Наконец полуживой предок нашей Вороны вновь устраивается на постаменте, закрывает глаза, кладет руки на колени и затихает. Можно обратить внимание на его имя, да, мой волк!

— Бранн, скажи, мне кажется или на постаменте твоего деда действительно высечено имя «Лорканн»? Или был ещё один Лорканн в истории твой родословной?

— Боюсь, Дей, двоих Лорканнов не выдержало бы даже неблагое королевство! — опять стрижет ушками от твоего откровенного удивления и добавляет: — Да, это именно он сражался с Семиглавым змеем.

К зданию дворца, подсвеченному солнцем, мы подходим молча. Бранн пребывает в меланхолии, разглядывая песок дорожек под ногами, но сегодня грусть его светла.

Он словно слегка смущается своих все более оригинальных родственников, наверное, поэтому на твое очередное подергивание у кованой ограды: «Бранн, а, Бранн!», отвечает торопливо:

— Чего тебе, мой проклятый и обласканный любовью друг, молчащий о важном?

— Вот это ты сейчас к чему? — Дей щурится, прикрывая глаза, на мгновение полыхнувшие желтым пламенем.

— Что еще я не знаю о тебе?

Бранн прямолинеен, да, мой волк, на понятный вопрос ты получишь самый искренний ответ. Надо только уметь спросить, да.

Ну вот, ты злишься напрасно. Не нужно поднимать еще и шерсть на загривке! И разводить руки так широко — тоже!

— Что я сам не хочу знать о себе! Но спра-ашивай, — не стоит издевательски и сердито тянуть слова, это же Ворона, — мой королевский волк! — ладно, Дей, не совсем ворона. — Я готов поведать все свои секреты! Хочешь узнать, как рано я лишился девственности? Может, тебе интересно, сколько женщин было у меня до Лили? Или спал ли я со своей сестрой?!

Ты задираешься совсем как щенок. А незначащее Ворона давно навострился пропускать мимо своих неблагих ушей. Недаром они у него такие острые!

— Меня не интересует даже, спят ли мои братья друг с другом. Давай оставим пустое для сплетен, коими полнятся Дворы и без наших усилий… — в голосе Бранна нет насмешки или издевки, да, я подтверждаю. И чувствую, что лишь поэтому ты говоришь с ним, мой гордый волк. — С Кольцами ясно. Вернее, непонятно, требует изучения, в огромной опасности ты и принцесса Солнца, но факт. Что с проклятым родом?

— Р-р-родом?!

Мой Дей, не стоит сотрясать ограду и рычать, задирая верхнюю губу, на абсолютно, совершенно спокойного Бранна с мирно спящими феями на тихих лугах его глаз. Ему правда нужно разложить все по полочкам. Не только тебе задавать вопросы. Да, секреты Дома куда страшнее, чем личные, тут задеты гордость и честь твоего рода… Думаешь, твои расспросы были для Вороны менее болезненными? Сомневаюсь. Ну так ответь своему другу, ответь!

— Мой отец — Мидир-р-р!

Бранн хмурится, что-то не стыкуется в его неблагой голове.

— Услышь это дед, мигом отправил бы моих учителей охранять Хрустальное море в самой болотной его части, а то и сразу на русалочий корм. Так ошибиться с правящей династией! Разве король Дома Волка на протяжении многих веков, властитель Благого Двора, засим твой отец, не Майлгуир?

Подыши, подыши, мой Дей. Все же иметь одного отца с двумя именами проще, чем двух братьев с одним. Да, сам доволен. Отпусти уже эту железку, пока не погнул, а то еще грифон оживет и клюнет тебя! В конце концов ты — это не твой отец! Ладно, молчу, молчу.

— Мой отец не был наречен Майлгуиром при рождении. Он стал им по доброй воле, — монотонно отвечает волк, окончательно прикрыв глаза.

Но я вижу, что ограда в твоих побелевших пальцах все же изгибается со скрипом.

Ворона поднимает брови: все же смена имени штука неслыханная. Это смена жизни. Волк продолжает столь же невыразительно, не глядя на Бранна:

— Мидир вычеркнут изо всех хроник и генеалогических древ. Его ничего не связывает с Домом Волка, кроме родовой памяти немногих. Имя он сменил после того, как…

Все же волк запинается.

— …украденная у земного друга жена прокляла его самого, его род и весь наш мир? — не шелохнувшись, еще более спокойно договаривает Бранн.

