Ночь была адская. Сумасшедшая ночь.

Именно благодаря этому чудесно выспался Роман — у Глафиры времени для него так и не нашлось. Впервые за последние дни Романа никто не беспокоил, он даже видел сны, а, проснувшись, спокойно проследовал в ванную. Глафира в то время в спальне скандалила с Пончиковым. Желтухин, прислушиваясь к скандалу и к ломоте во всех членах, по-прежнему лежал под кроватью и проклинал свою похотливость.

В ванной (под громкую ругань супругов) Роман умылся, причесался и, наткнувшись на бритвенный станок, даже побрился. Вполне довольный собой, он отправился в кухню, где вскипятил в чайнике воду и выпил чашечку растворимого кофе. После этого он вернулся на балкон, мурлыча под нос задорную песенку и внутренне констатируя, что жить у Глафиры совсем не опасно и даже приятно. В большой квартире и места больше и затеряться легче.

С этой мыслью Роман и перелез на балкон Желтухиных. Перелез, побродил по пустым комнатам… Липочки дома не было, Марьванны — тоже. И Романа, грубо говоря, потянуло в стойло. Да, у Глафиры спокойней, но ему почему-то захотелось к Липочке. Он решил вернуть свой матрас под кровать Желтухиных, каких бы хлопот ему это ни стоило. Полный благих намерений он ступил на балкон Пончиковых и… тут же был настигнут вездесущей Глафирой.

— Ты где был? — грудью тесня Романа к перилам, жарко выдохнула она.

От такого напора он растерялся и промямлил:

— Я ходил…

Но Глафира его не слушала.

— Никуда не ходи, — приказала она. — Мужа я на работу вытолкала, сейчас гостя выпровожу и за тебя примусь.

Такой посул Романа насторожил и даже напугал. Если бы он не знал, кто Глашин гость, то сей же миг перемахнул бы через балконную перегородку, не раздумывая. Но, зная, что гость — Желтухин, Роман подумал: “Подслушаю их разговор”. Привычной “тропкой” он устремился в коридор, но подслушать ничего не успел: слишком поспешно вытолкала Желтухина Глафира. Роман думал, что она, следуя обещанию, вернется к нему и, охваченный паникой собрался бежать, но Глафира стукнула в дверь гостиной и крикнула:

— Вовик, выходи! Я одна!

Прячась за портьерой, Роман изумился: “Вовик? Кто это? Любовник? Неужели еще один? И он провел здесь ночь? Ай, да Глаша! Ай, да стерва!” Но Роман ошибся.

Ошибся не в том, что Глаша стерва, а в том, что Вовик провел у этой стервы ночь. Вовик пришел утром. Пришел очень невовремя. Судите сами: измученный Пончиков митингует в спальне, там же (под кроватью) Желтухин теряет последнее терпение, а тут Вовик нарисовался ни свет ни заря. Вовик, напрочь лишенный дипломатии и привыкший рубить правду-матку в глаза самым нецензурным образом.

Разумеется, Глафира запаниковала и хотела его вытолкать, но он уходить не пожелал, ядреным матом сославшись на то, что дело чрезвычайной важности не терпит отлагательств и по телефону его обсуждать нельзя. Глафира, испугавшись шума, гостя нехотя впустила и тайно от мужа (и особенно от Желтухина) проводила в гостиную. Сейчас же, оставшись якобы одна, она вызвала его в кухню для конфиденциального разговора.

Почему в кухню?

Подальше от ушей Романа, ведь кабинет Пончикова, где Роман обретался, соседствовал с гостиной, а кухня, напротив, находилась на задворках квартиры. Глафира знать не могла, что Роман давно покинул убежище, решил подслушивать и стоит за портьерой. Когда распахнулась дверь гостиной и на пороге показался старый знакомый, “перебинтованный”-Вован, бедняга-Роман от неожиданности и удивления едва не вывалился из-за портьеры.

— На кухне, на кухне поговорим, — зашипела Глафира.

Но Вован, не дожидаясь кухни, матерно выругался и “конфиденциально” сообщил:

— Задолбал нас, Глашка, твой Желтухин и гребаная папка его!

Роман, выглядывая из-за портьеры, смотрел на покалеченного Липочкой Вована и не верил своим глазам. “Так вот кто заказал папку Желтухина! — прозрел он. — Глаша. Но зачем?”

