Левый ботинок тоже стал фетишем новой религии. Однако совсем другой.

…Его Преподобие поднимался в гору, в селение к местной харчевне, славившейся своими горячительными напитками. Склон был не очень крутой, но святой отец хоть и не вышел ростом, зато был поперек себя шире, а потому уже на середине подъема дышалось ему довольно тяжело. Дорога пылила, и пыль забивала нос и глаза. В какой-то момент ему показалось, что он прошел мимо чего-то блестящего. Он обернулся. Воображение тут же нарисовало ему золотой перстень с большим алмазом. Церрянские святые отцы, как известно, редко отличались альтруизмом, да и мечты у них присутствовали соответствующие, а потому Его Преподобие опустился на карачки, и начал рыться в придорожной пыли.

Поиски увенчались успехом, и минут пять спустя, он держал в руках блестящую медяшку. (Деревянные деньги ввели много позже, когда запасы металлов начали иссякать.) Это было вовсе не то, на что он рассчитывал, но разочароваться в своей находке святой отец не успел, так как в это самое время его преподобная задница ощутила такой мощный удар, что не будь она столь хорошо защищена качественными жировыми отложениями, неизвестно чем бы все кончилось.

Так или иначе, получив ускорение, святой отец брякнулся головой оземь, из глаз высыпались все до единой искры, и тут его чердак посетило великое откровение. Его Преподобие вдруг явственно увидел, как медяшка, зажатая в потном кулаке, начинает превращаться в слиток золота, а из слитка в блистающий скипетр, символ вселенской власти.

Неизвестно, долго ли, коротко ли продолжались грезы святого отца, но жестокая боль пониже спины, наконец, привела его в чувства. Он попытался сесть, но что-то мешало ему это сделать. Передвинувшись немного в сторону и обернувшись, он увидел странный блестящий ботинок, при ближайшем рассмотрении оказавшийся на левую ногу. Соединив вместе медяшку, свой горячечный бред и вызвавший его предмет, Его Преподобие свято уверовало в знак свыше, подхватило башмак, и (в первый раз в жизни!) начисто забыв о цели прогулки, ринулось обратно в скромную обитель божью, рассказать своей пастве о великом небесном откровении и предъявить в качестве вещественного доказательства невиданную обувь, медяшку и собственную задницу со здоровенным синяком по всей обширной поверхности.

Далее все развивалось по сходному сценарию. Религию нарекли «Левоножием», напридумывали ритуалов, молитв, но так как целью ее являлись богатство и власть, то и убедить людей в возможности получения высших приоритетов путем поклонения святому ботинку оказалось достаточно легко. Новая вера распространялась со скоростью чумы, приобретая все новых поклонников. Как водится, деньги и власть получили не многие, но дело было сделано, а после драки кулаками не машут.

Конечно, на планете существовали и другие религии и культы, но со временем они практически иссякли и если и сохранились, то в очень малом количестве и сторонников у них имелось немного.

Узнав о правоножниках, левые попытались вступить с ними в союз на правах гегемона, а когда это не удалось, объявили на неподкупных йогов анафему и отправились в крестовый поход во имя Великой Левой Ноги. Однако поклонники другого ботинка неизвестным образом все атаки превосходящих сил отразили, храмы отстояли, не потеряв ни одного прихожанина. В управление государствами они не лезли, жили мирно, проводя дни в труде и созерцании своей реликвии.

Так продолжалось до тех пор, пока на планете не появились маги и не заявили о себе. Сначала негромко, а потом и в полный голос. Великое Левоножие отступало неохотно, но со временем утратило влияние почти полностью, а его адепты превратились в гороховых шутов, заманивая в свою паству лишь совсем недалеких людей. О былом величии напоминал разве что святой ботинок в Соле и нескольких городах на других континентах, ну и, конечно, в главном храме на Сумрачном…

Несмотря на то, что остальной компании эта история была знакома, они хохотали вместе с нами. И, конечно, стало понятно, почему такая информация держится в секрете. Хотя наш дракон вполне мог знать об этом. Мы ведь никогда его не спрашивали. Гури, видимо, тоже знал. Однако, если это такая тайна, то кто мог открыть ее обыкновенному ремесленнику с минимальным набором магических штучек? Может быть, какой-нибудь знакомый йог? Скорее всего.

