— Мой любимый цвет! — радостно воскликнула я, обхватив его плечи и крепко поцеловав. — Спасибо.

— Тина, а ты носишь тот кулон, который я тебе подарил на День святого Валентина? — вдруг спросил Северус, когда я немного отстранилась от него.

— Конечно, — я провела рукой по шее, подцепила цепочку и, подняв кулон, показала его. — Я его и не снимала с того самого дня. Он такой удобный, я почти его не чувствую. И в глаза не сильно бросается. Как же ты угадал с подарком!

— Мне приятно это слышать, — тепло улыбнулся он, но тут я внезапно вспомнила, что мы сильно ушли от первоначальной темы нашего разговора.

— Северус, ты совсем отвлёк меня от возмущения по поводу плачущей старшекурсницы в твоём кабинете! — уже наигранно возмутилась я, присев на его рабочий стол, и Северус рассмеялся в ответ, осознав, что всё равно не сможет избежать этого разговора.

— Я не специально, любимая! — он тоже подошёл ко мне поближе, и в этот момент я была готова растаять от его тёплой улыбки. — Кстати, возмущаться как раз нужно мне, ведь причиной этих слёз явилась ты!

— Что? — удивлённо переспросила я, не веря своим ушам. — Она что, узнала, что ты сделал мне предложение?

— Нет, Тина! — снова рассмеялся Северус, приобняв меня за талию. — Хватит меня ревновать, я весь твой, целиком и полностью!

— Тогда в чём дело? — недоуменно спросила я, всё же улыбнувшись его последним словам.

— Тина, Селестина Роджерс — одна из немногих отличниц по моему предмету, а ты поставила ей за два последних эссе «Слабо» и «Удовлетворительно». Кстати, когда ты успела изучить программу седьмого курса?

— Не знаю… — удивлённо протянула я, но это действительно было похоже на правду. — Просто я как-то втянулась в проверку твоих работ, нашла пару дополнительных учебников… Северус, я прекрасно могу работать с информацией, когда мне это нужно, и если я поставила ей такие отметки, значит, было за что. Неужели ты даже не заметил, что половину работ старших курсов в последние дни проверяла я, а не ты?

— Вот я тоже крайне удивлён этим обстоятельством! — Северус изумлённо посмотрел на меня, словно вдруг увидел во мне совсем другого человека. — Тина, я видел её работу. И я видел твои исправления. Тебе не кажется, что в последнее время ты сильно… придираешься? Я обычно даже за помарку не считаю то, что ты выделила, как ошибку. Ты портишь мой авторитет доброго и справедливого преподавателя!

— Подожди минуту! — именно в этот момент я внезапно осознала всю несуразность происходящего. — То есть ты хочешь сказать, что я сильнее тебя придираюсь к работам студентов? Тебя, кто со всего нашего курса только иногда ставит «Превосходно» и только одному человеку — Гермионе Грейнджер?

— Именно! — согласился Северус, и на меня вдруг начала накатывать новая волна возмущения.

— Знаешь, что, дорогой и любимый, во-первых, ты сам попросил меня помочь с домашними заданиями, никто тебя не заставлял! — он собрался уже возразить мне, но я не дала ему такой возможности и продолжила возмущаться: — А во-вторых, чем ты вообще думал, когда просил меня заняться проверкой работ?! Я же тебе вроде рассказывала, как трудно было Тому, который учился у меня на кафедре, а потом и в ординатуре. Я смогла завалить на экзамене человека, который просто блестяще знал весь материал. И что-то я не помню, чтобы я вообще когда-нибудь ставила в своей жизни «Отлично», то есть в вашей системе «Превосходно».

— Тина, но нельзя же настолько строго относиться к этому! — всё же попытался возразить мне Северус.

— Почему? — невозмутимо поинтересовалась я, скрестив руки на груди. — Обычно, помимо студентов, у меня было по паре операций в день, огромная кипа историй болезней, которые нужно было заполнить, и десяток ординаторов, работу которых тоже нужно было проверять, и плюс ещё заведование отделением и чтение лекций на кафедре, а в сутках всего двадцать четыре часа, к великому сожалению! Я привыкла очень грамотно распределять своё время и усилия, и если уж берусь за что-то, то делаю это максимально быстро и качественно, чтобы потом не переделывать. А со студентами я вообще не церемонилась, я могла отдать работу на переписывание, если мне не понравилось всего одно слово. Так что делай выводы.

Северус изумлённо посмотрел на меня, не в силах даже слово сказать на мою длинную, полную возмущения тираду, и я решила немного смягчить ситуацию:

— Северус, если ты считаешь, что мои отметки необъективны, то ты в полном праве их исправить, твои же студенты…

— Да, конечно… — наконец к нему вернулся дар речи, но изумление ещё не ушло из взгляда.

— Северус, я так строго относилась к студентам, потому что эти люди через год или два начинали уже оперировать сами, и лучше я их завалю и заставлю доучить что-то, чем потом их незнание выльется в чью-то смерть на операционном столе или в реанимации.

— Но, Тина, сейчас ты проверяешь работы школьников, — заметил Северус, видимо, всё же поняв мою точку зрения. — И хотя мой предмет тоже весьма ответственный, и при неправильно сваренном зелье тоже можно наделать немало неприятностей вплоть до плачевного исхода, но… всё же нужно быть немного гибче. Мягче.

— Вот уж не думала, что когда-нибудь услышу от человека, пятнадцать лет слывшего самым придирчивым профессором в Хогвартсе, такие слова! — изумлённо рассмеялась я в ответ, снова приобняв его за плечи. — Ладно, я поняла тебя. Но и ты меня пойми: моя манера проверки студенческих работ сложилась давно и вряд ли изменится. Так что лучше тебе теперь самому заниматься этим.

— Вот уж нет! — теперь была очередь Северуса возмущаться, однако его руки по-прежнему крепко обнимали меня за талию. — Я уже привык, что мы так быстро заканчиваем, и я могу весь вечер и ночь проводить время с тобой, а не проверять работы.

— Тогда тебе стоит смириться с моей системой оценок, — со смехом в голосе ответила я.

— Нет. Давай договоримся, что ты будешь только исправлять ошибки, а оценки я буду расставлять на своё усмотрение, — тоже рассмеявшись, предложил Северус, и я поцеловала его в знак согласия. — Кстати, Тина, а зачем ты вообще спустилась ко мне в такое время?

— Да! Это как раз самое интересное! — я вдруг вспомнила первопричину посещения мной подземелья, и на меня опять начала накатывать волна раздражения, но в этот раз я решила быть… гибче. — Северус, я, кажется, оставила кое-что в классе Зельеварения. Не мог бы ты открыть его мне?

— Я не находил ни одной твоей вещи, Тина… — явно почувствовав неладное, с сомнением в голосе протянул он, но я даже не собиралась сдаваться.

— Может, ты плохо смотрел? — ласково поинтересовалась я и, легко его поцеловав, добавила: — Пожалуйста, давай прогуляемся до класса, это очень важно для меня!

— Если ты так настаиваешь… — прошептал Северус и страстно поцеловал меня.

Хоть мне и нравились поцелуи любимого мужчины, но я совсем не собиралась забывать о своей цели, поэтому немного отстранилась от него спустя несколько мгновений, и тому не оставалось ничего иного, как проводить меня до кабинета, где проходили занятия по Зельям, и отпереть его для меня. Как только я попала внутрь, то сразу же оглянулась по сторонам и моментально наткнулась на причину моего сегодняшнего террора со стороны друзей и сокурсников.

Действительно, за преподавательским столом висел довольно большой кусок пергамента, на котором были готическим шрифтом написаны числа и дни недели, образовывавшие двенадцать прямоугольников. И одиннадцать дней в одном из них уже было зачёркнуто. Я быстрым шагом подошла к календарю и, развернувшись к зельевару лицом, ткнула пальцем в бумагу и разгневано спросила:

— Что это?!

Северус громко рассмеялся, сразу поняв, что ничего я не забывала в его кабинете и единственной моей целью прийти туда был именно этот календарь.

— Календарь, — просто ответил он, перестав ненадолго смеяться.

— Северус, меня сегодня семнадцать, СЕМНАДЦАТЬ, раз спросили, зачем ты его повесил! — наконец вся накопившаяся за день злость выплеснулась наружу, но Северус лишь с искренней улыбкой невозмутимо смотрел прямо мне в глаза. — Ты можешь ответить мне на этот вопрос?