Липочка не рассердилась, даже оправдываться начала:

— Ваня — моя ошибка. Больше такого не повторится. А Леха глуп откровенно. Одни мышцы, в голове ничего: от волос только корни и все. Я случайно подслушала разговор братков, гадость они готовили. Вот я Леху и предупредила.

Роман слегка остыл.

— Лезете везде, — сердито буркнул он, вновь присаживаясь к столу. — Долазитесь, пока нос вам не прищемят. Короче, с фирмой пора завязывать.

Липочка испугалась:

— Да вы что? А как я про Ваню узнаю?

Он удивился:

— А что еще вы хотите узнать? Он кобель. Разве вам этого мало?

— Мне, пожалуй, и хватит, но у вас-то проблемы. Их надо решать. Разве не из-за вас я с фирмой связалась?

— Из-за меня, — вздохнул Роман. — Но, думаю, что пора менять тактику. Не надо вам больше там появляться. Мы сделаем по-другому. Завтра вы сходите в камеру хранения и заберете мои вещи.

— Какие вещи? — насторожилась Липочка.

— Мой чемодан. То есть, два чемодана. Там мои костюмы и вообще. Одним словом, одежда.

Она испугалась:

— Вы хотите на улицу выйти?

— А что мне остается делать? Сами вынуждаете меня. Не могу я под кроватью отсиживаться, когда вы подвергаете себя опасности.

— Раньше вас это не волновало, — напомнила она.

— Раньше и я вас не волновал, — огрызнулся он.

И призадумался, и больше не сказал ни слова. Липочка тоже молчала, размышляя куда он пойдет и чем это закончится. Роман сидел, нахохлившись, и, вытянув на столе руки, рассеянно крутил пустую чашку. Липочка вдруг заметила, что у него дрожат пальцы и с сочувствием прошептала:

— Нервишки у вас пошаливают.

— Да уж и есть с чего, — грустно усмехнулся Роман. — Из бизнеса меня потеснили, под чужую кровать загнали, жизнь висит на волоске, жена ушла в к другому. Полный абзац!

“По сравнению с ним я просто счастливица”, — ужаснулась Липочка и сказала:

— Учитывая все беды, вам, как никогда, нужно здоровье. Давайте примем лекарство. Есть у меня хорошее успокоительное. Мне, кстати, тоже не помешает.

Она покопалась в сумочке и выдала Роману таблетку. Подумав, добавила еще, пояснив:

— Стресс еще тот, одной будет мало.

— Вам видней.

Он механически проглотил обе пилюли, посидел, прислушался к себе и решительно изрек:

— Это все ерунда. Надо выпить.

Липочка растерялась:

— Выпить? Чего?

— Водочки. Есть у вас в доме?

— Да-а, где-то есть.

Она вскочила из-за стола и засуетилась:

— Сейчас посмотрю в баре. Рюмочки тоже там. А в холодильнике — лимончик. И закуска имеется.

Роман возразил:

— Не надо закуски. Лекарство натощак принимают.

— Как хотите.

Минуту спустя Липочка решительно поставила на стол бутылку и призналась:

— Знаете что, я тоже выпью. С превеликим удовольствием, хоть и жуткая трезвенница.

Роман пристально на нее посмотрел и спросил:

— А если придет Ваня?

Липочка махнула рукой:

— Кто там придет. Я слышала, что он уже практически живет у вашей загогулины.

— Кстати, — заинтересовался Роман, — а что вы ему скажете, если он все же явится?

Она пожала плечами:

— Ничего не скажу.

— И скандала не устроите?

— Бессмысленно.

— Это как-то не по-женски, — усомнился Роман.

— По-вашему: по-женски, это если глупо? — удивилась Липочка. — Какой смысл устраивать ему скандал? Я-то все знаю, но с поличным его не поймала. Конечно он будет упрямо отрицать. К тому же, если я скандал устрою, надо будет решение принимать.

— Да, придется.

— Именно. Вряд ли Ваня захочет уходить из дома. Благородством он никогда не страдал, следовательно уходить придется мне. А куда вам деваться тогда? Нет, — она огорченно покачала головой, — не надо никаких скандалов. Пока все оставлю по-старому.

Роман смотрел на нее с восхищением:

— Вы потрясающая женщина! Даже не думал, что есть такие.

— А кто это ценит? — спросила она.

— Я ценю. Наливайте. Нет, я сам лучше вам налью. За это обязательно надо выпить.

— Надо, — согласилась Липочка.

