— Надо заставить пламя сожрать самое себя, — авторитетно заявила Гермиона, но Том повернулся к ней и приподнял одну бровь.

— Да, в моё время тоже писали что-то подобное в книжках, но вы, мисс Грейнджер, сами-то можете представить, как вы заставите такую тёмную магию, обладающую интеллектом, уничтожить самоё себя? Есть способ проще…

— Я больше не знаю способов, — потупив глаза, ответила она, а на лицах остальных было написано неподдельное изумление, ведь чтобы Гермиона, да чего-то и не знала…

— Том, я тоже не знаю, — оживлённо добавил Дамблдор. — Ты бы не мог ответить на этот вопрос?

— Мог бы… — задумчиво протянул он и вновь повернулся ко мне и, ядовито улыбнувшись, сказал: —…если профессор Реддл попросит прощения за свой разгромный опрос накануне.

— Что?! — разгневанно воскликнула я, абсолютно не ожидая подобного хода. — Я не буду ни у кого просить прощения, даже не мечтайте!

— Тина! — почти впадая в истерику, крикнула Гермиона. — А если меня такое спросят на экзамене?! А если я не смогу показать какое-то заклинание, и…

— Гермиона, серьёзно?! Чтобы ты и не смогла…

— Тина, пожалуйста!.. — да, видимо, мысль о грядущих экзаменах так отравляла умы студентов, что даже такая отличница, как Гермиона, готова была зареветь от мысли, что она чего-то не знала.

— Гермиона, я не буду просить у него прощения и точка! — уже более строго произнесла я, но тут справа опять раздался гаденький голос:

— Надо же, профессор Реддл, неужели ваша гордость вам важнее друзей?..

Закрыв глаза, я глубоко вдохнула, а потом открыла их и посмотрела сначала на готовую биться в истерике Гермиону, затем на Невилла, но у всех была такая мольба во взгляде, что я процедила:

— Ненавижу тебя, мерзавец… но прости, что я так набросилась в обед, я не должна была так сильно отчитывать тебя за то, что ты не знал каких-то нюансов.

— Конечно, так себе извинение, но я его принимаю, — посмеиваясь, проговорил Том, а я зло посмотрела на него, а затем быстрым шагом подошла к Лестату, сидевшему всё это время неподалёку, распахнула его чёрный пиджак, достала из внутреннего кармана сигареты и, прикурив одну золотой зажигалкой, жадно втянула табачный дым, чтобы хоть как-то снять накопившийся стресс.

— Тина, ты же обещала мне, что не будешь курить в школе! — возмутился Дамблдор, заметив меня с сигаретой в зубах, и я, действительно припомнив за собой такое обещание, обречённо протянула:

— Чёрт, прости, я совсем забыла…

— ЧТО?! — на весь лазарет воскликнул Том, мигом повернувшись ко мне, а его глазах в это время полыхало действительно Адское пламя. — Давно ли ты куришь?!

— Я недавно бросила курить… почти девять месяцев назад…

— Ой, Тинь-Тинь, так ты всё-таки бросила? — удивлённо поинтересовался братец, и после этих его слов взгляд Тома стал ещё злее, если это, конечно, вообще возможно.

— Немедленно убери это из своего рта, — не на шутку рассердившись, приказал он, мигом подскочив ко мне, но я сделала шаг назад и взяла сигарету в руки, чтобы он не смог её отнять.

— А то что? — дерзко парировала я, а в это время ноздри Тома яростно раздувались, а оконное стекло стало предостерегающе позвенивать, как перед торнадо. — Я взрослая девочка и могу делать что хочу!

— Я три часа оперировал тебя не для того, чтобы ты сейчас травилась этой гадостью, — тихо, почти шипя проговорил он, а стекло зазвенело чуть громче, накаляя до предела обстановку. — Так что будь умницей и потуши сигарету…

Но в моей душе вдруг разгорелась такая злость, такой гнев, ярость, что я прокричала в ответ:

— И не подумаю! Хватит, я устала от твоего деспотизма! Ты всё время, ВСЁ ВРЕМЯ что-то мне запрещаешь! Это не пей, то не надевай, туда не ходи, с тем не разговаривай! Так было сорок лет назад, и сейчас всё то же самое! Ты уже не мой муж, так что я не обязана тебя слушаться!

