Ромка позвонил через несколько дней, в среду

– Дэнни, ты злишься? – тоскливо протянул он, даже не здороваясь.

Я молчал довольно долго, привыкшие уже к сомнамбулическому состоянию мысли никак не желали начать шевелиться. Но понемногу сознание всё же оттаивало после дней затворничества и молчания. Когда в трубке послышалось шевеление, и друг явно собирался уже добавить что-то к своему первому вопросу, я коротко ответил:

– Нет.

Что ж, это было чистейшей правдой – я действительно не злился. Более того, согласился принять всё, как есть, и практически пришёл к этому решению ещё на вечеринке, ибо время для "перестройки суждений" было предостаточно. Но психанул – их "публичное выступление" выбило из колеи.

И чёрт, всё бы прошло через пару часов, я бы тогда уже пришёл к тому же решению, что и сейчас. Ведь обманывая себя, надеясь, что тот поцелуй ребят под лестницей был лишь странной иллюзией, я просто хотел… слышать всё от Ромки? Да, чтобы он признался. Сам. Сейчас прекрасно это понимаю, да и на вечеринке практически разгадал смысл собственных чувств.

Но Самойлов…

– Дэн точно не злится? – подозрительно переспросил Попов. – Почему тогда забил на институт и даже не появляется в сети?

– Точно. Просто я… несколько растерян.

– Из-за меня? – по голосу было слышно, что Ромка переживает.

– Не только.

– Из-за меня и Серёжи?

Пауза. Я молчал, будучи не в силах даже повторить предыдущее "не только", а Ромыч явно психовал, не получая ответа.

– Но ведь ты, правда, не злишься? – друг явно решил действовать по-другому. – И ты всё ещё "мой" Дэнни?

– Да.

На губы вдруг наползла улыбка, тело и мысли начали оттаивать, выпадая из противного сомнамбулического состояния, в котором я пробыл последние дни. Сковывающий тело лёд не разбился, но начал таять – спокойно, осторожно, как и должен был, чтобы не поранить "хозяина".

– Да неуже-ели? – голос Ромыча тоже потеплел, становясь заметно веселее. – Так значит, Дэна, как и прежде, может выманить из берлоги тортик? Шоколадный, с безе. Или вкусная солянка с копчёным мясом? А ещё есть апельсиновое желе, пирожки с картошкой… И да! Клубничный мохито, безалкогольный – всё, как доктор прописал.

– Ты издеваешься? – фыркнул недовольно, но оттаявшие мысли автоматически нарисовали всё вышеозначенное, даже запах с собой принесли.

– Не-ет, я просто выманиваю тебя к себе в гости, – довольно, понимает же, что смог зацепить любителя вкусной еды.

– И что, позволишь всё это если не съесть, то покусать? – ворчливо отозвался я.

– Ну…

Стоит ли говорить, что через час я уже стоял на пороге квартиры Ромки, нажимая кнопку звонка? Но вот когда тот открыл, действительно застопорился, смотря на друга, словно баран на новые ворота, и не зная, что сказать. "Привет, я пришёл пожрать, хотя игнорил тебя пару дней?" или "Извини, что психовал. Мне было жутко, что ты гей, но теперь всё норма"?

Ситуацию спас Попов, который вдруг облегчённо рассмеялся и крепко меня обнял, заявляя:

– Я уж испугался, что потерял друга.

И вот тогда сердце дрогнуло. Примерно то же сказал на вечеринке Вик, повод был другой, но… Да что они заладили? Фиг я Ромыча просто так отпущу! Плевать, на всё плевать, но Попов до старости будет терпеть мою рожу и давать советы в делах амурных. И никаких "но"!

– Никогда. Слышишь? Никогда так не говори и даже не думай, – перехватив Ромку за плечи, твёрдо сказал ему. – Такого не будет! Просто я психанул, нужно было время.

– Потому я молчал пару дней, но не выдержал, – пробормотал друг. – Знаешь, Серёжа думал, что вы с Виком уже давно догадались и даже пытались нас растащить. Да и я тоже подозревал такое. Потому в воскресенье он немного… переборщил?

– Пожалуй, – согласился я.

