Мэй встряхивается, и кто-то за спиной Финтана тоже шевелится невпопад, привлекая внимание.

О! Мой Дей! Если бы ты был здесь, ты бы узнал нашего загадочного приятеля в глубоком капюшоне с яркими, каре-зелеными глазами. Вышивка на плаще действительно королевская — золотистое дерево с мощными корнями раскинулось по спине, его ветви охватывают воротник, словно бы продолжаются на фибуле, перерастают на капюшон. Темно-зеленый бархат изумительно переливается даже при неясном свете опять спрятавшегося за снеговые тучи солнца.

В целом плащ выглядит так, чтобы привлекать внимание ши к себе и всячески отводить его от владельца.

Голос, раздавшийся из тени, звонок. Он отличается от голосов лесных, хотя неуловимыми деталями удивительно похож.

— Я скажу! — Капюшон выходит вперед.

Он смотрит лишь на Джареда. Финтан и Фордгалл обмениваются быстрыми взглядами. Не сказать, что довольными.

— Не стоит, право слово, не стоит его слушать! А то еще и смотреть на него придется! — рассыпается Фордгалл в добродушном смехе, но в глазах веселья нет вовсе.

Джаред, бросая спокойный взгляд на лесного лорда, вежливо улыбается тому, что призвано быть шуткой, но непреклонно оборачивается к Капюшону:

— Я спросил весь Благой Двор, уважаемый Фордгалл. Мы все заинтересованы в том, чтобы узнать правду, не так ли? Пусть говорит. А сбрасывать капюшон не обязательно, обязательно лишь представиться, — царственно, иначе и не скажешь, поощрительно кивает замершему Капюшону.

Мэй, как и я, видит, как сжимаются кулаки в перчатках лесовика, когда полы плаща немного раскрываются во время нового шага навстречу. Судя по костюму, наш Капюшон — молодой ши не без вкуса, впрочем, все затмевает его наряд. Мэй мысленно величает его Зелёной Шапочкой, и я чувствую — вполне способен будет найти потом и попробовать на зуб.

Волк. Шапочку.

И это серьезный ответственный офицер Дома Волка! Да если бы Джаред знал, что творится в этой пегой голове!..

Сейчас, однако, пегие головы Советника вовсе не интересуют, он ждет слов Капюшона.

— Я скажу! Я видел, как все было! Так уж вышло, что я сидел за соседним столом, когда Кунотиджернос встал со своего места и подошел к королевскому волку.

Интересно уже то, что лесовик сидел рядом с волками.

В голосе Капюшона чистое, незамутненное негодование. Он глубоко вздыхает, набирая воздуха для следующего заявления.

О, я понял! Вот что видели волки. Но не стали выступать — раз даже слова полного офицера Мэя для лесного лорда оказалось недостаточно.

— Он очень тихо, но разборчиво принялся провоцировать и оскорблять королевского волка! Который проявил большую выдержку! Он не зарычал и не ударил! Он просто вызвал моего четвероюродного кузена на дуэль! Но ведь при Дворе не запрещено защищать свою честь! Особенно когда её хотят попрать оскорбительными намеками о семье и друзьях!

Сказать, что Мэй доволен — ничего не сказать, но ему весьма помогает держать лицо еще и то, что он невероятно на себя зол: пока он бегал, Бранна действительно спровоцировали. Непонятно только, отчего он среагировал на обиду как положено, а не как обычно, то есть по-своему.

— Но намеками дело не ограничилось! — голос Капюшона сердито звенит. — Королевского волка чуть не облили из его же тарелки! И бросили ему в лицо пучок перьев! Кунотиджернос позволил себе то, что нельзя позволять в приличном обществе! А обвинять в этой ситуации королевского волка нечестно!

Фордгалл прикрывает глаза, словно отчаявшись — ворчат не только волки, но и те, кто не относится к нашему Дому. Финтан выглядит так кисло, словно жует желтый плод, не так давно появившийся на кухне.

— Теперь ситуация прояснилась. Благодарю вас за помощь, сын Леса, — Джаред снова кивает, и я подозреваю, что он уже знает ответ, когда спрашивает: — Мне нужно ваше имя, уважаемый.

— Меня зовут Флинн, — руки под плащом меняют положение, видимо, закладываясь за спину. — Я сын лесного лорда и брат лесного принца. Младший, разумеется, — Капюшон склоняется, обозначая представление.

