— Ну, что вы, разве можно сравнивать…

— А почему не сравнивать? Ведь правда!

— Не скромничай, Надя, — оказала Оля, — и не притворяйся, сама знаешь, что хорошо вышло.

— Никому так не хлопали, как вам. Так аплодировали, что можно было оглохнуть.

— Все говорят — хорошо да хорошо, а мне самой кажется, что слабо получилось. Можно было лучше прочитать, да не вышло: в одном месте я текст чуть не позабыла — ну, и растерялась. С тона сбилась, с темпа — одним словом. Чуть-чуть не провалилась.

— Все это неправда, — возразил Володя. — Я готов доказывать, готов спорить на что хотите…

— Не тратьте зря времени, ничего не докажете, — прервала его Оля. — Я Надю знаю — она же на похвалу набивается.

— Оля! Ты просто обижаешь меня!

— Я?! Тебя?! Никогда! Не сердись, я же пошутила.

Оля бросилась к подруге и крепко обняла ее.

Снова заиграла радиола. Надя так была уверена, что Карцин пригласит ее, что при первых звуках вальса даже сделала чуть заметное движение к нему, но Володя протянул руку Оле, повел ее в круг и издали приветливо кивнул Наде головой.

Надя осталась одна.

Мимо проносился поток танцующих, но она видела только двоих — Олю и Володю. Она почувствовала себя маленькой обиженной девчонкой. Стараясь не расплакаться, она выбежала из клуба.

В вестибюле возле Наташи никого не было. Надя кинулась к подруге, припала к ее плечу и, часто всхлипывая, расплакалась.

— Что с тобой? Что случилось? — забеспокоилась Наташа.

Но Надя не отвечала и только плакала все сильнее.

Усадив подругу на стул, Наташа сбегала к гардеробщице, принесла стакан воды и заставила ее сделать несколько глотков. Когда приступ плача прошел, Надя сбивчиво рассказала обо всем.

— Значит, ты не послушала нас, понесла билет, не поверила подругам! Теперь всю жизнь будешь вспоминать и краснеть от стыда. Эх, Надя, Надя! Как Ольга убеждала тебя, уговаривала, а ты по-своему повернула!

— Мне обидно, что он… что я его за хорошего считала, — говорила сбивчиво Надя, — а он… он билет взял, а сам ко мне даже не подошел… за весь вечер не подошел… будто я и не существую. Разве хороший человек так поступит? Никогда. И Ольга тоже… Я не думала, что она может вот так… Тоже подруга!

— А разве она знает, что ты его пригласила?

— Нет.

— Так что ж ее обвинять? Она совсем ни при чем. Да. Виновата ты, только ты. Сама ты себя не уважаешь и подруг тоже. А к Ольге и придираться нечего.

— Я ж не знала, что может так быть.

— А голова зачем? Чтобы есть да плакать? Вытри слезы и больше не плачь. Посиди минутку, я сейчас…

— Ты куда?

— Ну, я же сказала — на минутку.

— Я уйду отсюда.

— Никуда не уходи! Слышишь? Никуда до моего прихода.

Наташа торопливо вышла и вскоре вернулась с Олей. Та подбежала к Наде и схватила ее за руку. Надя взглянула и отшатнулась: лицо Оли было бледное-бледное, брови сдвинуты, губа закушена.

— Значит, это правда? Правда?

Надя молчала.

— Ну, чего стоишь, как истукан! Говори, правда это?

Надя кивнула головой:

— Правда.

Оля гневно оттолкнула ее от себя:

— Ты, кажется, из глаз реки пускаешь? Дура, если так! В лицо ему нужно плюнуть — пусть он, маменькин сынок, от злости плачет, а не ты!

Послышались шаги.

— Тише, — предупредила Наташа. — Кто-то идет…

В вестибюль вошел Карцин.

— Оля, я за вами, там игра сейчас интересная…

— За мной? — спросила Оля. На лице ее появилась натянутая улыбка, но глаза были злые и презирающие. — Идите-ка, Володя, сюда на минутку.

Ничего не подозревая, Карцин подошел.

— У меня к вам вопрос.

— Пожалуйста, — ответил Володя.

Оля почти вплотную приблизилась к нему и, заложив руки за спину, спросила:

— Скажите, Володя, Надя приносила вам личный пригласительный билет на вечер?

Карцин недоуменно смотрел на нее, стараясь понять, чем вызван этот странный вопрос.

— Приносила.

— Вы его взяли? — уже без улыбки, сухо спросила Оля.

— А что такое? — все больше недоумевал Карцин.