Пока он гадал, Глафира, испуганно глянув на дверь мужнего кабинета, где по ее разумению должен был находиться Роман, зашипела:

— Че орешь?

— А ты че, не одна? — равнодушно осведомился Вован, у которого в жизни был один только страх да и тот назывался Сан Саныч.

— Одна, — солгала Глафира. — Но через стенку квартира Желтухина. Слышимость здесь офигенная. Лучше на кухню пойдем, там и выскажешься.

К досаде Романа они отправились в кухню и шептались там за закрытой дверью. Единственное, что он расслышал, две фразы, брошенные Глафирой. “Как хотите, но папка срочно нужна. Через два дня, кровь из носу, но договор надо подписывать”, — сообщила она Вовану в начале беседы. В конце же, взбесившись, Глафира закричала: “Я погибла, если не выкрадете эту сраную папку! Вам, думаю, тоже будет несладко! Ищите!”

Опасаясь быть разоблаченным, Роман вернулся на балкон. Изумленный открытием, он гадал какое отношение к делам Желтухина имеет Глафира. Каков ее бизнес? Кто партнеры ее?

Разумеется, ему многое было не ясно. Точно Роман знал одно: любым способом надо остаться у Глаши и выведать все ее тайны. Рассчитывать на Липочку здесь он не мог. Разве может она знать о делах подруги, когда пребывает в полнейшем неведении о делах собственного мужа?

Решившись остаться у Глафиры, Роман забеспокоился: “Не слишком ли я с ней был груб? Надо бы побольше уделять ей внимания, иначе она потеряет ко мне интерес”.

Он совсем не знал этой женщины. Охотница-Глафира терпеть не могла легкой добычи. Она стреляла лишь по движущимся мишеням, справедливо полагая, что здоровый зверь сам в руки не пойдет. Именно поэтому она была разочарованна, когда Роман встретил ее чрезвычайно мужским взглядом и игриво поинтересовался:

— Куда вы, Глашенька, пропали?

— Еще не пропала, но сейчас пропаду, — отстраненно буркнула Глафира, чем-то сильно озабоченная. — Мне сейчас придется уйти, — рассеянно пояснила она. — Ты как? Здесь останешься или к Липке вернешься?

Роман пожал плечами.

— Правильно, — одобрила Глафира, — здесь оставайся. Здесь спокойней. Жрать захочешь, еда в холодильнике. Ну, я пошла.

И Роман остался один. Какое-то время он гадал с чем связана перемена Глафиры, а потом решил наведаться к Липочке. К его удивлению она была дома, хлопотала в кухне и сразу сообщила, что уже вернулась с фирмы Сан Саныча.

— И почему же вы так рано вернулись? — поинтересовался Роман.

— Меня отпустили, — сообщила она и, придирчиво его осмотрев, добавила: — Вас, вижу, тоже.

Он удивился:

— Вы сердитесь?

Липочка фыркнула:

— Нет, не сержусь. Просто кто-то толковал про свою пресловутую верность.

Роман подтвердил:

— Да, толковал. И совсем не пресловутую. Я по-прежнему верен своей жене, потому что люблю ее и только ее буду любить до конца своих дней.

Липочка взбесилась:

— Ха! Заявление после ночи, проведенной у Глафиры! Какая наглость! Не-ет! Мой Ваня никогда не позволит такого себе! Он не умеет так складно врать, но зато он истинно верный муж!

— Что?!! — возмутился Роман, но вовремя остановился, сердито буркнув: — Вам видней.

— Да, мне видней! — согласилась Липочка. — Потому что есть с кем сравнивать. Ваня мигом от Глаши в командировку сбежал, зато вы отправились к ней едва ли не с песней. Просто удивительно, что вернулись сюда. Спрашивается, зачем?

— Хочу поставить вас в известность, что я останусь у Глафиры.

Услышав это, Липочка едва не задохнулась от возмущения. Пока она судорожно хватала ртом воздух, Роман, сам не зная зачем, подлил масла в огонь, сообщив:

— Там намного спокойней.

— Ах вот оно что! — закричала Липочка. — Вот она, ваша благодарность! Ради вас я жизнью своей рисковала, а вам уже с Глашкой спокойней! Поздравляю! Вы свинья! Катитесь! Катитесь туда, но ко мне больше не обращайтесь! Буду последняя дура, если хоть раз еще вам помогу!

И она разрыдалась.

“И в правду, что ли, она ревнует?” — удивился Роман и спросил:

— Почему вы плачете?