Темойн же тем временем продолжал:

– Одна женщина поступила опрометчиво, пытаясь оказать ему сопротивление, вот он ее и удушил.

Джинни так и вспыхнула:

– Скажите, мистер Темойн, если бы этот тип принялся лапать вас, вы бы тоже поступили опрометчиво, оказав ему сопротивление?

– Я же не девушка! – ответил Темойн таким тоном, точно выкладывал на стол козырную карту.

Лиза тактично сменила тему:

– Неплохо бы приступить к делу, доктор Феррами, времени у нас в обрез.

– Ты права.

– Обычно все интервью с заключенными проходят у нас через решетку, – сказал Темойн. – Вы же особо настаивали на том, чтобы вас поместили с ним в одну комнату, и я отдал соответствующие распоряжения. Тем не менее, я прошу вас еще раз все хорошенько взвесить. Очень надеюсь, что вы передумаете. Я уже говорил, что это опасный и необузданный преступник.

Джинни ощутила тревогу, хотя внешне оставалась спокойной.

– Но ведь все то время, что мы будем находиться с Деннисом, там будет охранник?

– Это обязательно. Но все же лично мне было бы спокойнее, если бы вас от заключенного отделяла стальная сетка. – Он плотоядно усмехнулся. – Мужчине вовсе не обязательно быть психопатом, чтоб испытать желание при виде двух таких красивых молодых девушек.

Джинни резко поднялась со стула.

– Ценю вашу заботу, господин начальник. И благодарю. Но нам следует произвести определенные процедуры, в частности, взять кровь на анализ, сфотографировать осужденного и так далее, а сделать это через решетку невозможно. Более того, наше интервью носит весьма интимный характер, и лучше, если между нами и испытуемым не будет никаких барьеров.

Он пожал плечами:

– Ну, как хотите, вам видней. Провожу вас до камеры.

Они вышли из кабинета, снова пересекли раскаленный от солнца двор и подошли к двухэтажному блочному зданию. Охранник открыл металлические ворота и впустил их внутрь. В помещении стояла такая же невыносимая жара, как и на улице. Темойн сказал:

– Передаю вас на попечение мистера Робинсона. Если что понадобится, девушки, обращайтесь. Всегда буду рад помочь.

– Большое спасибо, господин начальник, – ответила Джинни.

Робинсон оказался высоким чернокожим мужчиной лет тридцати. Под мышкой у него висел пистолет в кобуре, на поясе болталась дубинка. Он проводил их в небольшую комнату для допросов, посреди которой стоял стол, а у стены – шесть стульев. Пепельница на столе, в углу автомат для воды – вот и вся обстановка. Пол покрыт серым линолеумом, стены выкрашены таким же цветом. Окон не было.

Робинсон сказал:

– Пинкер будет здесь через минуту, – и пододвинул к столу стулья.

Лиза и Джинни уселись.

Через секунду дверь распахнулась.

16

Беррингтон Джонс встретился с Джимом Прустом и Престоном Барком в «Монокле» – ресторане, расположенном неподалеку от здания сената в Вашингтоне. Было время ленча, и ресторан заполнили люди, со многими из которых они были знакомы лично: конгрессмены, политологи, журналисты, секретари и разнообразные помощники. Беррингтон посчитал, что нет никакой необходимости соблюдать конспирацию. Они были хорошо известными и легко узнаваемыми людьми, в особенности сенатор Пруст с круглой лысой головой и большим носом. Если бы они избрали менее популярное место встречи, какой-нибудь журналистишка непременно засек бы их там и начал распускать слухи о цели столь секретной встречи. Лучше уж пойти туда, где их сразу узнают человек тридцать и подумают, что эти трое собрались обсудить какие-то свои вполне рутинные проблемы, а заодно и пообедать.

Целью Беррингтона было уговорить партнеров не отказываться от сделки с «Ландсманном». Это предприятие с самого начала было рискованным, и вот теперь Джинни Феррами сделала его по-настоящему опасным. Но альтернативой был отказ от всего того, о чем они так долго мечтали. Это их единственный шанс вернуть Америку к старым добрым временам, к расовой чистоте. Еще не поздно, еще можно успеть изменить ситуацию. Мечту о законопослушных, верующих, ориентированных на семейные ценности белых американцах еще можно сделать реальностью. Но всем им уже под шестьдесят, и второго такого шанса может уже не представиться.

Джим Пруст был человеком знаменитым, громогласным и хвастливым, и хотя он часто раздражал Беррингтона, договориться с ним было легче, чем со сдержанным и скромным Престоном, который часто проявлял прямо-таки ослиное упрямство.

У Беррингтона были плохие новости, и он выложил их, как только они сделали заказ.

– Джинни Феррами находится в Ричмонде, у нее сегодня встреча в тюрьме с Деннисом Паркером.

Джим вскипел:

– Какого дьявола ты не остановил эту сучку? – У него был хриплый и грубый голос человека, часто отдающего приказы.

Как всегда в таких случаях, Беррингтон сразу же завелся:

– А что было делать? Связать ее, что ли?

– Ты ее босс или нет?

– Это университет, Джим, а не твоя гребаная армия.

Престон нервно откашлялся и заметил:

– Давайте-ка потише, друзья. – Он носил узкие очки в черной оправе, старомодные, в стиле конца 50-х, и Беррингтон отметил, что теперь такие вновь вошли в моду. – Мы знали, что нечто подобное может случиться. И лично я считаю, что мы должны взять инициативу в свои руки и сознаться во всем, причем немедленно.

– Сознаться? – Джим был вне себя от изумления. – Разве мы замешаны в каком-то преступлении?

– Ну, кое-кто может взглянуть на проблему именно с этой точки зрения.

– Позволь напомнить, что когда ЦРУ опубликовало доклад под названием «Новые направления в развитии советской науки», не кто иной, как президент Никсон, заявил, что это самые тревожные новости, которые когда-либо приходили из Москвы со времени расщепления Советами атомного ядра.

– Доклад мог оказаться «липой», – заметил Престон.

– Но мы-то все решили, что это правда. А самое главное – президент поверил. Помнишь, какая паника тогда началась?

Уж кто-кто, а Беррингтон хорошо это помнил. ЦРУ заявило, что у Советов появилась программа искусственного размножения человеческих особей. И что они планируют создавать талантливых ученых, гениальных шахматистов, выдающихся спортсменов и идеальных солдат. Никсон тогда приказал срочно создать при министерстве обороны специальный медицинский исследовательский центр и запустить аналогичную программу. Особый упор был сделан на создание идеальных солдат. Возглавил этот центр Джим Пруст.

Он немедленно обратился за помощью к Беррингтону. Несколькими годами раньше Беррингтон удивил всех и особенно свою жену Вивви тем, что вступил в армию, – и это когда антивоенные настроения в стране были сильны, как никогда. Он приехал в Форт-Детрик в штате Мэриленд, где занялся изучением проблемы переутомления у солдат. К началу 70-х он стал лучшим в мире специалистом по вопросу наследственности в характере и поведении военнослужащего. У настоящего солдата были выявлены такие обязательные качества, как агрессивность и выносливость. Тем временем Престон, оставшийся в Гарварде, достиг настоящего прорыва в понимании основных принципов и закономерностей функционирования репродуктивной системы человека. И вот Беррингтон уговорил его оставить университет и поучаствовать в великом эксперименте вместе с ним и Прустом.

То было самое счастливое время в жизни Беррингтона.

– Помню, в каком приподнятом настроении мы тогда находились, – сказал он. – Ведь мы были на передовой американской науки, мы делали все, чтобы улучшить нашу страну, направить ее на истинный путь. И лично президент поручил нам столь ответственное задание.

Престон рассеянно ковырял вилкой в салате.

– Времена изменились. И у меня больше нет оснований сваливать все на Никсона. «Я сделал это, потому что меня лично попросил президент Соединенных Штатов!» Сейчас за такие вещи людей отправляют в тюрьму.

– Что это с ним, а? – встревожился Джим. – Да, правильно, задание было секретным. Но в чем сознаваться, Господи Боже мой?