Губернатор Коннектикута готов был предложить его место Тривейну, при условии, что тот немедленно вступит в партию. «Немедленно» означало в течение месяца. До пятнадцатого января.

Став сенатором в середине срока, он привлек бы к себе внимание всей страны. Политический плацдарм был бы ему обеспечен. Подобное встречалось и прежде, но, как правило, не с такими людьми. Неординарный человек смог бы воспользоваться столь блестящей перспективой. Форум собран, позиции можно завоевать мгновенно, с помощью силы. А уж газеты растолкуют всем и каждому, каковы убеждения Эндрю Тривейна.

Впервые Эндрю столкнулся лицом к лицу с реальностью.

Что ж, такое возможно...

А каковы, в сущности; его убеждения? Действительно ли он верит в теорию сдержек и противовесов, в независимые суждения, о которых с такой готовностью рассуждал? Так ли убежден, что возможности Вашингтона неограничены, важно лишь оградить себя от дурных влияний, вроде «Дженис индастриз»? Способен ли он направить, реализовать эти необычайные возможности? Хватит ли у него сил? Сможет ли он воздействовать на мощного противника, убедить его?

На встрече в «Д'Эсте» он неплохо поработал для госдепартамента. На конференции в Чехословакии умудрился свести вместе, казалось бы, абсолютно несовместимых противников. Но Энди прекрасно понимал, что Чехословакия – это еще не проверка. Настоящим испытанием станет для него «Дженис индастриз».

Сможет ли он заставить компанию подчиниться?

Это было испытание, которого он желал, в котором нуждался.

Когда бригадный генерал Купер вошел в камеру в Арлингтоне, Пол Боннер поднялся со стула и встал по стойке «смирно». Купер устало махнул рукой в знак приветствия, как бы предлагая Боннеру расслабиться и сесть.

– Я не надолго, майор. Меня ждут в Административно-бюджетном управлении. Вечно у них проблемы с бюджетом...

– Да, насколько я помню, сэр.

– Так садитесь же. Я не буду: и так сидел весь день. И весь уик-энд. Ездил к себе в Ратленд. Под снегом он еще красивее. Надо, чтобы вы как-нибудь навестили меня там.

– С удовольствием.

– Мне и миссис Купер было бы очень приятно.

Пол опустился на стул возле голого стального стола, оставив единственное кресло для генерала. Но тот не собирался садиться, был явно взволнован и неуверен в себе.

– Боюсь, у вас нехорошие новости, генерал.

– К сожалению, майор. – Купер посмотрел на Пола: лицо напряжено, брови сдвинуты. – Вы хороший солдат, и мы сделаем все возможное. Мы надеемся, что с вас снимут обвинение в убийстве...

– О чем же здесь сожалеть? – усмехнулся Боннер.

– Газетчики и этот мерзавец Брюс, кажется, оставили вас в покое.

– Премного им благодарен. А почему?

– Не знаю и не желаю знать. Но, к сожалению, это уже не важно.

– В каком смысле?

Купер подошел к двойному окошечку и окинул взглядом двор.

– Ваш процесс, если таковой состоится, пройдет в гражданском суде, в присутствии как военных, так и гражданских лиц. Они вас оправдают... Но как военный, вы должны предстать перед трибуналом. Они приняли решение возобновить против вас дело и добиться смертной казни сразу по окончании процесса.

– Что? – Боннер медленно поднялся со стула. Он весь напрягся, мускулы на его шее вздулись от напряжения. – На каком основании? Сколько можно?! Если я оправдан... А я оправдан!

– С вас снято обвинение в убийстве, но не в грубом пренебрежении своими обязанностями. Вы не послушались приказа, вот и нарвались на неприятности. – Купер продолжал смотреть в окно. – У вас не было никакого права там находиться, майор! Вы подвергли опасности Тривейна и его прислугу. Вы втянули американскую армию в события, находящиеся вне сферы ее действий, исказив тем самым наши намерения...

– Но это же, черт возьми, подтасовка!

– Это, черт побери, правда, солдат. – Купер резко повернулся на каблуках. – Чистая, простая правда. В вас могли стрелять в целях самозащиты, законно. Клянусь Богом, мы это докажем.

– Но у них была армейская машина. Мы можем доказать это!