Мой Дей, не надо сжимать челюсти и раздувать ноздри. Неприятно, но так оно и есть. Да, тебе рассказывали по-иному. Можно шалить с девками, но обидеть замужнюю… Я тоже не знал про друга. Ну что поделать? Во-о-от, расправь ограду обратно. Не будем злить грифона, та еще птичка!

— Что-то навр-р-роде того!

Отмашка рукой больше похожа на выпад мечом или удар, осторожно, мой волк! И что с того, что твой отец разломал играючи два ваших мира? Молчу, мой Дей.

— Разве это не случилось очень, очень, очень давно? — уточняет Бранн.

— Не так уж и давно, — не приподнимай брови так невозмутимо, мой волк, ты сам встретил только восемнадцатую ночь Самхейна! — Всего какая-то одна или две тысячи лет!

— Что же делал Мидир — прости, Майлгуир — эту одну или две тысячи лет?

Бранн по-прежнему спокоен, хотя трудно избавиться от чувства, что он клюет тебя, выискивая, выслеживая ответ наводящими вопросами.

— Боролся с Проклятием. Воевал, насколько мне известно, когда началась Смута и Дом пошел против Дома, — Дей дергает щекой, слишком многое в его знании о родителе изменилось за последнее время. — Появились первые Кольца, первые погибшие, и Мидира стали проклинать еще и во всех Домах Благого Двора. У вас ведь нет ничего подобного?

Бранн слушает внимательно и сразу качает головой.

Да, мой Дей. Лишь Проклятый благой может снять Проклятие, это наш проступок и наша боль. Знать бы, как!.. Я помню, помню это время, время Темных Небес, когда весна все не приходила, а солнце словно померкло. Жизнь тогда скудела, выцветала на глазах, теряя любовь и магию.

— Отец пытался убрать Тень любыми средствами, использовал все стихии, кроме одной, которой опасался, — рассказывает Дей почти спокойно. — Пока не встретил ту, что полюбила его беззаветно. Попробовал последнее средство — не получилось. Кольца не возникли, Проклятие не снялось, хотя «то, что взято быть не может», было подарено волчьему королю. Видно, отец не слишком любил маму, если любил вообще… Можно сказать, мы с Гвенн — побочный эффект очередного провального эксперимента.

Не надо, мой Дей. Уж в чем-чем, а в любви отца сомневаться не надо.

— Получается, твой отец из первых богов? — занудно уточняет неуемная Ворона. — Сильнейший маг, который мог черпать первозданную энергию всех стихий?

— Он был им до Проклятия. Кажется, единственный, кто остался. Если остался, — гордость мешается в твоем голосе с печалью, но это не слишком заметно, не волнуйся, мой волк. А даже если бы и заметно, это Бранн. — Вроде, есть еще Балор у морских…

— Короля фоморов зовут Айджиан, Балор — его прозвище. За ярость в бою и в дни мира, за отсутствие детей, — Бранн растягивает губы в улыбке. — Нис, наследник — приемный сын. Еще Айджиан прищуривает глаз, поврежденный в битве, — Бранн неосознанно повторяет этот прищур правым глазом, — словно стрелять собирается, как тот жестокий древний бог. Только этот не ненавидит, а без меры обожает своего Ниса.

— Это все очень интересно и познавательно, Бранн. О фоморах нам известно мало. И я, несомненно, многое почерпнул из нашей беседы на зависть своим учителям. Но поведай еще одну вещь: есть неблагим и вовсе не положено?

— Прости за задержку, — примирительно говорит Бранн и трет пальцем нос.

Мы проходим в главное здание, стражники под одной из арок, на которой, кстати, змеятся силуэты удавов, приветствуют третьего принца Четвертой стихии троекратным перестуком древков. Порядком вымуштрованы, раз осматривают тебя взглядом, далеким от восхищения. Двое из четырех в пылающих на солнце доспехах выпускают из рук алебарды, и те, скрестившись в воздухе, закрывают путь волку.

— Он войдет с оружием в мой дом, — говорит Ворона. — Король Дей мой гость. Я ручаюсь за него.

Летающие алебарды возвращаются к хозяевам, и нас пропускают.

Не успевает, однако, Бранн даже на шаг зайти под арку входа, как сверху, прямо с этих неблагих небес, раздается громкий и протяжный крик. Крик становится все пронзительнее и громче, а существо, которое так внушительно заявляет о себе, трудно разглядеть даже твоим зорким глазам, мой волк.