— А чем бы ты занимался, если бы на тебя не давила корона?

Ричард повернулся к ней, его глаза внезапно загорелись.

— Я часто спрашивал себя об этом с тех пор, как прибыл в Палестину. Скорее всего, я был бы художником.

Меньше всего Мириам ожидала услышать такой ответ.

— Ты… рисуешь?

На лице молодого монарха засияла озорная улыбка. Он подошел к кровати, сунул руку под шелковое одеяло, подбитое пухом, и достал свиток. Затем, чуть помешкав, король протянул свиток девушке. Мириам взяла его и намеренно присела на кровать. Развернув свиток, она удивленно уставилась на сделанный голубыми чернилами набросок. Как она догадалась, на бумаге была изображена Дева Мария с Христом на коленях. Набросок был выполнен довольно искусно, но больше всего Мириам поразило печальное лицо Богородицы.

Это было лицо Мириам.

— Поразительно! — восхитилась Мириам, стараясь не обращать внимания на холодок, пробежавший по спине.

— Никто никогда этого не увидит, только ты, — сказал Ричард. Сейчас он был похож на ребенка, который обрадовался, что наконец-то нашел, с кем поделиться особой тайной. — Придворная знать вряд ли захочет видеть на месте короля художника.

Да, не захочет, ведь им нужен безжалостный убийца, который не щадит ни женщин, ни детей.

— Я сохраню твою тайну, — пообещала Мириам, разыгрывая робкое удовольствие от того, что ее допустили в святая святых.

Ричард улыбнулся, и в этой улыбке девушка уловила тень его обычного высокомерия.

— Как ты сохранила мои военные планы?

Мириам замерла. Неужели он знает, что она в ответе за падение Аскалона? Если знает, то игра, в которую она ввязалась, закончится очень печально.

Но Ричард рассмеялся, и смех его был искренним.

— Не бойся. Я восхищен твоей храбростью еще с тех пор, как ты во время своего первого визита вторглась в палатку моего полководца.

Отлично. Он продолжает думать о том постыдном случае, когда она попалась в его ловушку. Похоже, он остается в блаженном неведении, что ее способности к шпионажу претерпели значительные изменения в лучшую сторону в сравнении с первыми робкими попытками.

Ричард пожал плечами и присел рядом с ней на кровать. Мириам почувствовала, как учащенно заколотилось сердце. Но она велела себе: «Сосредоточься!»

Ричард забрал рисунок, свернул бумагу и положил свиток на прежнее место.

— Как бы там ни было, твой султан разгадал мой обман. — Ричард замолчал и погрустнел. — Очевидно, он гений военной тактики. Я полагал, что меньше всего он будет ожидать, что я двинусь завоевывать Аскалон. Я, безусловно, должен учитывать его талант в своих дальнейших планах.

Мириам коснулась руки короля.

— Я слышала, что способность учиться на ошибках есть мерило королевского величия, ваше величество.

Ричард взял ее за руку и пожал. Она выдавила робкую улыбку. Его прикосновение было неловким, как будто он не привык прикасаться к женщинам.

— Зови меня Ричард. С тех пор как я покинул Англию, меня никто не называл по имени.

Мириам опустила глаза, изображая внезапную застенчивость.

— Хорошо, Ричард.

Ричард наклонился, его лицо оказалось в опасной близости от ее лица. Она видела его пылающие щеки, глаза, в которых проглядывал страх — страх ребенка, ступившего в воду, чтобы получить свой первый урок плавания.

— Я устал от этой войны, Мириам, — мягко произнес он. — И мне так одиноко. Уильям был моим единственным другом, но я, скорее всего, больше никогда его не увижу.

Он коснулся ее волос, и Мириам, не в силах сдержаться, поежилась. К счастью, Ричард неверно истолковал причину ее неловкости.

— Ты любишь его, да?

Мириам, понимая, что она идет по тонкой грани, отделяющей соблазнение от беды, старалась тщательно подбирать слова.

— Люблю, но думаю, нам не суждено быть вместе.

Казалось, Ричарда удовлетворил ее ответ. Он был похож на правду, а Мириам выглядела верной и преданной возлюбленной, которая в то же время не исключала других возможностей.

— Я могу тебя попросить, Мириам?

— Проси.

