— Тогда же Бранн обратил мое внимание, что я тоже могу колдовать не в шутку, — в подтверждение ее слов вперед выходят фарфоровые Джоки, подкидывают дров в камин и раскланиваются перед тобой, мой Дей. — И посему, во-вторых, его изгнали даже из дворца! Удачно припомнив, что принц не в силах быть именно принцем, то есть создавать видимость общения на балах, — кивок в сторону маленькой бальной залы, — и участия в переговорах! Пытались забрать титул, но это не в их праве. А официально — за кражу ободка короны Первого дома, но его изгнали без права возвращения! За государственную измену! — на лице девочки читается взрослая ярость. — Из дома! Из нашего дома!

Мой волк, осторожно, отпусти подлокотник, отпусти, твоя ярость слабо поддается контролю, глаза снова горят янтарем, а опущенные плечи Бранна видятся в другом свете. Неудивительно, что он не хотел рассказывать. Правда, пока вовсе не понятно, как к этому всему относится Цветок.

— Нашему брату пришлось жить у друзей, — Ворона опускает голову ниже, пряча глаза. Да, мой Дей, ты видел его друзей, их не так уж и много. — И он все равно не оставлял попыток помочь мне! Целых пять лет Джоки получали доклады, что Бранн постоянно торчит на улицах столицы, в любое время года, от рассвета и до самой темноты! И что-то рисует.

Так, мой волк, переведи дух и отпусти теперь подушку: ещё чуть, и ты выпустишь когти. И пусть пронаблюдать за прибирающимися Джоками было бы забавно, но зачем портить вещи такой милой принцессы, как Линнэт? Вот, вот, мой волк! И вовсе я тебя не глажу по руке, тебе показалось. Я понимаю и ты понимаешь: друзей у нашей Вороны слишком мало для безоблачного полубездомного существования на улицах той столицы, которую мы видели. Впрочем, стража от него шарахнулась. Все это совсем невесело, да, мой Дей.

Бранн рискует поднять на тебя глаза, а может быть делает это случайно или по зову любопытства — и застывает, прямо как в ловушке Белого змея, забывая, кажется, даже дышать. Он вовсе не ожидал такого живого сопереживания, да, рассеянная неблагая Ворона. Именно наша рассеянная неблагая Ворона! Раз его не могут оценить при этом Дворе по достоинству. Я, однако, сомневаюсь, мой волк, что он придется ко двору и у нас…

Ладно, я молчу, мой Дей, когда ты рычишь в мыслях, мне становится страшно.

Тем более, что Линнэт продолжает:

— Пока линии сходились, стража устала следить за Бранном, поэтому никто не уловил тот волшебный момент, когда Цветок был завершен и зажегся, — лицо девочки выражает не радость, как можно было бы ожидать, а такую же печаль, как у нашего неблагого. — И в тот же день третьего принца Неблагого двора… потеряли.

Упомянутый третий принц не шевелит даже ушками.

— В тот день, когда Цветок засиял, как говорят, золотым светом, у всех жителей стали исполняться желания, — Линнэт переводит дух. — Неподвижные картины обрели способность ходить и менять предметы местами, мистер Октопа превратился в большого и страшного быка, чтобы поднять на рога церемониймейстера Норвеля, церемониймейстер стал обычным высшим, как всегда мечтал, и потерял способность летать, поэтому ему пришлось убегать от мистера Октопы… — Ворона слушает сестру так же внимательно, как ты, мой волк.

Фарфоровые Джоки по углам, кажется, тоже внемлют её рассказу.

— Магия оказалась среди нас, она помогала исполнять высшим и обычным неблагим те желания, которые не ограничивали свободу остальных, однако стража все равно сбивалась с ног. Впервые со времен Искажения достаточно было просто пожелать… Но я очень хотела найти брата, — Линнэт прищуривается, припоминая. — Я подходила к Джокам, но братья даже не вышли из комнаты, отвечали странными звонкими голосами, я звала слуг, я звала Бранна, я не слышала его, совсем не слышала…

— Линнэт, правда, не надо! — Бранн увещевает сестру не потому, что ему неинтересно, да, мой волк, а потому что ему довольно страшно слышать её версию событий.

Но принцесса неумолимо продолжает:

— Как оказалось, это Цветок исполняет все желания! Один из магов, представившийся Бууком, рассказал, что надо только нарисовать его и оживить. Правда, для этого кому-то нужно было взлететь в небо, — глаза Линнэт смотрят прямо на тебя, мой волк. — А потом сложить крылья.

— Я вполне могу догадаться, кто это был! — твой голос, мой волк, не предвещает некоторым воронам ничего хорошего. — И без всяких подсказок!

Хотя это странным образом разряжает атмосферу: Линнэт улыбается, находя единомышленника, а Бранн поднимает на тебя глаза, веря и не веря, что ты за него волнуешься. Даже за тогдашнего.

— Да, это был мой брат. Который решил сложить крылья и голову ради того, чтобы я видела, ради того, чтобы на нашей земле снова жила магия, а Золотой город был в безопасности, больше не осаждаемый тварями самого разного толка. Но больше всего… Больше всего я хотела, чтобы у меня был мой брат! — Линнэт отворачивается от тебя, мой волк, обхватывает голову Бранна своими детскими ладошками. — Ты слышишь меня, Бранн? Я не хотела и не хочу видеть такой ценой! Не ценой твоей жизни!

— Но сейчас же Цветок снова горит золотым! И он целый! И Бр-ранн, — подозрительный взгляд на заалевшую Ворону, — не умер-р! Как это возможно? Или, — нет-нет, успокойся, мой волк, это предположение слишком страшное и слишком припозднившееся, — что-то может с тобой случиться?!

Неблагой принц немного вздрагивает от вашего с Линнэт пристального внимания:

— О чем он говорит, Бранн? — голос принцессы точно так же не обещает ничего хорошего.

— Нет, сейчас нет никакой опасности! Тогда я должен был открыть Цветок, пользуясь его формой, пронизать через наш мир завесу, проткнуть в определенных местах, чтобы магия могла попасть сюда… — пожатие плеч. — Теперь мне пришлось только разбудить форму и установить связь, а не пробивать тоннель между мирами. Это можно сделать обычной магией, все равно что подставить чашку под струи фонтана. Притом, что чашка уже есть в руках, ее не надо вытачивать из собственного череп… — видит ваши лица и осекается. — Ну то есть просто не надо вытачивать!

Нельзя сказать, что он вас очень успокоил, да, мой Дей, поэтому неблагой торопливо, насколько может, то есть чуть быстрее обычного добавляет:

— И это не слишком масштабное колдовство. Цветок пропускает магию, пусть не в таком количестве, чтобы хватало на город, потому что в этот раз крылья никто не складывал. Ну, кроме змея. Если быть точным — двух змеев. Но это не в счет.

— Да, — Линнэт вздыхает очень тяжело, — такая древняя магия признает только специальные жертвы! И в тот раз я дозвалась тебя потому, что три дня сидела рядом, в середине Цветка. И очень хотела, чтобы ты выжил, манила колокольчиком твою душу обратно…

— Я просто не совсем умер, — уточняет Ворона. — Видимо. Я не слишком хорошо помню этот момент.

Нет, вы на него посмотрите! «Видимо»!

— Ох, Бранн, умер ты вполне по-настоящему, совсем прежним ты не стал… — похоже, Линнэт чувствует, что брат краснеет, по температуре его щек, иначе как объяснить, что она замолкает, словно увидела яркий румянец? — Просто помни, я рада, что ты жив!

Надо признать, я тоже, Бранн. Я тоже.

Примечания:

* черная лошадь — символ смерти у кельтов

Мой Дей, не зевай так неистово. Отдохнуть удалось хоть немного? Удалось. Тебе, волку, и подавно должно хватить. Проспал бы неделю? Кто бы сомневался, а уж если под боком Алие… Тогда бы точно забыл про сон? Молчу-молчу. Нагреваюсь я от волнения, а не от смущения. Меня колотит с вечера. Да что там, меня трясло весь вчерашний день! Ну да, и до этого тоже.

Надо заметить, что Бранн тебя ждет. Конечно, ему собираться и вовсе не надо. А тебе…

Натянуть легкие штаны — пара секунд, еще быстрее — затянуть пряжки широкого кожаного пояса. Из-под ворота черной рубашки с традиционной вышивкой небрежно отбросить гладкие волосы, не глядя застегнуть манжеты. Обуться, накинуть более плотный и тоже черный сюрко, отделанный серебром, пристегнуть оружие, натянуть перчатки — и ты готов. Брошь, я настаиваю!