– Не знаю. Я только что проснулась, – ответила Джинни. Должно быть, новости плохие – ясно с первого взгляда.

– Вчера поздно вечером мне позвонил домой мой начальник и приказал прекратить с тобой всякие отношения.

– О нет! – ахнула Джинни. Ей так нужны были файлы ФБР, чтобы доказать, что ее система работает, несмотря ни на что, даже на эту загадочную историю со Стивом и Деннисом. – А он объяснил почему?

– Говорил, будто бы твои методы противоречат всем законам о невмешательстве в частную жизнь.

– Немного странно, что ФБР обеспокоено этим, тебе не кажется?

– Похоже, что и в «Нью-Йорк таймс» придерживаются той же точки зрения. – Гита протянула Джинни газету. На первой полосе красовался заголовок:

ЭТИКА ГЕНЕТИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ: СОМНЕНИЯ, СТРАХИ И СПОРЫ

Ниже шел текст:

Джинни Феррами весьма решительная молодая женщина. Вопреки пожеланиям и предупреждениям своих коллег и даже президента университета Джонс-Фоллз (Балтимор, шт. Мэриленд) она упрямо настаивает на продолжении исследований близнецов с использованием сканированных медицинских данных.

«У меня контракт, – заявляет она. – Они не смеют отдавать мне приказы». Сомнения в отношении этичности ее методов неведомы этой молодой особе.

Джинни почувствовала тошноту.

– Господи, это просто какой-то ужас!… – пробормотала она.

Далее автор статьи, переключившись на другую тему, рассказала об исследованиях человеческих эмбрионов. На восемнадцатой странице, где был помещен конец статьи, Джинни еще раз нашла свое имя.

Новая головная боль для администрации университета – случай с доктором Джин Феррами с психологического факультета Джонс-Фоллз. Вопреки уговорам своего непосредственного начальства, президента университета доктора Мориса Оубелла и виднейшего специалиста в области психиатрии профессора Беррингтона Джонса (оба они пришли к выводу, что работа ее неэтична), она упорствует и отказывается прекращать свои исследования. И похоже, у них нет способа воздействовать на эту особу.

Джинни прочла статью до конца, но в ней ни слова не говорилось о том, что с чисто этической точки зрения к ее работе придраться невозможно. Речь шла лишь о ее упрямстве и категорическом отказе подчиниться требованиям начальства.

Как же это больно и мерзко, когда на тебя вот так нападают! Обида и ярость – вот что испытывала она в этот момент. Точно такие же чувства она испытала много лет назад, в супермаркете в Миннеаполисе, когда вор сбил ее с ног и выхватил кошелек из ее сумочки. И еще ей почему-то было стыдно, хоть она и знала, что почти все журналисты злобны и продажны по своей натуре. Словно она действительно совершила какой-то дурной поступок. И еще ей казалось, что ее раздели догола и выставили на обозрение перед всем честным народом.

– Пожалуй, теперь я не найду ни одного человека, который позволил бы мне сканировать базы данных, – с горечью заметила она. – Хочешь кофе? Надо взбодриться. Не всякий день начинается так скверно, как этот.

– Извини, Джинни, но и у меня тоже неприятности. Тем более, что здесь почему-то замешано Бюро.

Джинни включила кофемолку, и тут вдруг ее осенило.

– Послушай, плевать на эту статью, здесь все вранье. Но как получилось, что твой босс узнал об этом еще до выхода газеты? Ведь ты говоришь, он звонил тебе вчера вечером?

– Может, он уже знал, что выходит такая статья.

– Интересно, кто ж ему рассказал?

– Конкретно он не сказал, но намекнул, что ему звонили сверху. Из Капитолия.

Джинни нахмурилась:

– Тогда здесь явно пахнет политикой. Ну, сама посуди, к чему какому-то конгрессмену или сенатору влезать в мои проблемы да потом еще запрещать ФБР иметь со мной дело?

– Может, это просто дружеское предупреждение от человека, который знал о статье?

Джинни покачала головой:

– В статье о ФБР ни слова. Никто, кроме тебя, не знает, что я пользуюсь файлами Бюро. Даже Беррингтону не говорила.

– Что ж, попытаюсь выяснить, кто звонил моему начальнику.

Джинни заглянула в холодильник.

– Ты завтракала? У меня есть булочки с корицей.

– Нет, спасибо.

– Да и мне тоже есть не хочется. – Она закрыла дверцу холодильника. Что же делать? Что делать? – Послушай, Гита, я полагаю, ты не сможешь дальше сканировать для меня материалы без разрешения начальника?

У нее почти не было надежды – Гита ни за что не согласится. Но, к ее удивлению, та вдруг сказала:

– А ты разве не получила вчера от меня письмо по электронной почте?

– Я рано ушла. А что там говорилось?

– Что я как раз собираюсь заняться твоими материалами. Вчера.

– И ты занималась?

– Да. Поэтому и заскочила к тебе. Сидела над ними весь вчерашний вечер, а потом позвонил он.

Тут вдруг у Джинни вновь появилась надежда.

– И каковы же результаты?

– Отправила их тебе. По электронной почте.

– Но это же замечательно! – обрадовалась Джинни. – Ты сама-то их просмотрела? Много там близнецов?

– Достаточно. Двадцать или тридцать пар.

– Здорово! Это означает, что моя система работает!

– Боссу я ничего не говорила. Просто испугалась и солгала.

Джинни нахмурилась:

– Это ставит тебя в неловкое положение. Что, если он узнает потом, позже?…

– Вообще-то, Джинни, будет лучше, если ты уничтожишь этот список.

– Что?

– Если он когда-нибудь узнает, мне конец.

– Но как же я могу его уничтожить? Ни за что! Ведь он доказывает мою правоту.

Лицо у Гиты вытянулось, стало строгим.

– Ты должна!

– Но это просто черт знает что!… – пробормотала Джинни. – Как я могу уничтожить вещь, в которой мое спасение?

– Считай, что я уже и так сделала для тебя слишком много. – Гита погрозила ей пальцем. – И избавь меня от всего остального. Я выхожу из игры.

Джинни с некоторым злорадством заметила:

– Но ведь я не заставляла тебя лгать боссу.

Гита не на шутку рассердилась.

– Я боюсь! Понимаешь, боюсь!…

– Погоди минутку, – сказала Джинни. – Давай обсудим все спокойно. – Она разлила кофе по кружкам, протянула одну Гите. – Что, если, скажем, ты придешь сегодня на работу и сообщишь своему шефу, что произошло недоразумение? Что якобы ты отдала все распоряжения прекратить сканирование, но позже обнаружила, что оно уже проведено, а результаты отправлены по электронной почте?

Гита держала кружку в руках, но к кофе не прикасалась. И Джинни показалось, что подруга вот-вот расплачется.

– Ты знаешь, что это такое – работать в ФБР? И при этом быть одной из немногих женщин среди крутых мужиков? Они только и ждут предлога, чтобы заявить, что женщина с такой работой не справится.

– Но ведь не уволят же тебя.

– Не надо на меня давить.

Джинни и сама понимала – давить на Гиту бесполезно. Однако все же заметила:

– Да ладно тебе. Как-нибудь прорвемся.

Но Гита не смягчилась.

– Другого выхода нет. Я настоятельно прошу тебя уничтожить список.

– Не могу.

– Тогда мне не о чем больше с тобой говорить! – Гита встала и направилась к двери.

– Постой! – крикнула ей вслед Джинни. – Мы с тобой так давно дружим, может, не стоит…

Но Гита ушла.

– Черт! – пробормотала Джинни. Хлопнула входная дверь.

Неужели она потеряла одного из самых старых и верных друзей? Эта мысль не давала Джинни покоя.

Гита отказала ей. Джинни понимала почему: делать карьеру в таком заведении, как Бюро, молодой женщине очень непросто. Однако пока хуже всего приходится именно ей, Джинни. Ей, а не Гите объявили войну. И их дружба не выдержала этого испытания.

Интересно, подумала она, чего в этой ситуации ждать от остальных друзей?

Чувствуя себя совершенно несчастной, Джинни приняла душ и стала торопливо одеваться. А потом вдруг спохватилась. Она же собирается в бой, так что и одеться надо соответственно. И она сняла узкие черные джинсы и красную майку. Вымыла волосы, высушила их феном. Потом стала тщательно наносить макияж: крем, пудра, черная тушь, помада. Она выбрала черный костюм и светло-серую блузку, прозрачные чулки и дорогие кожаные лодочки. Вынула из ноздри колечко, заменила его маленькой клипсой.