И потом, к крайнему удивлению Мириам, султан громко расхохотался. Этот безудержный, заразительный рев прозвучал, словно удар грома, предвещающий конец надоевшего сквозняка.

Мириам неожиданно для себя тоже залилась смехом, изумленная тем, что он так открыто намекнул на ползущие слухи о его жене, предпочитающей наложниц. Было трудно поверить, что этот человек еще несколько минут назад едва ли не пал духом из-за сокрушительного бремени, давящего на его плечи.

В других мужчинах такая быстрая и разительная смена настроения, по мнению Мириам, служила тревожным симптомом неуравновешенности. Возможно, даже признаком начинающегося безумия. Но она так обрадовалась, вновь увидев его смеющимся, что отогнала эту мысль, словно надоедливого комара.

Однако ненадолго, ибо эта мысль не давала ей покоя. К тому же в этот момент ее не так-то просто было выбросить из головы.

Ричард с интересом взирал на посланника в серой чалме. Последний прибыл в Акру со свитой крепких арабов, которые волокли несколько железных сундуков. В них, по-видимому, лежал выкуп, затребованный Ричардом за жизни горожан. На посланнике Саладина был развевающийся белый халат в зеленую полоску, а его борода имела неестественный красноватый оттенок — должно быть, результат окрашивания. Свита, поставив сундуки у ног, замерла за спиной посланника, а доверенный султана начал кланяться, преувеличенно жестикулируя.

Ричард расположился в укрепленном каменном дворце, который прежде принадлежал Каракушу, наместнику Саладина. Сейчас Каракуш обрел новый дом — он сидел прикованный к стене в камере без окон, предназначавшейся для мелких воришек и убийц домашнего скота. Жилище бывшего наместника, которое можно было сравнить с огромной тронной залой, Ричард теперь использовал как опорный пункт. Зала была богато украшена; повсюду сверкали канделябры, на полу лежал роскошный бархатный ковер, на стенах — богатые гобелены и фрески с запечатленными на них сценами сражений сарацин с франками. И хотя эта зала не совсем напоминала тронный зал в Лондоне, она, тем не менее, являлась более достойным местом средоточия власти для завоевателя Палестины, нежели забрызганный грязью шатер посреди скалистого берега.

Рядом с Ричардом стоял Уильям, облаченный в свои лучшие доспехи, как того требовал дипломатический прием подобной важности. Его заклятый враг Конрад, который поверх грязной хламиды набросил красный плащ, с угрюмым видом поглядывал на короля из дальнего угла залы. Маркграф Монферрат не видел большой пользы в дипломатии и, несмотря на общепринятый протокол, не счел необходимым переодеться перед встречей со ставленниками врага. Ричарду, разумеется, было совершенно наплевать на присутствие Конрада, а тем более на его внешний вид: пусть хоть голым явится на встречу с эмиссарами Саладина. Для себя король решил, что лучше всего вообще забыть о присутствии высокомерного маркграфа. В зале собралось достаточное количество придворных и военачальников, чтобы Ричард мог не обращать внимания на вызывающего раздражение человечка и при этом не казаться откровенно грубым.

Из членов верховного совета Ричарда отсутствовал только французский король Филипп. К сожалению, он стал жертвой того же самого «лагерного» тифа, который несколько недель назад чуть не унес жизнь Ричарда Львиное Сердце. Пока Филипп медленно выздоравливал, его свита уже поговаривала о том, что французский король, как того требовала честь, и так много сделал для завоевания Святой земли. Акра пала, и теперь поход Ричарда на Иерусалим был всего лишь вопросом времени, поэтому Филипп через пару недель планировал вернуться в Европу. Что, разумеется, было Ричарду Львиное Сердце только на руку. Несмотря на то что Филипп проявил себя за последние несколько месяцев длинного перехода по суше и морю верным союзником, Ричард не имел ни малейшего желания делить титул завоевателя Иерусалима с кем бы то ни было. Оно и к лучшему, что Филипп возвращается в Европу и оставляет Ричарда одного исполнить свое предназначение, ведь до окончательной победы над язычниками оставался один решительный шаг. К тому же отъезд французского короля в итоге положит конец шуточкам, которые, насколько было известно Ричарду, кое-кто из воинов тайно отпускал в его адрес. Временами Ричарду казалось, что легкий юношеский флирт с красавцем Филиппом будет преследовать его бесконечно.

После того как посол закончил витиеватое приветствие на превосходном беглом французском, Ричард перешел прямо к делу.

— Ваш султан выполнил мои требования? — осведомился король.

Посланник Саладина кивнул своей свите, и арабские солдаты открыли сундуки. Они были набиты блестящими золотыми динарами, украшенными арабской вязью, которая, как недавно узнал Ричард, являлась нечестивыми стихами из священной книги язычников. Плевать. Если монеты переплавить в слитки, все следы святотатства безбожников канут в кузнечном горне.

Наблюдая за своими сановниками, которые в изумлении уставились на чудесные дары, принесенные из вражеской казны, Ричард понимал, что предлагаемые деньги никак не составляют затребованную сумму в двести тысяч динаров. Именно в такую сумму оценивалось имущество Саладина — в этом под пытками признался прежний незадачливый правитель Акры.

Посланник покаянно склонил голову, подтвердив подозрения Ричарда, что эта добыча намного меньше ожидаемого выкупа.

— Султан сожалеет, что не смог собрать целиком такую огромную сумму, — с характерным гнусавым акцентом извинился посланник. — Но в знак проявления веры он посылает сокровища, составляющие десятую часть того, что ваше величество затребовало в своем последнем сообщении.

Ричард вновь взглянул на своих придворных, которые чуть ли не пускали слюни при виде золота. Он понимал, что они готовы довольствоваться предложенным, и почувствовал, как от презрения в нем поднимается желчь. Именно жадность и недальновидность поставили прежнее королевство крестоносцев на колени. Ричард осознавал: чтобы дать толчок развитию своей новой власти против мусульманских захватчиков, он обязан показать и людям Саладина, и своим придворным, что он человек, отвечающий за свои слова.

— Я высоко ценю щедрость султана, но мои условия предельно ясны. Этой толики недостаточно, — ответил Ричард, наблюдая, как вытягивается лицо посланника, осознавшего, что его надежды на мирное улаживание вопроса не оправдались. Ричард кивнул своей облаченной в доспехи страже, которая встала перед мусульманской делегацией. — Прошу на минуту извинить меня, уважаемый посол. Мне нужно переговорить со своими советниками.

Эмиссар склонил голову. Его со свитой вывели в небольшую переднюю. Когда дубовая дверь закрылась, Ричард повернулся, его взгляд упал на Уильяма.

— Давай, по крайней мере, освободим женщин и детей, — предложил Уильям своим обычным бесстрастным тоном. — Мы должны в ответ на его жест доверия ответить своим.

Конрад сплюнул к ногам Уильяма лист бетеля, который до этого жевал.

— У безбожников нет веры, — проворчал он. — Поэтому их и называют безбожниками.

Ричард с интересом наблюдал, как Уильям пытается сдерживать закипающий в нем гнев. Несмотря на то что он любил Уильяма как брата и всем сердцем презирал Конрада, их перепалка, тем не менее, доставляла ему истинное удовольствие.

— Лорд Конрад поражает своей образованностью, — прошипел Уильям. — Вероятно, он даже умеет читать и писать?

«Так ему!» — подумал Ричард.

— Однажды я напишу на надгробии твое имя!

Браво! Конраду впервые удалось дать достойный ответ главному королевскому рыцарю. Но как ни увлекательно было наблюдать за этой стычкой, Ричард понимал, что должен положить конец их препирательствам и вернуться к делам насущным.

— Довольно! — велел он, и оба дворянина, перестав испепелять друг друга взглядами, повернулись к королю.

Первым заговорил Конрад:

— Ваше величество, мы только начали нашу кампанию. Необходимо проявить твердость, иначе безбожники осмелеют.