– В противном случае, – добавил Грин, сделав рукою недвусмысленный жест, – пуф!

Сенатор Нэпп, совершенно растерявшись, молчал. Уолтер Мэдисон не смог сдержать улыбки, заметив жест старого еврея, но она пропала, едва тот заговорил.

– Предположим, – произнес он, – что все, о чем вы здесь сказали, возможно. Конечно, гипотетически... Но как вы в таком случае собираетесь поступить с нынешним президентом? По-моему, он вовсе не собирается уходить, а хочет выставить свою кандидатуру на второй срок!

– Ну, это еще неизвестно, – ответил Гамильтон. – Его семья настроена решительно против. И потом не забывайте, что «Дженис индастриз» взяла многие проблемы на себя, освободив его таким образом от забот. Мы очень легко можем вернуть их ему. В конце концов, если он попытается вступить в предвыборную борьбу, то у нас на руках есть медицинское заключение. Оно способно покончить с ним за месяц до выборов...

– И оно соответствует истине?

– Частично, – отвел глаза Гамильтон. – Впрочем, не важно. Главное – что оно у нас есть...

– Я хочу задать вам еще один вопрос, – продолжал Мэдисон. – Если Эндрю будет избран, каким образом вы сможете контролировать сто действия? И как вы его остановите, если он в один прекрасный день попытается от вас избавиться?

– Каждый, кто сидит в президентском кресле, – ответил Гамильтон, – день ото дня все более убеждается в том, что его работа – самая необходимая и самая сложная. И он нуждается в любой, даже мизерной помощи, какую только может получить. Вместо того чтобы от нас отделаться, он будет стараться привлечь нас к сотрудничеству, постарается убедить в том, что наше место с ним рядом, что мы должны вернуться из отставки...

– Из отставки? – смущение Нэппа достигло предела, в то время как Мэдисон, судя по выражению его лица, все понимал.

– Да, отставки, сенатор. Уолтеру это хорошо известно. Вы должны понять всю тонкость нашей тактики. Тривейн никогда не согласится на подобное предложение, если поймет, что оно инспирировано «Дженис индастриз». Наша позиция должна быть предельно четкой. С видимой неохотой, но именно мы будем стоять у него за спиной: ведь он наш человек, такой же продукт рынка, как мы! После выборов мы намерены уйти со сцены и провести остаток наших дней так, как того заслужили. Мы убедим его в этом... Конечно, если он будет нуждаться в нас, то мы всегда здесь, рядом, хотя мы и не хотим, чтобы нас беспокоили. Однако на самом деле никто из нас никуда не собирается уходить...

– И когда он поймет это, – подвел черту Уолтер Мэдисон, – будет уже слишком поздно. Речь пойдет об обычном компромиссе, не так ли?

– Именно так, – подтвердил Йан Гамильтон.

– Мои люди, работающие за закрытыми дверьми, – произнес Грин, – придумали превосходную фразу для предвыборной кампании... «Эндрю Тривейн. Оценка: отлично!»

– Я думаю, они ее украли, Арон! – сказал Гамильтон.

Прочитав статью, Тривейн почувствовал облегчение. Он даже представить не мог, что сообщение о чьей-либо смерти, о жестоком убийстве, может вызвать в его душе радость. Слово это казалось таким неуместным, но это было именно так: словно тяжелый груз упал с его плеч. Заголовок гласил: «Глава подпольного мира убит в предместье Нью-Хейвена – Амбуше».

Далее следовал рассказ о том, как де Спаданте, при транспортировке из больницы домой, был сброшен с носилок и в упор расстрелян шестью молодцами, поджидавшими его у дома. Больше никто не пострадал: ни санитары, переносившие носилки с больным, ни личная охрана мафиози. Именно поэтому полиция высказала предположение, что убийство было частью «контракта», заключенного между собой боссами мафии, которых давно раздражало растущее влияние де Спаданте за пределами Коннектикута. Известно, что де Спаданте, чей брат недавно погиб от руки армейского офицера майора Пола Боннера, вызывал неудовольствие своих собратьев, активно участвуя в правительственных проектах. Похоже, что мафиози, крайне раздраженные вашингтонскими связями де Спаданте, решили, что он превысил свои полномочия и стал опасен для организованной преступности.