— Да как будто когда я был твоим мужем, ты меня слушалась?! — взревел Том, и откуда-то вдруг потянул ветер, а страницы открытого Тонкс учебника сами собой перелистнулись. — Всё это было только ради твоего блага, упрямая девчонка!..

— Ради моего блага?! — издевательски повторила я. — Нет, это было только ради твоего непомерного эго! Ты всё время считал меня своей куклой, всё время пытался спрятать, переделать под свой нрав! А я не кукла, чёрт побери, я живой человек! Я всегда любила алкоголь и пила его, пока ты не вмешался! Я курила десять последних лет, и никто, даже ты, не посмеет запретить мне это делать! Я…

— Да неужели?! А если в твою дурную башку придёт колоться наркотиками — я тоже должен буду стоять в сторонке и умиляться?! Это ты всегда думала только о себе! Ты никогда не думала о том, что чувствуют другие! Ты легко забыла меня и выскочила за Северуса, а я кровью истекал на твоей могиле!

— Мне уже пришло это в голову, — подойдя к нему вплотную, тихо процедила я, неотрывно смотря в угольно-чёрные глаза, но меня всё равно было хорошо слышно в звенящей тишине. — Целый год в ординатуре кайфовала от героина, ведь только так можно было вернуться в воспоминания… о… нас. И не смей мне больше говорить, что я легко тебя забыла, это не так. Я тогда чуть не умерла от передоза, и только благодаря Лестату я сейчас стою перед тобой…

И, положив сигарету в рот, я глубоко затянулась, а потом бросила окурок в сторону и резко выдохнула Тому прямо в лицо.

То, что произошло дальше будет описать довольно сложно. Одновременно все окна в лазарете разлетелись на мельчайшие осколки, больно ударяя по коже и царапая её. Том же резко схватил меня за правое предплечье, а потом притянул к себе и насильно впился в меня так, что прокусил мою губу. Хотя трудно сказать, кто кого поцеловал первым, потому что я почти одновременно дёрнулась к нему. Я сделала один судорожный вдох, а потом так же неистово ответила ему на поцелуи, вцепившись в сильные плечи. В этот момент было такое ощущение, что я была не в руках человека, пусть даже и очень сильного; я была в лапах зверя, опасного, дикого хищника, готового растерзать меня в любую секунду. Никогда ещё до этого Том не был так зол, как в тот момент, даже когда я скатилась полуголая и пьяная со склона Альп. И никогда ещё до этого я не могла прочувствовать его эмоции, как тогда.

Он действительно ненавидел меня в этот момент. Он действительно любил меня в этот момент. И я чувствовала всё то же самое. Мы как будто горели на костре, горели вместе, и никто не мог бы потушить это пламя. Даже мы сами.

— Ты больше никогда, слышишь, никогда не прикоснёшься к героину, — шёпотом, но чрезвычайно жёстко и властно произнёс он, отстранившись от меня на несколько сантиметров, а я вдруг почувствовала, что не могу жить без своего тирана. — Мне абсолютно наплевать, за кем ты сейчас замужем и кто твой муж. Ты меня слышишь, плевать! Но ты не посмеешь прикоснуться ни к героину, ни к сигаретам, ни к абсенту. Всё ясно?

— Да, — выдохнула я, совершенно потеряв силу воли, как будто он наложил на меня Империус.

— Повтори, — жёстко приказал Том, всё ещё испепеляя меня взглядом, и я послушно выдохнула:

— Я никогда я не прикоснусь к героину, сигаретам и абсенту. Никогда…

Том посмотрел на меня примерно минуту или около того, а потом неожиданно прошептал:

— Стерва, что же ты со мной делаешь?.. — и снова жадно впился в мои мокрые от крови губы. Подхватив меня на руки, он сделал пару шагов вперёд, а затем посадил на подоконник, усыпанный стеклянной пылью, и крепко обнял за талию. — Стерва, что же ты со мной делаешь?.. Я не могу без тебя, ты — это всё, что у меня есть. Я не могу без тебя…

Услышав это, я только сильнее ответила на очередной поцелуй, а из глаз брызнули слёзы. А причина была банальной до безобразия: я действительно была единственным родным человеком у Тома… так же, как и у Северуса. И от осознания своей никчёмности слёзы уже сплошным потоком хлынули из глаз, и Том, почувствовав их, снова отстранился от меня и с болью посмотрел мне в глаза.

— Прости…