По толпе идет шорох и шепот — тот, кто не был представлен ко Двору в подобающем возрасте, появляется лишь теперь и начинает свою придворную жизнь ни много ни мало с обвинения одного Дома против другого!

Мэй, пользуясь общей суматохой, присвистывает, переименовывая Зелёную Шапочку.

Я погляжу, Гволкхмэй большой знаток значений, живущих в именах.

Теперь это Рыжая Зелёная Шапочка. Сделавшая так, что и политические дрязги Благого Двора, порой куда более кровавые, чем боевые столкновения, перешли в судейские дела одного Дома, причем самого семейного толка.

— Лорд Фордгалл, я почти ошарашен, — Советник изрядно лукавит, он не выглядит ошарашенным ни совсем, ни почти, скорее довольным, и то не разобрать. — Не беря в учет свидетельство офицера Мэя, у нас слово одного вашего сына против слова другого. Я не смею не доверять ни одному принцу Леса, однако слова первого весьма туманны, тогда как слова второго предельно конкретны. Прошу простить, но ваша жалоба отклонена.

Новоявленный Флинн радостно оглядывается — справедливость торжествует во многом благодаря ему. Двор шумит, расходясь, всем будет, что обсуждать ближайшие пять лет. Однако те, в ком Флинн ищет одобрения, смотрят на него весьма и весьма недружелюбно. Даже молодые Дети Леса, с зеленой раскраской на лицах, недовольны его вмешательством и словом в защиту волка против слова их Дома.

Финтан растворяется за спиной Фордгалла так же быстро, как до того появился, сам лорд Леса разворачивается грузно, растягивает воротник сюрко, видимо, ему плохо дышится.

Флинн снова удивляет меня, лишь пожимая плечами на столь откровенное пренебрежение. И возле загадочного капюшона уже образуется первая стайка девушек. Охочие до экзотики ши трещат вокруг него, грамотно обкладывая со всех сторон, Флинн отступает, и мне кажется, в его движениях проглядывает паника.

Я лишь собираюсь намекнуть Мэю, что стоит как минимум отблагодарить Флинна за своевременное появление, когда он уже шагает навстречу девушкам, бестрепетно встречая и отражая улыбки, подцепляет за локоть такого же низкорослого, как Финтан, Капюшона и, цветисто извиняясь перед цветущим в полной красоте обществом, выводит лесовика из обозначившегося окружения.

Едва угроза минует, Мэй выпускает чужой локоть, но не отходит, продолжая сопровождать и мило улыбаться всем, кто лишь смеет бросить на них взгляд. Мэй не замечает, но чаще прочих на него косится как раз Флинн, косится так, словно не знает, как начать разговор. Офицеру совсем не до светских бесед, что выражается в манере, торопливом шаге, деловитой целенаправленности. И Капюшон не решается заговорить первым. По дороге до замка никто не рискует перехватить лесовика или затормошить его вопросами, а уже в замке офицер выводит его на ближайшую развилку, откуда можно добраться до гостевых покоев Дома Леса.

— Иди прямо-прямо-прямо на трех перекрестках, а потом еще трижды поверни направо, там уже не потеряешься, — Мэй склоняет голову, прощаясь. — Спасибо.

— И… И тебе спасибо! Я думал, что я уже добыча! — лесовик явно имеет в виду не эскорт, а хищноватых девушек.

— Привыкай тоже быть зубастым, Флинн. Зубами можно не только рвать, но и улыбаться, — что Мэй и делает напоследок, отметая все мысли о лесовиках подальше и ориентируясь спешно, где теперь найти Бранна.

А вот судя по неотрывному взгляду в спину, пока офицер не скрывается за поворотом, лесовик забывать о нем не желает.

Мэй останавливается за поворотом, припоминает направление движения Рогана и Бранна — в сторону кухни. И раз на неблагого чуть не вылили его же еду, видимо, Бранн все еще голоден. Поэтому офицер решительно поворачивает в сторону владений повара Вогана. Вряд ли Бранн сейчас ест в трапезной.

Ожидания Мэя полностью оправдываются, он лишь не рассчитывал, что на лице Бранна все еще кровавая веерная раскраска — Воган почему-то не напомнил ему умыться, а сам Бранн, похоже, слегка упустил этот момент. И выражение лица ровно такое же, как всегда. Мэй смиряет внутреннюю дрожь: понятно, отчего Бранн так спокойно реагировал на обиды. Он на все реагирует спокойно.