Как бы между делом говорилось и о том, что слова майора Пола Боннера, утверждавшего, что он вынужден был убить Аугуста де Спаданте, брата вышеупомянутого мафиози, защищая свою жизнь, приобретают в новых обстоятельствах особую убедительность. Прибывший в Арлингтон военный адвокат Боннера, к которому обратились за комментариями, со всей уверенностью заявил, что убийство в Нью-Хейвене служит убедительным доказательством того, что его подзащитный оказался втянутым в междуусобную войну гангстеров и что он, со своей стороны, сделал все возможное и даже больше, чтобы защитить от покушения Эндрю Тривейна. Далее напоминалось, что мистер Тривейн является председателем подкомитета, расследующего махинации в оборонной промышленности, а де Спаданте известен еще и тем, что получал огромную прибыль от пентагоновских контрактов.

Кроме статьи, газета напечатала четыре фотографии де Спаданте – в различные периоды его деятельности. Два снимка, с интервалом в пятнадцать лет, извлекли из полицейских досье, третий изображал мафиози в одном из ночных клубов в начале пятидесятых годов, а на последнем Марио был запечатлен вместе с братом Аугустом на фоне огромного строительного крана. На лицах обоих сияли широкие, поистине цезаревские улыбки.

«Что ж, это должно было случиться, – подумал Тривейн. – Погасла жизнь, принесшая столько зла...»

С того самого дня, как он оставил Марио де Спаданте в больнице, он почти не спал. Он спрашивал себя снова и снова: а стоила ли игра свеч? И все чаще ответ был отрицательным.

Он вынужден был признаться самому себе, что де Спаданте «достал» его, поставив под угрозу его репутацию. Да, в этом итальянец преуспел. Он еще раз заставил Тривейна взвесить все «за» и «против», задуматься о ценностях, истинных и мнимых, и о той ужасной цене, которую будет вынужден заплатить. И за что? За барахло, как выразился де Спаданте. Грязь, которая выльется на его жену и детей, зальет их и оставит несмываемые следы на долгие годы.

Нет, игра того не стоила. Он не будет платить такую цену ни за деятельность подкомитета, работы в котором вовсе не добивался, ни за благо президента, которому ничего не должен, ни за конгресс, позволяющий таким вот Де Спаданте покупать и продавать его влияние. Почему он должен платить? Пусть платит кто-нибудь другой.

И вот теперь одно из составных звеньев этой цепи рухнуло. С де Спаданте покончено. Теперь снова можно вернуться к докладу, который ему пришлось переработать и пересмотреть после встречи с Гамильтоном в Чикаго.

Еще три дня назад казалось, что ничего важнее этого доклада нет. Конечно, процесс Пола Боннера отнимал много сил и времени, но тем активнее каждую свободную минуту Тривейн обращался мыслями к работе, к докладу. Тогда, три дня назад, он был уверен, самое ценное на земле – время. Необходимо как можно быстрее закончить доклад и представить его в самые высокие правительственные инстанции.

Теперь же, без особого энтузиазма поглядывая на блокноты с данными по «Дженис», грудой сваленные рядом с газетой, которую он только что прочитал, Тривейн испытывал странное чувство. Никакого желания зарываться с головой в работу, отложенную в сторону всего лишь три дня назад, не было. В общем-то понятно... Он уже столько дней переправлял души умерших через реку смерти, борясь с бурными водами, что теперь ему самому нужен покой. Хотя бы ненадолго, но он должен вынырнуть из подводного царства, глотнуть свежего воздуха.

Подземное царство «Дженис индастриз».

А может, он ошибается? Может быть, это всего лишь отчаянные попытки запутавшихся людей найти разумное решение в неразумные времена?

Часы показывали лишь четверть десятого утра, но Тривейн чувствовал, что ему пора отдохнуть. Он оставит этот день для себя. Всего один беззаботный – или свободный от забот? – день, проведенный с женой. Может быть, это все, что ему нужно? А потом, подзарядившись, он снова примется за работу...