Ричард погладил девушку по щеке, истолковав ее румянец как проявление робости. Он и не думал, что в ней клокочет скрытая ярость.

— Забудь его на одну ночь.

— Ричард…

Рыжеволосый юноша прижал палец к губам Мириам, пресекая нерешительные протесты. Она почувствовала, как дрожит его палец у нее на губах.

— Мы оба вдали от тех, кого любим, — произнес он, понизив голос до шепота. — Мы втянуты в безжалостную войну. Я уже целую вечность не знал любви, не чувствовал нежного прикосновения. Неужели мы не можем провести одну ночь как мужчина и женщина, без давящего на нас бремени истории?

И Ричард поцеловал ее.

Когда Мириам очутилась в его объятиях, она мысленно представила перед собой Саладина.

Когда с обязательным пунктом было покончено, Мириам лежала в кровати Ричарда и рассматривала складки малинового шатра над головой. Ричард Львиное Сердце, прильнув к ней, спал — подействовали лекарственные настои из травы, которые она ему давала, и изнеможение, которое всегда бывает у мужчин по окончании любовного акта.

Мириам продолжала убеждать себя, что у нее не было выбора. Единственный способ гарантировать себе жизнь в роли пленницы — завладеть сердцем Ричарда. Но сейчас, когда они перешагнули границу, Мириам поняла, что статус королевской любовницы будет ей на руку и в кое-чем другом. Ричард явно недооценивает ее способности и не верит в преданность иудейки султану-мусульманину. Это заблуждение можно обыграть таким образом, чтобы ее народ получил решающее преимущество.

Она сделает вид, будто очарована одиноким Ричардом, и воспользуется своим статусом наложницы, дыбы выведать самые потаенные секреты франков. Это не только поможет ей сохранить жизнь в компании варваров, но и даст шанс людям, которых она любит, противостоять безжалостным захватчикам.

Мусульмане верят, что рай находится под сенью мечей. Но ей-то лучше знать. Ее народ многие века находился под сенью враждующих креста и полумесяца, и нет там никакого вечного сада, лишь зыбучие пески и неистовые воды. Но не это главное. Мириам больше не верила в мифические обещания. В мире предательства и смерти единственный рай тот, который ты построил своими руками. Отныне она не будет уповать на прихоти Бога, который ее спасет. Она сама примется за дело.

Мириам отдавала себе отчет, что ее предупреждение об Аскалоне изменило ход войны. Этим фактом она очень гордилась, хотя понимала, что история, возможно, никогда не узнает, что крестоносцы потерпели сокрушительное поражение благодаря тщательно подобранным словам одной неизвестной еврейки. И она сделает все от нее зависящее, чтобы загнать этих чудовищ в море.

Но когда Мириам, лежа в объятиях мясника, почувствовала, как его теплое, липкое семя, словно ядовитый гной, заполняет ее лоно, девушка едва сдержала рвоту. Ей стало не по себе при мысли о том, что она натворила. Пытаясь примириться с собственным выбором, она вспомнила свою любимую притчу из Библии. Притчу об Эсфири, еврейской девушке, притворившейся персидской принцессой и разделившей ложе с чужеземным королем, чтобы спасти свой народ.

Может быть, она будет новой Эсфирью, героиней, которая сносила ласки врага, чтобы вмешаться в Божий промысел и спасти избранных и их союзников. Однако эта спасительная мысль тут же была перечеркнута ужасным предчувствием. Несмотря на все свои старания, Мириам не могла отделаться от мысли, что путь, на который она ступила, ведет к одному. К смерти.

Маймонид сидел за столом султана рядом с Уильямом. В течение двух последних недель Саладин каждый вечер ужинал с рыцарем. Время от времени они трапезничали только вдвоем. Иногда султан приглашал присоединиться к ним избранных советников. Сегодня он в третий раз пригласил на ужин раввина. В этом не было бы ничего удивительного, если бы раньше Саладин не предпочитал ужинать один, за исключением тех случаев, когда требовалось его присутствие за столом, чтобы обсудить насущные военные вопросы. Или того требовала дипломатия. Маймонид начал понимать, что султан, будучи всегда погружен в кипучую деятельность, считает ужин единственным временем суток, когда он может побыть один, собраться с мыслями. По крайней мере, до того, как каждая минута его ежедневного графика не была посвящена войне, все было именно так.