– Дэн, я хотел сказать, правда…

Он долго ещё оправдывался, даже когда мы уже сидели на кухне, и я уплетал вкуснейшую еду на свете, приготовленную специально, чтобы "задобрить Дэнни". А потом прозвучала самая главная фраза:

– Знаешь, я ведь действительно очень его люблю.

Разве после этого у настоящего друга могут остаться ещё хоть какие-то сомнения?

Покинуть квартиру Попова удалось только поздно вечером, когда отец Ромки пришёл с работы, а друг сообразил, что уже "так поздно". Впрочем, идти домой не хотелось, потому я просто решил прогуляться.

Что делали весь день? Ну, друг не хотел "хвалиться своим парнем", но вот реабилитировать Черкасова в моих глазах явно желал. Потому большую часть времени мы провели в разговорах, перемежающихся порой замечаниями Ромки, что Серёжа не такой плохой, как кажется, и это просто из-за влияния Вика…

В этот момент мысли мои и закрутились вокруг Самойлова. А разве такое оно плохое, влияние Вика? Да, мы с ним давние враги, друг друга не уважаем и, конечно, считаем оппонента "самым ужасным в мире". Но разве мог Самойлов отрицательно повлиять на друга? Ведь это именно он остановил меня, не позволяя "сделать ребятам больно". Или Ромыч просто имел в виду, что Черкасов кажется ужасным просто потому, что друг Вика?

Но вопроса я не задал. Не смог показать, что за последние дни и отношение к Самойлову несколько поменялось. Нет, неприязнь к нему осталась, однако появились нотки уважения… К врагу? Какой ужас!

Ноги сами несли меня по знакомым с детства тропинкам. В размышлениях как-то даже забыл о времени и окружении… а когда очнулся, испугался было, что потерялся – городок хоть и не самый большой, но с моим-то топографическим кретинизмом заплутать легко! Но тут же с облегчением выдохнул, примечая знакомую детскую площадку.

Надо же, именно здесь мы с Виком, конспирируясь, обсуждали свои планы по поводу разлучения ребят. Всего пару недель назад… а сегодня я целый день просидел с Ромычем, который нет-нет и замечал, какой же Серёжа у него хороший. Какой забавной бывает порой жизнь, как странно сплетаются между собой события.

Усмехнувшись своим мыслям, я присел на одну из качелей, оттолкнулся ногами от земли, прикрыл глаза… Ну вот, с Ромкой всё решилось, только в вуз всё равно не хочется идти, может, ещё завтра прогулять? Ведь там обязательно столкнусь с Самойловым, а пока мысли в голове ещё не сложились, показывая хозяину правильное решение насчёт врага. Как смотреть крашеному балбесу в глаза после той "истерики"?

– Корнеев? – проник вдруг в сознание хриплый голос.

Я вздрогнул, открывая глаза и непонимающе глядя на парня, которого принесла сюда нелёгкая. Это шутка? Что он здесь делает?

– Вик… – пробормотал я в ответ, опуская голову.

Парень ничего не ответил. Лишь скрипнули качели напротив, оповещая, что Самойлов приземлился именно на них. А я отчётливо почувствовал, что на улице холодает…

– Ты в вуз не ходишь, – вдруг подал голос Вик. – Простыл что ли в выходные?

– Нет, всё нормально.

И опять тишина, которую попытался разрушить мой враг:

– А что тогда? О тебе немка спрашивала.

– Ничего такого, просто захотел посидеть дома…

Я поднял голову и перевёл взгляд на парня, который раздражённо теребил пальцами одной руки какую-то странную фенечку, повязанную на запястье другой. Глупые вопросы явно давались ему с трудом, брови были нахмурены… Потому следующий вопрос задал уже я.

– Вик, а почему мы враждуем?

Сперва была тишина. Кромешная. Она медленно оседала, ложась нам на плечи и постепенно застывая… А потом вдребезги была разбита диким хохотом Вика.

– Ты издеваешься, Корнеев? – наконец, выдавил он, отсмеявшись. – Будто б сам не знаешь.

Я отрицательно помотал головой. Внезапный переход Вика от задумчивости и напряжённости к эдакому неописуемому веселью не предвещал ничего хорошего! В голове даже промелькнула подозрительная мысль о том, как бы свалить поскорей, пока настроение Самойлова не перешло в последнюю стадию "рвать-метать-бить-гадов". Потому что, кажется, ответ парню не понравился.