— Ничего. Только скажите— взяли или нет? — настойчиво уговаривала Оля.

— Взял.

Оля прищурила глаза, чуть склонила голову набок и негромко, с расстановкой отчеканила:

— Девчонка пригласила его как порядочного, он билет у нее взял, а сам за весь вечер даже не подумал подойти к ней. Эх, ты! А еще воспитанного из себя строишь!

— Оля, подождите…

— Чего мне ждать? Радуйся, что я не мальчишка, а то бы… на всю жизнь запомнил…

Не закончив фразу, Оля отшатнулась в сторону, размахнулась и ударила Карцина по щеке.

— Ольга! — вскрикнула Наташа, схватила ее за левую руку и притянула к себе.

А Карцин побледнел, смущенно поглядывал на девочек и чуть двигал ладонью по щеке.

— Я… я не знал, что Надя… — срывающимся голосом заговорил он. — Она сказала — билет вообще от девочек… А прошел я по другому билету, из комсомольской организации мне дали. Не по Надиному. По частным билетам у нас сегодня никого не отпускали… Да, впрочем… дело не в этом.

Володя круто повернулся и вышел. Девушки стояли молча, не глядя друг на друга. Потом Наташа взялась за голову руками и, покачиваясь из стороны в сторону, заговорила:

— Стыд! Какой стыд! Девчонка в третьем ремесленном избила на вечере суворовца! Позор на весь город! Это же хулиганство! Кто же после этого хорошим словом нас помянет? Никто! И правильно. Заслужили. На нас скоро пальцами будут показывать: отходите в сторону, идут трудрезервы.

— А ты не ной! Защитница нашлась! Я бы и Надьке еще влепила…

Наташа резко обернулась к Оле:

— Вот что, Ольга: дружбе нашей после этого конец!

Оля растерянно взглянула на Наташу и пошла к двери.

— И все это из-за меня, во всем виновата я… только я одна! — прошептала Надя и пошла вслед за Олей. — Ну почему я такая дура? Почему?

Когда вечер закончился и гости разошлись, Наташа нашла Батурина и сказала, что ей срочно нужно поговорить с ним. Прошли в комитет комсомола.

— Товарищ Батурин, вы, конечно, ничего не знаете. Сегодня на вечере произошел позорный случай, — прямо от порога заговорила Наташа, словно стараясь поскорее избавиться от тяжелого груза.

Торопясь, она подробно рассказала Батурину и о Надином билете и об Олином поступке.

— Да, случай неприятный. И опять отличилась восьмая группа! Так вы считаете, что суворовец не виноват?

— Нисколько. Виновата Писаренко.

— Вы с ней говорили?

— Нет. И не буду. Я после этого с ней поссорилась. Наверно, насовсем.

— Вон как! А напрасно.

— Нет, не напрасно. Мне надоели ее дикие выходки.

— А вы бы лучше помогли, чтоб подобных выходок у ней не случалось… Да… Поступок Писаренко отвратителен, и она должна извиниться перед Карциным. А вы, близкая подруга Ольги, обязаны убедить ее в этом, доказать, что она — неправа и что другого честного выхода нет. Не рвать нужно дружбу, а укреплять. Забудьте о своем разладе с Писаренко, сделайте вид, что его не было. Втолкуйте ей, что этот ее поступок оскорбляет не только Карцина, но и ее, и вас, и вообще все наше училище… И еще я вам, Наташа, должен сказать: Ольге Писаренко нужно быть в комсомоле. Вы комсомолка, не отгораживайтесь от нее, а ведите за собой. Понимаете? Ведите!

Надя, Наташа и Оля жили втроем в одной комнате.

Когда Наташа пришла домой от Батурина, свет в комнате был уже выключен. Думая, что обе девушки спят, она впотьмах разделась и легла в постель. Но ни Оля, ни Надя еще не спали. Чувствуя себя виноватыми, раскаиваясь в своих поступках, они лежали молча, словно пришибленные происшедшим. Сжавшись под одеялом в комок, сгорая со стыда, Надя думала о завтрашнем дне, о том, что все училище узнает о ее похождениях. с билетом и, конечно, поднимет на смех — ведь смеяться никому не закажешь. «Ну и пусть, пусть смеются! Так и нужно дураков учить, чтоб в другой раз умнее были, не совались куда не надо». Но от этих дум спокойнее на душе не становилось. Ей никак не удавалось отогнать от себя страх, она боялась насмешек товарищей и всем своим существом хотела сейчас, чтобы об этом происшествии никто больше не узнал.