ВОЗВРАЩЕНИЕ

Шефская бригада возвратилась в Чкалов днем. Вместе с ребятами приехал и дедушка Кузьма. Он все еще боялся, как бы Егора не исключили из училища. Посоветовавшись с Анной, старик отправился на денек, чтобы самому поговорить с директором и уладить дело.

Он не разрешил Егору заходить в общежитие, а сразу же, как только сошли с машины, повел его к директору. Колесов тут же согласился принять их, но Егор остался в приемной, а в кабинет вошел один старик.

— Я — дед Егора Бакланова. Учился он у вас почти два года, да беда случилась. Вот я и приехал поговорить о нем.

Колесов усадил дедушку и, выйдя из-за стола, сел рядом с ним:

— Так о чем вы хотели говорить со мной?

— Говорить бы о многом надо. Вот только не придумаю, с чего начать. Сбежал мой внук от вас. Из училища. Учился, учился и сбежал. Нас в землю втоптал, и вам приятного мало. Тут, конечно, мать виновата…

— Простите, а где сейчас ваш внук?

— Егор-то? За дверью там. Дожидается — может, позовут, если надо будет. Так я и говорю — мать. Я ей все время доказывал: пестуешь, Анна, через меру парня, ты жалей его так, чтоб ему и невдомек было. Верно я рассматриваю?

— Правильно, правильно. Именно так и нужно, — одобрил Колесов.

Дедушка Кузьма вздохнул и недовольно махнул рукой:

— Один он у нас. Вот и вышло. Привык завсегда торчать у мамки под бочком, думал — без конца так будет, а у людей-то не у всех мамкино обращение.

— Вы что же, пришли похлопотать за него?

— А как хотите понимайте, только спервоначала выслушайте меня. Я как узнал про все это дело — одно Егору толкую: отвечать тебе придется за свой проступок. Я ему па другой же день сказал: иди, говорю, явись в училище, пускай там сами решают, как с тобой быть дальше. Он давно бы пришел, ну, а там началась эта работа в метеэсе. Теперь вот мы и явились к вам — разберитесь чин по чину, взыщите с него, а только прошу, чтоб на нашей семье поганого клейма не осталось.

— Как вы думаете, сам он понял, прочувствовал свою ошибку? — спросил Колесов.

— Где тут не понять! Как приехали ваши ребята в метеэс да как выяснилось все, и пошла по колхозу о нем дурная слава: дескать, дезертир! Он-то и сам па себя перестал походить. Нас с Анной, его матерью, люди попрекать стали, она-то совсем извелась. И вышло так: убежал парень домой, а тут хоть из дому убегай. Вот какие были у нас дела! Егорка только и вздохнул малость, как начал на работу ходить.

— С охотой ходил на работу?

— Вот что я вам скажу, а вы мне верьте — потому человек я старый и не стану на свою голову понапраслину брать. Ночами он соскакивал да к часам кидался: боялся, как бы не опоздать на работу. Прямо рвался.

— И мастер Селезнев о нем неплохо отзывается. В общем, исключать мы его не будем.

— Правда? Ну, спасибо вам. Теперь хоть людям в глаза глядеть не стыдно будет. А его вы все-таки вызовите и постращайте как следует.

— Угрозы ни к чему не приведут. Это плохой метод воспитания. Но я обязательно побеседую с ним… Дмитрий Гордеевич говорит, что ваш внук хорошо поет и на гармони играет?

Старик безнадежно махнул рукой:

— И не спрашивайте, товарищ директор! Я так думаю, что сейчас ему ни к чему эта самая гармошка. Я совсем не велел брать ее сюда, а он не послушал, захватил с собой… — Дедушка Кузьма перешел на шепот, словно сообщал секрет: — Я увезу ее домой, чтоб здесь и под руками не путалась, людям не мешала и его не отрывала от дела.

— Зачем увозить? Гармонь не мешает. Конечно, не все время нужно заниматься ею, а в меру.

Дедушка Кузьма хотел было что-то возразить, но Колесов извинился и, подойдя к двери, позвал:

— Егор Бакланов, прошу вас сюда.

Егор несмело вошел в комнату и, прикрыв за собой дверь, остановился у порога.

— Поздороваться, наверно, нужно, — строго сказал дедушка Кузьма. — Этого-то не забывай!

Егор покраснел и негромко поздоровался.

— Подойдите ближе и расскажите, только откровенно, все, как было. Почему вы сбежали из училища?

Егор опустил голову и никак не мог найти слова для ответа.

— Ты, Егорка, говори все как есть, ничего не бойся. В молчанку нечего отыгрываться.

— Дома я мало работал. Ну… с непривычки трудно было. Потом ребята обижали. Я и сбежал.

— Обижали ребята? А кто именно?

— Можно сказать, что и не обижали. Не подумал как следует, ну и сбежал.

— Вас трудно понять, Бакланов: то обижали ребята, то не обижали. Вот это уже нехорошо.

— Мазай обижал. Только вы не подумайте, что я вам… я и самому Мазаю могу сказать, и кому угодно.

— Ну, а если мы уволим вас из училища? Как вы на это посмотрите?

Бакланов впервые взглянул на директора и умоляющим тоном стал упрашивать:

— Товарищ, директор, не исключайте! У меня и мама захворала от этого. А на меня ребята и все люди глядят, словно на кулака. И свету белому не рад… И деть себя не знаешь куда!

Колесов слушал Егора, смотрел в его грубоватое, бесхитростное лицо, в его чуть увлажненные глаза и убеждался: паренек ничего не скрыл, все сказал, чем мучился, чем жил эти дни.

— Ну хорошо. Оставайтесь в училище. Я думаю, что вы больше не решитесь на подобный поступок.

— Товарищ директор!..

— Вы гармонь привезли? — неожиданно спросил Колесов.

Не зная, одобряет директор гармонь или нет, Егор немного растерялся:

— Привез. Но я могу с дедушкой ее…

— Зачем же? Запишитесь в кружок самодеятельности. Дело хорошее. Есть же у нас кружки. И училищу на пользу, а вам и подавно. Потом вот еще что. Дмитрий Гордеевич слышал, как вы дома играли и пели. Он хвалит ваши музыкальные способности. Мы договоримся с музыкальным училищем, чтоб вас там послушали. Но к этому разговору мы еще вернемся. Вот и все. Можете идти, Егор Бакланов.

ВСТРЕЧА ДРУЗЕЙ

Вернувшись в училище, Мазай сразу же пошел в общежитие. Дома был один Коля. Он стоял, склонившись над шахматной доской, и решал задачу.

— Долговязому привет! — окликнул его Мазай, бросая на пол вещевой мешок.

Увидев друга, Коля весь просиял, заулыбался и, потирая руки, кинулся навстречу:

— Васька! Вась, здорово! Приехал, да?

— «Приплыли к родным берегам, встречайте героев-матросов…» — продекламировал Мазай и протянул Коле руку. Увидев на своей койке гитару, Мазай помрачнел и, сощурившись, недовольно уставился на Колю. — Это что лежит на моей койке?

— Как — что? Гитара, — недоумевая, ответил Коля.

— Гитара? А что я говорил насчет гитары? Не брать! А ее даже на место не повесили и кинули, как утиль. Кто брал?

— Ольга брала. С девчонками. Вчера только принесла.

Лицо Мазая подобрело. Он взял гитару, пробежал пальцами по струнам.

— Ну, как вы тут живете? Что нового слышно?

— Ничего, Вась, не слышно. Все по-старому. Стой-ка! А ты знаешь, что Ольга суворовца отлупила?

Мазай прекратил игру и насторожился:

— Ольга? Не слыхал. За что же?

Коля подробно рассказал о случае с Володей Карциным.

— Молодец Ольга! Правильно влепила. Надо бы еще добавить. Эх, жаль, что меня не было, я бы ему…

— А Ольга извинялась. Знаешь, Вась, прямо в Суворовское втроем ходили. Наташка, Надька и Ольга. И извинялись. Больше всех извинялась Ольга.

— А ты маленько не приврал?

— Клянусь!

— Вот дуры!

— Я думаю, это Наташка уговорила Ольгу.

— Значит, отлупили, а потом ходили прощения просить! Ну, а он что? Простил?

— Он сказал, что сам виноват. Одним словом, помирились.

— Ну, и пускай мирятся. Мне-то какое дело!

Мазай отвернулся, сел у стола и, не глядя на гитару, начал перебирать струны. Коля немного постоял, не зная, о чем бы еще заговорить с другом, и, вдруг вспомнив, бросился к своей тумбочке. Он нашел там аккуратно обрезанный тетрадный листок и протянул его Мазаю: