Через несколько дней после начала учебного года Устинов написал в министерство четвертое письмо:
Правила приличия требуют от меня написать Вам. Меня принудили уйти из системы образования Ваши помощники не совсем умными действиями.
Теперь я не связан подчинением и ничем Вам не обязан. Но я должен Вам заявить вполне определенно…
В тех действиях, которые были применены против меня довольно странным образом, я не обвиняю Вас. Наоборот, я уверен, что Вы умышленными действиями были введены в заблуждение и за это должен нести ответственность Ваш инспектор. Это вполне определенно».
2. Справка инспектора Елкина
Письмо было получено, и через несколько дней в Сарапул выехал новый инспектор — Иван Васильевич Елкин. Исследовав работу школы № 1, он написал справку.
Существовал некогда в нашей критике иронический термин «лакировочная литература». Когда после справки инспектора Елкина перечитываешь письма учителя Устинова, они кажутся… лакировочной литературой.
Инспектор Елкин, обнаружив новые, неизвестные Устинову неприглядные факты, полностью, до единого, подтвердил и те, что были изложены в его письмах. Два из них заслуживают более подробного рассмотрения на более широком фоне жизни. Читатель, видимо, помнит, что Устинов много раз откладывал письмо министру и послал его лишь после того, как на уроке был избит учитель немецкого языка Герцен. Герцену Якову Григорьевичу семьдесят лет; общественность города отметила 50-летие его педагогической деятельности, местная газета опубликовала — с портретом — сердечную статью о нем.
Ученик восьмого класса Герасимов пожелал во время урока выйти: то ли покурить ему захотелось, то ли пообщаться с товарищем, которого за несколько минут до этого бесконечно добрый и терпеливый Герцен вынужден был удалить из класса. Герцен не позволил Герасимову покинуть класс, а когда тот направился к выходу, загородил дорогу. Герасимов сильным ударом в лицо отшвырнул учителя.
Герцен упал. Герасимов вышел — курить и общаться.
Из объяснений Герцена Я. Г.:
«…это не был организованный удар, нет, он поступил безрассудно, не соображая, что делает мне больно. Может, и я в чем-то виноват. Не надо было мешать ему покинуть класс. Это не был организованный удар…»
Растерянность учителя делается понятной после ознакомления с афоризмом житейской мудрости, высказанным Т. Я. Твердохлебовой (учительницей русского языка и литературы) на том собрании, где обсуждалось «поведение» жены Устинова: «Если учителя избивают, ему не место в школе». (Полный текст афоризма: «Как я позволю, чтобы меня избили! Если учителя избивают…») Герцен «позволил».
«Это не был организованный удар…»
Второй, заслуживающий более подробного рассмотрения факт: выдача Широковой подложных документов жене сына для поступления в университет. И характеристика (отличная), и копия с соответствующей записью из трудовой книжки в личном деле Широковой Н. И. удостоверяют, что она работала старшей пионервожатой в школе № 1. Оба документа подписаны и. о. директора школы Строевой. На обоих печати. Однако достаточно сопоставить подписи Строевой на этих документах с ее подписями на остальных, совершенно бесспорных, чтобы и без соответствующей экспертизы стало ясно — они подделаны. (Да и сама Строева заявляет, что ничего подобного никогда не подписывала.) Печати же подлинные. Как выяснилось, Широкова Н. И. пионервожатой в школе не работала. В ее личном студенческом деле можно найти письменную работу по литературе — сочинение на тему «Настоящий учитель».
«Учитель! Как много значит это слово в нашей стране. Вот мы пришли в первый класс. Прекрасно помню свою первую учительницу, ее морщины у ласковых глаз. Как много она сделала для нас, для меня… Вот и стала перед нами, перед будущими учителями, задача воспитать в себе настоящего учителя, УЧИТЕЛЯ С БОЛЬШОЙ БУКВЫ».
По настоянию инспектора Елкина подлог обсуждался на собрании в школе. Директору был объявлен выговор. При этом ни один человек не выступил. Коллектив безмолвствовал. Зато при обсуждении «дела Устиновых», как мы помним, активность была высокой.
Но неужели, неужели тогда не нашлось ни одного учителя, который бы с фактами и аргументами защитил Устиновых?!
Если бы не нашлось ни одного, излагать эту историю было бы чересчур тяжело. Но нашелся один. Точнее, одна Русинова Валентина Анатольевна.
Рассказывая о педсовете, я не упомянул о ней, не дал строк из ее выступления, резко отличавшегося от речей остальных учителей, потому, что это отдельная тема. Отдельная человеческая судьба. И говорить о ней надо не попутно, не мельком, а самостоятельно и подробно.
«В средней школе № 1 Русинова Валентина Анатольевна работает преподавателем английского языка сразу же после окончания университета. Валентина Анатольевна очень добросовестный работник, много лет является членом месткома, к своим обязанностям относится ответственно…»
«Мы рассчитывали, что вместе с ними (Устиновыми) уйдет Русинова, а она не уходит. Русинова в школе изолирована от коллектива. Она должна уйти. Она незрелый человек, ей нельзя доверять воспитание детей. Учить наших ребят могут только педагоги с чистой совестью, честные и правдивые…»
Месячный заработок Русиновой до выступления на педсовете — около 200 рублей.
После выступления — 100 рублей (из-за уменьшения часов и ухода с классного руководства).
3. Учительница Русинова
Русинова Валентина Анатольевна родилась в ноябре 1941 года. Через месяц мать получила похоронку и осталась одна с шестью малолетними детьми на руках. Мать Русиновой совершенно неграмотна, она и сейчас едва расписывается…
Валентина Анатольевна окончила школу по соседству с той, где работает сейчас, а потом и университет. Она отлично овладела английским языком, полюбила педагогическую работу и вернулась в родной город — в школу № 1.
Читая коммунистические газеты США, Канады Англии, она на уроках английского языка рассказывала о жизни мира. А как классный руководитель она посвящала тематические часы беседам о совести, о долге, о самовоспитании. Тезисы бесед записывала в толстую общую тетрадь.
«Совесть — нравственное сознание, нравственное чутье или чувство в человеке, внутреннее сознание добра и зла, тайник души, в котором отзывается одобрение или осуждение каждого поступка, чувство, побуждающее к истине и добру, отвращающее от лжи и зла. Какое строгое слово, даже суровое слово!
…не должно быть чужих хат, чужих дел, судеб…
…поведем сегодня разговор о гражданском долге. Оставим пока в стороне обстоятельства чрезвычайные, исключительные. Вглядимся в нашу будничную, повседневную жизнь, чтобы в самых простых поступках обнаружить нечто весьма значительное, если эти поступки подсказаны совестью и долгом гражданским!»
«То, о чем писал наш товарищ в министерство, соответствует действительности. Многое в нашей школе в самом деле недоделывается…»
«…еще я сказала на педсовете: вообще не нужно думать об Устинове, что вот он написал письмо в министерство, собрав факты, и поэтому плохой человек. Он и раньше выступал с критикой на педсоветах, говорил о недостатках, но, видя, что это не помогает, обратился с письмом к министру. Конечно, никому это не нравится… После педсовета моя бывшая учительница, которая сейчас работает в этой же школе, сказала: „Валя, чего тебе не хватает? Тебе всегда дают заработать, о тебе я только слышу хорошие отзывы, я помню тебя хорошей ученицей, ты успешно закончила университет, вернулась в родной город, учи спокойно ребят, не лезь в эти дела“. Но чему я стану учить, если буду молчать, когда вижу несправедливость?»
