяла тонкую кисть и обмакнула ее в темно-синюю краску.

– А разве вы не купили ее еще на прошлой неделе?

– Купили, но доску должны были привезти из другого магазина. Мы собирались получить ее еще вчера, но у них там что-то не заладилось с доставкой. Эван ужасно расстроился. – Я вспомнила выражение лица Эвана, когда парень в магазине сказал ему, что доску можно будет забрать только сегодня днем. Эван вдруг стал похож на обиженного маленького мальчика, которому сообщили, что Санта-Клауса не существует.

– Эй, я не отказалась бы посмотреть, как ты катаешься по волнам, – закрывшись журналом, промурлыкала Сара.

– Легко.

– А как насчет того, чтобы сходить потом пообедать? Только мы вчетвером.

– Отличная идея. – Я не желала думать о том, что будет завтра. Что толку загадывать!

– Я получил ее! – донесся из дома радостный вопль Эвана. Страшно довольный, он вышел к нам на террасу. – Поздравляю. Ты стала официальной обладательницей своей первой доски для серфинга.

– Класс! – рассмеялась я. – Завтра и опробуем.

– Завтра?! – разочарованно протянул он.

Его нетерпение увидеть меня на доске даже немножко польстило.

– Уже поздно, – примирительно улыбнулась я. – А завтра мы первым делом займемся серфингом. Обещаю.

– Завтра, – грустно произнес Эван.

Он подошел ко мне сзади и обнял за талию. Поцеловав меня в плечо, Эван принялся внимательно разглядывать картину. Расслабившись в его объятиях, я прислонилась к его груди.

– Картина еще не закончена. – Мои щеки сразу стали под стать темно-красным тонам полотна. Я чувствовала, что он внимательно рассматривает буквально каждый мазок.

– Что ж, впечатляет. Очень сильно.

Работа реально была очень сильной и одновременно будоражащей. Конечно, я не собирался говорить это Эмме – она и сама отлично знала. Но отчаяние, которое она вложила в каждый мазок, буквально кричало с полотна. Водоворот красок и тянущиеся наперекор волнам из морской пучины руки… Картина тревожила воображение. Я не впервые сталкивался с потаенными страхами Эммы, и мне показалось, что сейчас она стремилась выразить свое желание покончить с прежней жизнью.

– Я надеялся кое о чем с тобой поговорить, – прошептал я, целуя ее в голубую жилку на шее.

– Интересно о чем? – спросила она с придыханием, и мне вдруг безумно захотелось прижать ее к перилам, чтобы заставить сгорать от желания.

Но затем я заметил лежавшую в гамаке Сару и отогнал несвоевременные мысли.

– Давай прогуляемся, когда закончишь, – предложил я.

– А как насчет пробежки? Через пару недель начинаются футбольные тренировки, и я должна быть в форме.

– Отлично, – согласился я. – Будем бежать и одновременно разговаривать.

– Ладно, так и быть, замедлю ради тебя темп, – рассмеялась она.