Общение с коллегами по цеху оказалось полезным. В момент работы создавался общий магический купол, и способности, принадлежавшие одному, передавались сразу всем, шел интенсивный обмен знаниями, обучение новому происходило быстрее и на более глубоком уровне. (Ведь, как ни крути, а группа, занимающаяся магическими практиками, кардинально отличается от группы студентов в Земном институте. А если бы не отличалась, то в наших вузах все учились бы на «отлично».)

В результате коллективных занятий с Шаманом произошел курьез. Один из сокурсников по прозвищу Обжора «наградил» его миленькой причудой. Обжора был неутомим в изобретении новых блюд, мешая в одной тарелке вещи совсем не совместимые, как, допустим, молоко и селедка. Количество смешиваемых ингредиентов колебалось от двух до бесконечности. Шаман — талантливый ученик, тяга к знаниям и новым открытиям в нем не умирала никогда, а потому в Сашкиной тарелке наряду с продуктами могли оказаться вещи, на мой взгляд, совершенно несъедобные. Например, печная зола, которая часто употреблялась в качестве мыла в походных условиях, некоторые химикаты церрянского происхождения, используемые для домашних нужд, такие как олифа (вернее то, что здесь являлось ее эквивалентом), кусочки коры, и прочие сомнительные составляющие. О вкусах, конечно, не спорят, ясный перец, но самое удивительное, Сашкин желудок переваривал эту гремучую смесь как детское питание. Ни о каких расстройствах пищеварения, а тем более, об отравлениях, даже речи не шло. Шаман расцветал на глазах, как майская роза под ласковым солнышком юга и не понимал, почему нам делалось дурно при одном взгляде на предмет его творческой фантазии, всячески уговаривая нас присоединиться к нему и попробовать изобретаемые им кулинарные шедевры.

Несколько дней мы это терпели, а потом, сговорившись, попрятали все возможные вещи, которые наш дорогой естествоиспытатель мог бы отправить себе в рот, проигнорировав распространенную на Земле пошленькую поговорку «все полезно, что в рот полезло». Мы, правда, опасались, что Сашка с отчаяния решит попробовать что-нибудь вроде навоза, но, слава богу, это ему в голову не пришло. Хотя, втихаря от нас, он продолжал экспериментировать на стороне, шокируя неподготовленную публику местных пищеблоков. Но чаще они с Обжорой где-нибудь уединялись, и тогда уж им никто не мешал. Единственное, о чем постоянно сокрушался Санька, что ему не хватает знаний по химии и микробиологии, а то бы всерьез занялся изучением влияния на организм сих гастрономических опытов.

К тому моменту, когда Стас вернулся к своим непосредственным обязанностям наставника, мы с Шаманом уже вовсю общались телепатически и умели многое другое, что не входило в программу нашего обучения. Например, составлять магические заклинания с помощью рун. Я научилась шаманить, и теперь мы вместе с моим замечательным другом путешествовали по разным мирам.

Наш учитель остался доволен, как и все остальные учителя. Воспитанники доказали на деле, что их не зря приняли под сень этого учебного заведения.

Нам оставалось самое сложное — овладеть телепортацией. Сначала порознь, а потом вместе. Это была колоссальная работа. Требовалось запоминать место, где ты находишься, до мельчайших подробностей, освобождать мозг от посторонних мыслей, и отсекать все, что может стать помехой.

Движение воздуха во время такого перемещения превращалось в ураганный ветер, норовивший разодрать тело на части и завывавший, как черти в преисподней, а материальные предметы, в доли секунды проносившиеся перед глазами, мешали удерживать нужный образ четко и ясно.

Теперь мне стало понятно, почему заклинание, которое я заучила у Татушки, не сработало так, как надо. У меня по определению отсутствовал нужный уровень концентрации. Слава богу, что меня вынесло на дорогу, ведущую к городу. А ведь могло забросить и на совершенно неизвестный материк, где не было желтых кирпичиков, в какое-нибудь болото или на необитаемый остров.