– Армейская машина... В том-то все и дело! Не машина Тривейна, не сам Тривейн... Черт бы вас побрал, Боннер, разве вы не видите? Тут много чего намешано. Вы не можете больше оставаться в армии.

Пол в упор посмотрел на генерала.

– А кто собирается копаться в деталях? – спросил он, понизив голос. – Вы, генерал? Не думаю, что это подходящее занятие...

– Боюсь, что придется. С вашей точки зрения, именно я должен этим заниматься. Вас не удивляет, что я пришел к вам сюда – по собственной воле?

Боннер понял справедливость слов генерала. Все было бы гораздо удобнее, если бы Купер ничего ему не сказал.

– Зачем же вы сделали это?

– Потому что вам и так досталось. Вы заслуживаете лучшего, Боннер, не сомневайтесь, я это знаю. Что бы ни случилось, я сделаю все, чтобы... Чтобы вы могли навещать отставного офицера в Ратленде.

«Значит, генерал все же решил отойти от дел», – подумал Пол. Он уже не приказывает, а предлагает сделку.

– Значит, вы избавите меня от тюрьмы...

– Обещаю. Меня в том заверили.

– Но погоны я потеряю?

– Да... К сожалению. Такая, знаете, интересная ситуация. Придется действовать по правилам. Никаких отклонений. Мы не можем позволить, чтобы намерения армии подвергались сомнению. Нельзя, чтобы нас обвинили, будто мы кого-то покрываем.

– Опять темните, генерал. Прошу прощения, но вам это удается плохо.

– Я не в обиде, майор, вы знаете, я пытался справиться с проблемами все эти годы, последние семь-восемь лет. Похоже, не удалось. Получается только хуже. Хочется надеяться, что я сохранил одну из лучших черт людей старой гвардии.

– Вы говорили, что армия хочет от меня избавиться, убрать с глаз долой.

Бригадный генерал Купер плюхнулся в кресло, расставив ноги, – поза боевого офицера, отдыхающего в своей палатке. Так спали многие из них после тяжелого дня на огневой точке.

– С глаз долой – из сердца вон, майор... А если получится, то вон из страны. Именно так я и советую вам поступить, если военный трибунал будет отменен.

– Господи! Ведь все это было запланировано заранее, разве не так?

– Есть один вариант, Боннер. Впервые он пришел мне в голову, когда я гулял по полянке, покрытой глубоким снегом. Он показался мне не то чтобы забавным, но... Ирония судьбы, знаете ли.

– А именно?

– Вы можете получить от президента отсрочку... Отсрочку приведения приговора в исполнение. Кажется, это называется правительственная отмена. Забавно, не правда ли?

– Как же это возможно?

Бригадный генерал Купер встал с кресла и медленно вернулся к окну, выходящему во двор.

– Эндрю Тривейн, – тихо произнес он.

Роберт Уэбстер ни с кем не прощался по той простой причине, что, кроме президента и нескольких клерков штата Белого дома, никто не знал о его уходе. Чем скорее, тем лучше. Газеты объявят, что Роберт Уэбстер, три года исполнявший обязанности помощника президента, оставил свой пост по состоянию здоровья. Белый дом принял отставку, пожелав ему всего наилучшего.

Аудиенция с президентом длилась ровно восемь минут, и, выходя из Комнаты Линкольна, Уэбстер чувствовал на своей спине пристальный взгляд Первого человека страны. «Он не поверил ни одному моему слову» – думал Уэбстер. Да и почему он должен был верить? Даже правда звучала неубедительно. Уэбстер говорил, говорил, и его слова выдавали усталого, обессилевшего человека. Он пытался объяснить, что случилось на самом деле, но только больше запутывался. Все пустое. Ложь.

– Может быть, вы просто устали, Бобби? Почему бы вам не отдохнуть пару недель? – предложил президент. – Давление усиливается, я понимаю.

– Нет, сэр, благодарю вас, – ответил Уэбстер. – Я уже принял решение. С вашего разрешения, я хотел бы все-таки уйти. Да и жене здесь не нравится. Впрочем, и мне тоже. Мы хотим укрепить семью, наладить наши отношения. Но не в Вашингтоне... Я, кажется, здорово запутался, сэр, куда-то меня повело не туда.