И они выпили! Потом повторили. Уже за знакомство. Потом — за дружбу. Потом за удачу. За романтику. За малиновые рассветы. За Фиделя Кастро. И за тех, кто против абортов. И за кого-то еще…

А потом пришел Ваня.

Ваня пришел и удивился: жена не встречает его в прихожей, а ведь не виделись несколько дней.

— Солнышко! — закричал он. — Ты дома?!

Роман вскочил на ноги. Точнее, хотел вскочить, но водка крепко легла на пилюли — Романа здорово развезло. Под кровать он уполз на четвереньках, но, надо признать, резво уполз.

Липочка же никуда уползти не смогла, а потому храбро встретила предателя-мужа, лежа своей пышной грудью на обеденном столе. Желтухин открыл дверь кухни и как вкопанный остановился на пороге. Он не верил своим глазам и довольно долго переваривал увиденное, а, переварив, сказал:

— Так-так-так! И что мы празднуем?

Липочка попыталась поднять лицо со стола, но не смогла и промычала нечто нечленораздельное. Как это ни парадоксально, но язык — важнейший инструмент человеческой речи — ей только мешал. Казалось, он тесно заполнил весь рот, войдя в конфликт с зубами. Липочка попробовала выплюнуть свой язык, но как бы не так — он прочно занимал свое положение, игнорируя интересы хозяйки. Липочка икнула, сдалась, оставив язык (важнейшее оружие женщины) во рту, и подумала: “Не будем разоружаться”.

Желтухин, не подозревая о проблемах супруги, попытался устроить допрос.

— А почему рюмки две? — грозно спросил он.

Липочка тоненько (как могла) захрапела.

“Гиблое дело”, — решил Желтухин и, взвалив на плечо тело жены, отнес его в спальню. Бросил на кровать и, почесывая в затылке, отправился к Глаше.

— Ты с женой моей не пила? — строго спросил он.

— Не-ет, — растерялась Глафира.

Из-за спины ее вынырнул Пончиков и завопил:

— А ты такой холодный, как айсберг в океане, и все мои печали проходят стороной…

“Та-ак, — подумал Желтухин. — Пончиков уже на ногах не стоит. Неужели с ним пила моя Липочка?”

— Пончиков, ты с кем пил? — поинтересовался он.

Пончиков повел себя нагло.

— А я отчитываться не обязан, — заявил он. — Ты мне не жена. И все мои печали проходят стороной, — еще громче грянул он.

— Че орешь, оглашенный? — рассердился Желтухин.

— Да, я оглашенный, — согласился Пончиков. — А каким еще я должен быть, после жизни с Глашей? Зато ты, Ивашка, облипленный.

— Почему это? — удивился Желтухин.

— Потому, что жена твоя — Липа. — И он заржал: — Я оглашенный своей Глашей, а ты облипленный своей Липой. А он такой холодный… — снова грянул Пончиков, чрезвычайно довольный своим остроумием.

Глафира пожала плечами, мол ничего не знаю, мой-то всегда на рогах. Впрочем, она подозревала с кем пила Липочка. Чуть раньше Глафира расстроилась, не найдя на своем балконе Романа. Однако сдавать подругу она не решилась, еще не совсем разобравшись выгодно ли это ей.

Не получив на вопрос ответа, Желтухин отправился домой. Он был очень расстроен. “Вот оно, начинается, — зудело в голове. — То, чего всю жизнь боялся, пришло. А все работа проклятая. И жены чужие. За своей некогда приглядеть. Душа не на месте. Сердце барахлит. Темперамент мой дает сбои… Э-хе-хе…”

Он раздел хмельную супругу, заботливо прикрыл ее одеялом и, буркнув “завтра разберемся”, потопал в кухню чинить следствие. Там ему разбередила душу пустая бутылка. И вопрос не давал покоя: “Почему рюмки две?” Сильно настораживал беспорядок в кухне и особенно две пустые коробки из-под тортов. Неужели солнышко наплевало на диету? Не может быть!

Бедняга уронил свое тело на стул и долго пребывал в задумчивости, отчаянно охая и вздыхая: “Завтра поговорим, завтра поговорим…”

Вообще-то Желтухин не собирался оставаться до завтра: зашел с женой повидаться да сообщить ей, что уезжает в длительную командировку — Ниночка Загогулина ждет-пождет его, предвкушая сладкую ночь. Но теперь, когда в семье такой беспорядок, ни о какой загогулине не могло быть и речи. Желтухин решительно придвинул к себе телефон, набрал номер и грустно признался: