Вьюнки уплотняют свой полог, дотягиваясь до Дея и толкая его в спину.

— Он… Был тут всю ночь?!

Был, как и я. Хорошо, что ты про меня не вспомнила. Мой гребешок то поднимался, то опускался вплоть до самого утра.

— Грей! — рявкает Дей полусонно и сладко потягивается. Хватает в охапку мою госпожу и щекотно отвечает в ухо: — Я уверен, он отвора-а-ачивался!

Моя госпожа пунцовеет летним утром, приходящим на смену знойной ночи, а Дей, высунув голову из-под одеяла, спрашивает очень серьезно:

— Правда ведь? Ты отворачивался, поросенок?

Благородный пес оскорблен в лучших чувствах, и я его понимаю. Косится недовольно, хотя чувствует, что хозяин счастлив.

— Иди уже!

Грей с ворчанием кладет голову на пол. На его черный нос садится невесть откуда взявшаяся бабочка, желтая, как цветок вьюнка, и тут же слетает. Пес явно не хотел никуда уходить, но все же встает, продирается через заросли, опутавшие проход и часть спальни, и скрывается в коридоре.

Дей ворочается, щупает что-то за спиной, вытаскивает такую же плеть вьюнка из-под себя, отбрасывает подальше.

— Ты заняла всю мою спальню! Нашу спальню, Лил-л-ли…

Кажется, моя госпожа, мы попали в руки не волку, а удаву! Дей обнимает так, что прикасается сразу везде, но моя госпожа согласна на такой плен. Вьюнки шуршат, отрастая махом еще на полфута.

— А в твоей спальне — нашей спальне! — поправляется она в ответ на его грозно сведенные брови, — осталась целой только постель. Ты все рассчитал! Знал, что крушить. Видно, много думал. Да не о том!

Она улыбается прямо ему в лицо, одновременно обвиняя, уличая и соблазняя. Моя госпожа, я и не предполагал, что ты так можешь!

Теперь — хмурится, показывая, что думы были серьезными, а потом обнимает Дея. Алиенна светится слабо и ровно: устала, но счастлива.

— Постель — только начало. А иногда она вообще не нужна, — деловито докладывает Дей.

Голос увлекает за собой куда-то вниз, сердце у обоих гулко бьется в груди, неистово и нежно, сочетая несочетаемое, как и их брак. Солнце и луна, день и ночь, волк и вьюнок. Но как же я за них счастлив!

— Начинаю догадываться, — после очень долгой паузы шепчет Алиенна, пряча улыбку.

Хотя от Дея прячь или не прячь, все одно. Ну вот и я говорю, стоило ему только попасться!..

Волк мгновенно притягивает ее к себе, долго целует, бормочет всякую милую чушь, она смеется в ответ, и я щурюсь, глядя на них. Волосы Алиенны растрепаны, щеки розовеют, глаза горят. Дей любуется ей так же, как и я. Шепчет, не было ли ей больно, а она, конечно же, мотает головой. Потом стеснительно спрашивает, а было ли ему хорошо с ней?

Было, было! Я тому свидетель!

Я больше не могу называть Лили девочкой, и вот это больно. нО мне радостно видеть их вместе — счастливого Дея, сияющую Алиенну, и я готов смириться с потерей. Это всего лишь имя, люди и ши меняют их, когда завершается какой-то этап и начинается новый. Мидир вон тоже стал Майлгуиром когда-то, изменившись сам и перечеркнув старую жизнь. Теперь и Алиенна…

— Дей, ты успеешь? — тревожится она, вспоминая о чем-то за границей вьюнков.

Да-да, моя госпожа, там вас дожидается целый мир!

— Немного времени у нас есть, — как настоящий волк, Дей неутомим и ненасытен, а еще очень, неприлично счастлив, что у них есть это время. — Совсем немного, но…

Поцелуи иногда нужны больше слов, а Дей не больно-то разговорчив. В этих поцелуях, впрочем, смысл читается очень явно.

— Пока твой пес!.. — дыхание моей госпожи прерывается, невыносимо горят губы, в груди её сладко, вьюнки закручиваются крутыми спиралями желания. Выдох снова в губы Дею, о моя госпожа, ты будишь зверя! — На нас не смотрит?

— И твоя ящерица. Солнечная, — тянет довольно. Он водит пальцем по ее коже, покаянно гладя укусы. Потом в который раз обводит их языком, — как ты.

Глаза волка снова зажигаются знакомым огнем, золотятся мирным янтарем, муж моей госпожи видит сейчас только её, не сводя своих волшебных глаз, шутит:

— Пусть тоже уходит, я стесняюсь.

Он не стесняется, нет, я уверен! Но он не хочет ни с кем делить мою госпожу, сейчас — совсем не хочет.

От мысли, что Дей может чего-то стесняться, Алиенна опять заливается смехом, но тут же серьезнеет:

— Как это?

Её пальчики деловито зарываются принцу в волосы, черные, теплые и плотные, как звериная шерсть. Дей вздрагивает всем телом, ему трудно сосредоточиться на словах, но ради моей госпожи он готов на такой подвиг.

— Её же никто не видит!

Я хотел было уехать на широкой лохматой спине Грея. Но я здесь, я все вижу. И Дей меня?!

— Я тот, кто видит, чего другие не видят!

Дей расслаблен и доволен, как вдоволь наигравшийся зверь, он даже позволяет себе шутить. Да, Алиенну обнаженной никто, кроме него, не видел. Только я. Она шепчет, теперь мне, именно мне:

— Побудь с ним сегодня. Пожалуйста.

Взобраться на плечо Дея — пара секунд. Его волчья кожа бела, как свежевыпавший снег, и пахнет зимой, под ней круглятся мускулы, что мне непривычно. А еще она плотнее и горячее, чем моей де… моей госпожи, супруги волчьего принца.

Я ощущаю его руку на ее руке, его бедро на ее бедре. Я прикрываю глаза, не мешая им радоваться.

Кольца перед рассветом запылали ярче, очень надеюсь, что к счастью…

Как только открылись двери зала королей, Дей поспешил к отцу.

— Кому, как не мне, дорог Джаред! — рявкает Майлгуир на просьбу сына о милости.

Король поджимает губы, не глядя на наследника, подлокотник трещит в крепкой руке, и мне кажется, я слышу муку в его голосе.

— Отошли его на дальние рубежи, — убеждает его сын. — Там сейчас очень тревожно. Фоморы то и дело нарушают границы, одиночные вылазки могут легко перейти в нападение отряда, и тогда мы легко не отобьемся. Нам и так словно разрешили победить! Для лесных это назначение будет выглядеть почетной ссылкой, а спокойнее станет всем нам, — это слово звучит для Дея уже иначе, но король пока этого не замечает. Дей умеет быть убедительным даже с собственным отцом. Научился. — Джаред будет только рад заняться обороной. Укрепить необходимо две сторожевые башни, а построить — не менее четырех.

— Нужен веский повод для помилования! Очень веский.

Король озлоблен, ему не нравится терять советника, почти друга, но если не пожертвовать Джаредом, то политические игры могут выйти вообще за пределы каких-либо правил. Бросает словно бы про себя:

— Пусть бы Финтан увез с собой Алиенну. Джаред всегда подставлялся ради солнечных!

Мне кажется, это проверка. Или Мидиру до такой степени безразлична судьба Алиенны? Да и отдал ли он Джареда на растерзание? Ой, вряд ли. Услал бы на время, наказывая за неповиновение, это да.

Дей недвижим. Ни бровью, ни вздохом не дает понять своей ярости, только глаза на миг вспыхивают желтым огнем.

— Джаред прикрыл меня в Черном Замке, как прикрывал в бою. Я понял, за что ты его так ценишь. Принцесса Солнца под защитой нашего дома, и он лишь вступился за нее. Вместо меня. Волки никогда не выказывали слабость!

Король хмурит брови, но — сдерживается. Майлгуир сдерживается! Это удавалось лишь Джареду, но Дей сейчас рассудителен и спокоен, словно… советник.

— Сегодня сыны Леса союзники, завтра — враги. Разве так уже не было? Протяни палец, откусят руку, — тут Дей скалится, будто напоминая, чьё это право, откусывать руки. — Хочешь мира — готовься к войне, разве не это ты мне говорил когда-то?

— Финтан вновь просил отдать Алиенну ему, — говорит король невпопад и опять пристально смотрит на сына. Наверняка ему есть что сказать, но сегодня он хочет слушать.

— Но ты ведь еще не ответил, мой король? Все равно, нельзя отдать в жены ту, кто уже замужем.

Дей ждет ответа, возмущения, вопросов, но король напряженно молчит, и принц продолжает:

— Объявишь свадьбу и отменишь приговор.

Это кажется отличным решением, но Майлгуир пока хмурится в непонимании, о чьей свадьбе идет речь.